Дома, по комнатам тяжело носила изработанное тело свое Анфимьевна.

— Схоронили? Ну вот, — неопределенно проворчала она, исчезая в спальне, и оттуда Самгин услыхал бесцветный голос старухи: — Не знаю, что делать с Егором: пьет и пьет. Царскую фамилию жалеет, — выпустила вожжи из рук.

Самгин попросил чаю и, закрыв дверь кабинета, прислушался, — за окном топали и шаркали шаги людей. Этот непрерывный шум создавал впечатление работы какой-то машины, она выравнивала мостовую, постукивала в стены дома, как будто расширяя улицу. Фонарь против дома был разбит, не горел, — казалось, что дом отодвинулся с того места, где стоял.

«Свершилось, — думал Самгин, закрыв глаза и видя слово это написанным как заголовок будущей статьи; слово даже заканчивалось знаком восклицания, но он стоял криво и был похож на знак вопроса. — В данном случае похороны как бы знаменуют воскресение нормальной жизни».

Думалось лениво и неутешительно, мешали Митрофанов, Лютов, мешало воспоминание о Никоновой.

Часть текста (от начала до слов: «Тишина росла, углублялась, вызывая неприятное ощущение…», стр. 98 настоящего тома) впервые опубликована в журнале «Звезда», 1930, №№ 1–4, январь — апрель. Полностью напечатано отдельной книгой одновременно издательством «Книга», 1931, и ГИХЛ, М. 1931.

К работе над третьей частью М. Горький приступил, очевидно, со второй половины февраля 1928 года, после окончания второй части.

В начале 1930 года, посылая рукопись части третьего тома «Жизни Клима Самгина» редактору журнала «Звезда», В. М. Саянову, М. Горький писал:

«Вот Вам обещанный материал.

Не мог прислать его раньше, потому что случилась идиотская история: весною, уезжая в Москву, засунул куда-то рукопись второй редакции и — не нашел ее. Принужден был работать с черновиком, восстановляя вторую редакцию по памяти…» (Архив А. М. Горького).