Помещениями небезы были богаты. Квартирный кризис они переживали только один раз — 500.000 лет назад, во время контр-социалистического переворота, когда победители-везы, отчаянно уплотнив побежденных, сами разместились более чем с комфортом: каждый вез занимал по дворцу. По мере вымирания узурпаторов, искусственно — посредством чудовищных мер — разряжалась плотность остального населения. В результате — через 20–30 лунных лет острота квартирного кризиса "благополучно миновала", — как выразился везовский официоз, и с тех пор на этой планете не знали, что значит не иметь помещений для жилья.

Последняя революция, снова поставив у власти народ, дала ему возможность еще просторней расположиться в многочисленных "небоскребах" и дворцах. Но и теперь еще пустовали целые кварталы на заселенном полушарии Луны, не считая давно покинутых жилых строений внутри планеты. Андрею и Никодиму, как они ни протестовали, отвели в знак особого расположения к ним громадный трех'этажный особняк, стоявший наверху 60-этажного "небоскреба".

— Ну, что ты будем делать с ним? — растерянно вопрошали приятели, привыкшие на Земле жить в одной скромной комнатке, вполне достаточной для помещения их небольшого имущества и их самих. А тут, лишь для того, чтобы более или менее подробно ознакомиться с новой своей квартирой, потребовалось несколько дней…

Долгий был разговор между друзьями по поводу книги веза Айрани. Никодим не особенно был расположен верить повествованию чудесной книги. Андрей горячился, доказывал, как мог, полную приемлемость везовской истины.

Для усиления аргументации он сделал даже экскурсию в область земной истории:

— Древние астрологи, составлявшие гороскопы по звездам, чтобы открыть своим властелинам их судьбу, не были ли первыми, дерзновенно проникшими в тайны Вселенной? — вопрошал он. — Не руководствовались ли они теми же соображениями, что изложены в книге мудрого веза?…

Весь нос сигары состоял из базитированного, прозрачного стекла, и Андрей мог свободно наблюдать за дорогой.

Тьма, окутывающая полушарие Луны, через две минуты осталась позади, и "сигара" уже мчалась в потоках ярко блиставшего солнца. С каждой секундой последнее становилось все меньше и меньше.

Три раза "сигара" проносилась в тени встречных планет. Мельком видел Андрей кольца Сатурна и вспомнил, что эта планета от Солнца на расстоянии 1 1/2 миллиарда верст.

Прежде чем решиться на дальнейший полет — на очереди по плану веза стояла Земле № 3, переживавшая 2022 год, — Андрей без цели промчался несколько раз кругом земного шара, даже не интересуясь его видом.

Он был погружен в глубокие думы.

На земле № 2, оказалось, события развивались иначе, чем на родной планете. Такие большой важности моменты, как связь с революционной Луной, связь, которую можно было бы установить, если бы судьба Андрея II совпадала с его судьбой, — такие моменты в истории Земли № 2 отсутствовали. Следовательно, в вычисления веза или вкралась ошибка, и он не точно указал двойника Земли № 1, или же вообще жизнь Вселенной не повторяет целиком своих комбинаций, а делает многообразные отклонения, рисуя по общей канве неодинаковые узоры.

Устал Андрей — спит крепко; не слышит, как чья-то воровская рука шарит снаружи по окну. Не видит, что стекло уже вырезано и другая рука отщелкнула шпингалет…

Проснулся он лишь тогда, когда в комнате очутилось трое бородачей в масках и когда рот его был туго заткнут тряпкой и крепко перевязан жгутом.

Задыхаясь, открыл Андрей глаза и судорожным усилием мышц стряхнул с себя двух незнакомцев… В это мгновение третий спокойно приставил к его виску холодное дуло револьвера.

Вечер. Что-то не клеится сегодня моя работа. Нет настроения, и надежда на перемену его при мягком свете электрической лампочки не оправдалась.

В досадном раздумьи сижу за столом, механически грызу ручку пера, но ничего но выгрызается.

Жена и дети — в театре. Люблю, грешным делом, это время. Никто не мешает сосредоточиться; отдаться целиком плавному, спокойному течению творческой мысли: ни обычная суета жены по хозяйству, ни шаловливые крики детей, ни хлопанье дверей, ничто не врывается диссонансом в работу напряженной мысли.

Остаток испорченного вечера, ночь и весь следующий день были проведены мною под знаком наисквернейшего самочувствия.

Нужно ли говорить, что подготовка к лекции, как и сама лекция, ясное дело, не состоялись.

Нужно ли говорить, что я, словно маятник, колебался между двумя крайними побуждениями. То хотел плюнуть на все и отдаться покорно предопределенной мне свыше судьбе, то хватал шапку и намеревался бежать в милицию, "Угроз" и даже… страшно сказать, в то учреждение, которое с первого дня своего славного существования наименованием своим всегда приводило в сотрясение все фибры моей души, не говоря о теле… Я хотел бежать в Чеку…

Шел 7-ой час вечера. До сих пор под предлогом научных занятий я скрывался от проницательных глаз жены в своем кабинете. Метался из угла в угол. Придумывал выходы — один другого фантастичней… Время текло с чудовищной быстротой! Прав Эйнштейн, говоря об относительности понятия времени…

Ровно в 9 часов вечера прозвучал энергичный звонок. Так же энергично отозвалось на него мое сердце. Дверь пошел открывать сам. (Жену и детей я заблаговременно услал в кино).

Четырехугольный. Он же Джек. Руки в карманах, взгляд заостренный, движения осторожные, недоверчивые… Настоящий "Джек Потрошитель"!..

Первые его слова:

— Вы были в Чеке?..

— Никак нет-с, — отвечаю скорбно иронически.

Я никогда не был в Америке и, надеюсь, никогда больше не буду.

Кто говорит, что Нью-Йорк — не город, а чудо? Чудо техники, чудо архитектуры, культуры и пр. и пр.? Кто это говорит? — Не верьте. Своими глазами видел: ничего подобного и ничего особенного!..

Когда находишься в воздухе на высоте двух тысяч метров, то Нью-Йорк прежде всего остров, вытянутый с запада на восток и занимающий в длину, без окрестностей, около 180 километров.

С высоты 500 метров он уже раздроблен на сотни островов и островков, — будто не отделился от общего материка, а упал с неба и при падении разлетелся на кусочки; — изрезан лентами рек и зигзагами заливов; оцеплен, опоясан, пересечен бесчисленными наземными и подземными железными дорогами; окутан клубами дыма и тумана, заполнен грохотом стали, железа, чугуна, воем гудков, сирен, звонков и людей.

Вот вам первое впечатление; самое беспристрастное и при том, как видите, самое невыгодное. Отмечу только, чтобы оставаться до конца беспристрастным, что меня немного поразило с упомянутой высоты в виде этого современного Вавилона, как его называют.

Я отлично успел выспаться задолго до прихода цилиндров. Выспаться, собраться с мыслями и обдумать ситуацию.

— Ситуация наша неопределенно-туманная, — сказали мои юные друзья, очень удачно выразив в этих словах наши действительно не весьма четкие перспективы.

Все-таки развинченность моя несколько умерилась; не настолько впрочем, чтобы я, подобно ребятам, стал предаваться радужных мечтаниям.

А они так солидно освоились с новым положением, будто здесь родились и выросли. Никакие мои увещевания относительно полной непригодности данной обстановки для игры в чехарду, для громкого пения грузинских (и каких бы то ни было) песен, для борьбы и других милых развлечений, никакие мои увещевания на сей счет не действовали. Словно взбесились ребята!

Едва-едва успели они привести в порядок комнату: поставить на место разбросанные и опрокинутые стулья, на столе ликвидировать несколько хаос; едва успели занять свое убежище под кроватью, створка скрипнула и появился четырехугольный.