Летчик лихо положил старенький скрипучий «остер» на крыло, и все передо мной закружилось, как в бешеной карусели: мертвая желтизна пустыни, черный, угрюмый конус пирамиды Хирена, смятые и навеки застывшие красноватые складки гор, широко разлившаяся река с пальмами, торчавшими из воды. Потом на миг все замерло, снова встало на место; мы стремительно начали снижаться, едва не задев за крону пальмы. Летчик обернулся и что-то весело крикнул. Но я не слушал, жадно всматриваясь в приближавшийся берег, где быстро вырастали перед нами такие же серые, как пески вокруг, глиняные кубики домов.

«Странное чувство, словно возвращаюсь домой», — подумал я. Но анализировать свои ощущения было некогда. Самолет коснулся колесами земли, резво подпрыгнул, словно надеясь снова взмыть в небо, затрещал, заскрипел и остановился в густой туче удушливой пыли. А когда пыль осела, нас уже успела окружить толпа горластых ребятишек. К самолету подбегали сотрудники экспедиции. Мелькнуло украшенное роскошными усами улыбающееся лицо Ахмета, раиса наших рабочих.

Я с трудом выбрался из тесной кабины на крыло, десятки дружеских рук помогли мне спрыгнуть на землю.

— Ахлан ва сахлан, йа эфенди!

[1]

— несколько раз кланяясь и прижимая руки к белой галабии, сказал подошедший раис. — Мабрук! Мабрук!

[2]

Перебрасываясь на ходу отрывистыми вопросами, мы пошли в лагерь, окруженные почетным эскортом любопытных мальчишек.

Утром за завтраком я, нарочно утрируя детали, рассказал о своем забавном ночном приключении, по давнему экспедиционному опыту хорошо зная, как полезно начинать рабочий день с улыбки.

А сделать нам нынче предстояло немало. Посовещавшись, мы решили свернуть все работы в селении и отправиться в разведочный поиск по ближайшим окрестностям: может быть, все-таки посчастливится обнаружить какой-нибудь памятник древности, затерявшийся в песках и скалах? Эти пустынные просторы были почти совсем не исследованы археологами. Прежние экспедиции вели раскопки главным образом по берегам Нила.

Я сам наметил сегодня внимательно осмотреть напоследок все раскопы. Хозяйственные ямы не представляли особого интереса, их десятками находят на месте каждого древнего поселения. Но в могилах, даже и давным-давно ограбленных, могли сохраниться хоть какие-нибудь предметы. Ведь грабители не были специалистами-археологами. Их интересовали только ценности, золото, а медная сережка или простенькое колечко вполне могли закатиться куда-нибудь в уголок погребальной ямы и там сохраниться.

Утомительно было лазить из ямы в яму под неистово палящим солнцем. Комбинезон у меня пропылился насквозь, в глазах рябило, пальцы — основной «инструмент», которым я разгребал песок, одеревенели и не гнулись. А все тщетно: ни одной, даже пустяковой находки.

— Ладно, вижу, что вы хорошо тут все подчистили и без меня, — сказал я Павлику, неотступной тенью шагавшему за мной из раскопа в раскоп. — Остальное осмотрим после обеда.

Странно, что один случайный, брошенный вскользь Вудстоком вопрос, в котором, собственно, не было ничего особенного, так растревожил меня. Но он воткнулся занозой, и пирамида Хирена теперь не выходила у меня из головы. Может быть, оттого, что я нет-нет да задумывался о ней нередко и прежде, и теперь вопрос Вудстока заново растревожил мои мысли?

Вправду ли с пирамидой Хирена все обстояло так просто и ясно, как считали многие и как я старался уверить себя?

Обнаружить первому эту пирамиду посчастливилось в 1912 году нашему земляку, русскому египтологу Василию Павловичу Красовскому. Может показаться странным, что она так долго оставалась неизвестной, — ведь пирамида не иголка. Но ее никто и не искал в здешних краях: все пирамиды, давно открытые и описанные археологами, находятся в нижнем течении Нила, поблизости от древних столиц — Мемфиса и Фив. А к тому же пирамида Хирена была ловко замаскирована строителями под природный холм. Она невысока, всего около пятнадцати метров, почти до самой вершины засыпана песком, да Я верхушка ее имеет неправильную форму, скорее напоминающую скалу, разрушенную ветром. И только Красовский впервые заинтересовался этой скалой, торчавшей из песка, и, к своему удивлению, обнаружил, что такую форму ей, несомненно, придали человеческие руки и, вероятно, вовсе не случайно, а именно в целях маскировки.

Тогда Красовский начал раскапывать песчаный бугор и нашел под ним настоящую пирамиду из громадных глыб местного песчаника.

Это открытие поразило всех египтологов. Начались споры о том, кто и почему именно построил такую странную пирамиду в далеком, глухом месте, среди песков Нубийской пустыни. Кто в ней погребен?

Я рассказал подробно всю историю, но как-то не уверен, сумел ли объяснить, почему же она так занимала мои мысли.

Пирамида пуста. Все уголки ее подземных переходов облазил и изучил покойный Красовский. Позднее, уже в тридцатых годах, ее обследовала экспедиция англичанина Кокрофта и не смогла ничего прибавить к тому, что мы уже знали. Так что, разрабатывая план исследований важнейших исторических памятников в зоне затопления, ее не включили в список. В самом деле: искать больше в пирамиде нечего, а переносить ее на новое, более высокое место бессмысленно. Для того чтобы сохранить представление о ней, достаточно очень точной и изящной модели, которая находится в Каирском музее. Видимо, загадочной пирамиде так и суждено скоро скрыться в волнах разлившегося Нила и навсегда унести с собой свою тайну…

Но вот как раз мысль об этом и не дает мне покоя. И, хорошо понимая всю безрассудность и тщетность своего поступка, я все-таки не могу удержаться и перед выходом на разведки в пустыню решаю осмотреть пирамиду Хирена. Зачем? Ну, хотя бы просто попрощаться с нею…

Убирая посуду после завтрака, Ханусси вдруг спросил меня:

— Вы хотите пойти туда, в Дар-аль-Гуль?

Мы отправились в путь рано, едва забрезжил рассвет. Но на базарной площади уже сидели женщины в черных мешковатых мелайях, разложив перед собой нехитрый товар: овощи, связки плодов манго, корзины из тростника, — их крышки в точности повторяли форму древних боевых щитов, изображения которых сохранились на фресках. Седая старина была живучей и на каждом шагу давала о себе знать в этой древней стране.

Мы миновали огороды, потом большой пустырь, раскинувшийся вокруг селения, — здесь еще была хоть какая-то растительность в виде чахлых колючих кустов и валявшихся далеко друг от друга диких арбузов, пустых внутри, словно мячи. А потом перед нами раскинулась настоящая пустыня, ее унылую плоскость лишь подчеркивала смутно темневшая вдали невысокая гряда Нубийских гор.

Два наших «доджа» бойко бежали по этой равнине без всякой дороги. Барханов тут не было, и плотно слежавшийся песок отлично держал машины. Только посвистывал ветер, сначала приятно прохладный, бодрящий, но постепенно раскалявшийся под лучами быстро поднимавшегося солнца и уже не приносивший никакого облегчения.

Проводником мы взяли пожилого бедуина, по имени Азиз, одного из наших рабочих. Он объездил всю пустыню на сотни километров вокруг и знал здесь каждый камешек.

Мы ехали уже третий час, а горы все отступали, оставались такими же далекими и размытыми. Кто знает: может быть, именно там, в горах, и спрятана настоящая гробница Хирена? Он, наверное, отлично знал свои родные края и выбрал для нее местечко поукромнее.