Каждый человек живет надеждой. Но значение надежды в жизни большинства людей возрастает во времена кризисов, которые переживают общества в периоды ломки одного, отжившего строя и становления другого, нового. Чтобы не отчаяться, не поникнуть волей, разумом, духом, чтобы не утратить желание бороться и жить, народ должен хотя бы в общих чертах знать, что ему предстоит делать для преодоления кризиса, понять его причины. Без такого знания нет реальной надежды, побуждающей к поступкам, а не ждущей, когда все само собой устроится, — что, по сути, всегда вело к утрате народом, нацией и государством исторической перспективы, к постепенной деградации и распаду.

Драматизм переживаемого сейчас Россией и нашим народом периода исторически неизбежен — и это надо понимать, — но в значительной мере обусловлен политическим вырождением всех без исключения лидеров, которые всплыли на поверхность после Перестройки. Одни из них, в их числе Президент, откатились от позиций политического авангарда революционных процессов до ролей марионеток для набравших мощь торгово-спекулятивных и финансово-ростовщических сил, влияние которых растет с ростом ничем не сдерживаемого коммерческого капитала; и своими кровными устремлениями удержаться у власти любой ценой они выродились в клику, ускоренно теряющую понимание и поддержку породившего их класса, становление которого происходит на базе коммерческих интересов. Эти лидеры с неизбежностью ведут страну к параличу государственной и исполнительной власти. Другие политики держатся на плаву благодаря интуиции, инстинктам, при частичном или полном интеллектуальном невежестве. Они оказались неспособными осознать происходящее, предложить реальную программу борьбы за продвижение страны вперед, скрывая отсутствие таковой программы за склоками, сварами, пустопорожней болтовней. Они не желают признать, что окажутся ненужными новому классу, пока невидимому как крот, но набирающему день ото дня волю к наступательному действию, чтобы прийти в ближайшем будущем к власти. Этот новый класс отбросит их в лучшем случае на вторые-третьи роли.

Что же это за класс? На какие политические силы он обопрется в утверждении своей власти?

Об этом классе будет сказано ниже. Рычаг же, на который он обопрется в деле спасения страны, будет радикальным национализмом. Из тех, кто способен чувствовать дыхание истории, мало кто не ощущает, что Россия стоит на пороге подъема русского национализма как важнейшей политической силы, которая в какой-то период предстанет самой важной политической силой в стране. Силой властной и единственной объединяющей общество, единственной внутриполитической реальностью.

Если отбросить в сторону паутину лжи и благоглупостей, в которых запутались даже светлые умы, то истина предстанет во всей своей наготе: в России произошла буржуазная революция и начался революционный длительный процесс гигантской трансформации социал-феодального режима, каким, по сути, был в экономических и общественных отношениях режим коммунистической диктатуры, в социал-капиталистическую экономическую и общественную систему, то есть в следующую за феодализмом историческую формацию.

Непреодолимый кризис коммунистического режима — сначала экономическая фаза, а затем и политическая — был порожден, в первую очередь, тем, что режим этот оказался не в состоянии создать динамичный, способный к быстрому саморазвитию правящий класс, какой обещали создать идеологи либерального, позже диктаторского коммунизма. Правящий класс бывал динамичным только под гнетом страха. Исчезал страх, и правящий класс постепенно деградировал в неповоротливую, ничем кроме карьеристских интересов не побуждаемую к саморазвитию и самоорганизации массу. Масса эта становилась все определеннее инертной и неуправляемой.

Перестройка, проведенная М. Горбачевым, должна была демократизацией и гласностью преодолеть это противоречие. Она поразительно напоминает знаменитые в современной истории Италии реформы, которые в начале века проводил премьер-министр Джолитти. Напоминает как по причинам, так по характеру и следствиям. Но об этом ниже. Сейчас важно понять, что либеральный феодализм, даже революционный по задачам, — а идеологический и практический коммунизм был одной из форм его, — для своего выживания в современной истории создававший либерально-полуфеодальные, или вернее социал-феодальные, диктатуры, везде терпел и будет терпеть крах. Он, в конце концов, выявлял полную неспособность в век буржуазных отношений породить правящий класс с такими жизненными интересами, какие побуждали бы его к динамичному саморазвитию.

Итогом буржуазных революций всегда было создание внутриполитических условий для полного высвобождения двух интересов: коммерческого и промышленного. Только эти интересы нацеливают на получение прибыли — основы накопления капитала и улучшения жизни для самых энергичных и предприимчивых. Только они дают основание для создания множества рабочих мест в условиях бурной урбанизации страны, когда пролетариат, рабочий класс, инженеры и служащие могут выжить только при достаточном наличии этих самых рабочих мест. Именно эти два интереса, несмотря на жестокий эгоизм и преступления, ими порождаемые, в конечном счете, способствуют наиболее быстрому накоплению национального богатства, национального капитала и, в конечном итоге, — процветанию. И, как следствие, ими создаются материальные основы для проведения государством реального, а не декларируемого либерализма в практику внутриполитической жизни общества.

Прежде чем приступить к рассмотрению внутренней логики борьбы коммерческого с промышленным интересов в самый ожесточенный период их столкновений на примере первого десятилетия развития политических процессов после классической для анализа Великой французской революции, весьма поучительно сначала взглянуть на уникальный пример схваток этих интересов в перспективе почти двух столетий до нее, когда промышленный интерес в качестве двигателя общественных и государственных процессов только выходил из пеленок, рожденный из потребностей делания прибыли в мануфактурном производстве, когда он только еще взрослел и наращивал мускулы.

Как известно из школьных курсов истории, капиталистические отношения зарождаются в недрах феодального общества. В 1600 году в Англии была образована Ост-Индская коммерческая компания. Эта частная торгово-спекулятивная компания, благодаря поразительно высокому дивиденду на вложенные деньги, очень быстро привлекла в свои операции огромные средства, в том числе и вложения английской аристократии, знати, в результате этого компания постепенно превратилась во влиятельную политическую организацию. Она смогла добиться права на собственный аппарат власти для управления и грабежа захваченных государством колониальных территорий на азиатском Востоке. А с 1623 года сконцентрировала свою деятельность в Индии. Дивиденды компании достигали двадцати процентов годовых в серебре и золоте, денежных единицах достаточно высокой устойчивости. Поэтому неудивительно, что с начала английской буржуазной революции в 1640 году, затем в обстановке хаоса гражданской войны и растянувшейся почти на полстолетия политической и экономической нестабильности, становление Ост-Индской компании как политической организованной силы только ускорилось. Аристократы, богачи и спекулянты пристраивали капиталы в ее деятельность и стремились отдалить ее от политических смут в самой Англии. В 1661 году Ост-Индская частная торговая компания получила право вести войну и заключать мир. В 1686 году — чеканить монету, иметь военно-полевые суды, полностью распоряжаться своими войсками и флотом. То есть фактически она превратилась в государство, но государство особое, современное, буржуазное, главным побудительным интересом к деятельности которого был коммерческий, только торгово-спекулятивный интерес. К чему же это привело как колонии, так и саму Англию?

Для законсервированной в отсталости Индии наряду с утверждением в практике экономических отношений примата буржуазных ценностей, революционизирующих развитие страны, вскоре быстро приняла размах и характер трагедии диктатура одних лишь торгово-спекулятивных интересов Ост-Индской компании. Этой компании оказалось невыгодным развивать производство в колониях. Более того, выгодно было разрушать там любое производство, ибо это обеспечивало максимальный объем торгово-спекулятивных операций при посреднических поставках сырья из колоний в Европу, а изделий европейского ремесленного и мануфактурного производства в колонии! Как следствие, быстро расширялись — и завоз самой ничтожной мелочи из Европы; и упадок товарного производства в колонизируемой Индии, где происходило разорение сельского хозяйства из-за пагубных изменений в его структуре, во всех аграрных отношениях, которые приспосабливались исключительно под цели сырьевого придатка английской, но, в первую очередь, более развитой европейской мануфактурной и прочей производственной деятельности. Результат не замедлил проявиться. Вскоре очевидными становились гибель колониального ремесленного производства и обнищание колоний без всякого просвета на лучшее будущее, физическое и культурно-духовное вырождение древнейших созидательных цивилизаций, какое они не знали и при самых диких завоевателях.

Но может быть за счет этого началось процветание английского народа? Так нет же! Такое усиление влияния коммерческого капитала на жизнь Британии, ширящийся гнет коммерческого капитала привели к застою в промышленном развитии, стали причиной того, что развитие буржуазных общественных отношений в этой стране растянулось на полтора столетия.

Великая буржуазно-демократическая революция во Франции высвободила для политической борьбы за власть все самые энергичные силы французского народа на иной ступени хозяйственного развития, на значительно более радикальной идейной и идеологической базе, чем та, которая имела место быть во времена начала буржуазной революции в Англии. Антагонистические противоречия коммерческого и промышленного интересов проявились жестче, непримиримее, в сжатые сроки. Во-первых, потому что в стране не было сравнимой с английской Ост-Индской, то есть своей торгово-спекулятивной компании, удаленной в колониях, со своим аппаратом управления на местах и с огромными возможностями наживаться на трансконтинентальных посреднических операциях, услугах. Французский торгово-спекулятивный, коммерческий интерес взрастал на собственно французской почве, зависел в первую очередь от грабежа своего народа, — оттого его устремления установить контроль над властью, подчинить ее своему диктату были более императивными, более беспощадными и бескомпромиссными, требования вседозволенности объявлял он в напряженнейшей обстановке внутриполитической борьбы более организованных классов. Во-вторых, промышленное производство накануне революции было достаточно развитым, чтобы его наемные работники, с одной стороны, и предприниматели, с другой стороны, могли предъявлять свои политические требования к ходу революции, заметно влияя на ее события.

Все последующие буржуазные революции в Европе, в европейских державах протекали по французскому “сценарию” из-за сходства в принципиальных, вышеуказанных предпосылках, поэтому следует остановиться на этом “сценарии” поподробнее. Это тем более важно, что аналогично будут развиваться процессы и в России.

Буря революционных событий в 1789 году до основания потрясла и разрушила крупную колониальную державу, которой была феодальная по структуре власти и экономических отношений Франция. Декларация о правах человека, искренние лозунги Свободы, Равенства, Братства развалили государство на ряд провинциально-автономных политических образований, которые требовали все большей независимости от Парижа в проведении местной политики. Единый французский рынок товаропроизводителей постепенно деградировал, связь с колониями, откуда завозилось сырье и куда сбывалась значительная часть продукции, оказалась разорванной, попытки ее восстановить были хаотичными, редкими, зависящими от непредсказуемых случайностей. Что не замедлило ударить самым сокрушительным образом по промышленному интересу, по промышленности как таковой. Одновременно растущий дефицит товаров первой необходимости породил безудержную спекуляцию. Торгово-спекулятивный, ростовщический, бандитско-воровской капитал рос как на дрожжах, изо дня в день набирал силу. Пока одни насмерть боролись за принципы, за великие общественные идеалы, другие — вся сволочь, чужеродная французскому обществу, его истории, культуре, традициям — бросились безудержно наживаться, образуя ударные отряды торгово-спекулятивного, коммерческого интереса. Наживались на всем: на припрятанных раньше товарах, на спекулятивных поставках необходимого продовольствия и оружия революционной армии, на безнаказанных взятках и казнокрадстве, на грабеже и захвате собственности бывших владельцев, феодальной знати, на бандитизме. В эти бандитские, торгово-спекулятивные, ростовщические и тесно связанные с ними воровские интересы вовлекались чиновники, члены Конвента, высокопоставленные деятели исполнительной власти, комиссары с чрезвычайными полномочиями. Порядок и государственное сознание размывались даже в среде непрерывно разраставшихся по численности чиновников. По свидетельству иностранных наблюдателей того времени и тех событий взяточничество и разложение в чиновничьей среде приняли такой размах, что эту среду, совершенно равнодушную к государственным интересам и общенациональным задачам стали рассматривать как особый слой третьего буржуазно-революционного сословия. В обстановке наступления иностранных войск остановить этот хаос разложения, повальной деградации морали, нравственности, культуры государственного сознания смогла только железная диктатура, Террор Робеспьера. Этот Террор не был закономерностью, он был конкретно-историческим явлением в тяжелейших внешнеполитических условиях наступления реакции, когда буржуазную революцию надо было спасать от нее же самой, от демонов, которых она породила и выпустила на волю, а потому на нем не стоит останавливаться. Закономерностью было то, что торгово-спекулятивный, коммерческий капитал и тесно связанные с ним силы чиновничества были по сути своей разрушительными, не выносили и не желали терпеть на своей шее никакой узды, никакого, кроме

Переворот 9 термидора (27 июля 1794 года), казнь Робеспьера и его сторонников среди руководства исполнительной власти, жестокое подавление выступления низов в их поддержку явили собою установление режима диктатуры коммерческого капитала. Вся внутренняя политика, отношения с другими странами оказались подчинены торгово-спекулятивному интересу, ростовщическому произволу.

Экономический и общественно-политический кризис в середине прошлого века в США был в своей основе следствием морального кризиса торгово-спекулятивной и финансово-ростовщической элиты, которая доминировала в среде буржуазного класса страны со времени получения независимости от Британской империи. Уникальная для прошловековой истории этой страны диктатура А. Линкольна потому и стала возможной, что это была по сути диктатура набиравшего силу промышленного интереса, который не мог дальше развиваться без кумулятивного удара по всем путам, мешавшим окончательному становлению общеамериканского буржуазного общественного сознания. Гражданская война Северных штатов с Конфедерацией полуфеодального Юга стала лишь следствием установления диктатуры промышленного интереса. Промышленной буржуазии, быстро набиравшей экономическую и политическую силу в Северных штатах восточного побережья, в ее задаче индустриализации огромной страны потребовалось новое качество внутригосударственного порядка, общественного буржуазного порядка в сложившихся традициях широких свобод. Такой порядок оказался возможным лишь с уничтожением пережитков рабовладения и феодализма, а так же с уничтожением всех форм дикости и отсталости среди индейских племен, которые мешали развитию транспортной инфраструктуры, отвлекали человеческие и материальные ресурсы от собственно индустриализации на борьбу с индейцами или за контроль над ними. По этой причине с победой над рабовладельческим и полуфеодальным Югом государственная машина и после гибели Линкольна пролонгировала гражданскую войну, начав тотальный террор против индейцев, окончательно и бесповоротно снимая индейский вопрос с ранга проблемы внутренней политики, как проблемы постоянной и разрушительной угрозы складывавшемуся рынку товаропроизводителей.

Именно с Линкольна начался этап становления американского национального самосознания, воспитания молодежи в духе белого расового национализма, воспитания в духе гордости национальным флагом, своей страной, государственными символами. До Линкольна был смешанный из разных европейских этносов американский народ. После Линкольна этот народ стал преобразовываться в нацию, в национальное буржуазное общество. Это явилось политическим основанием и главной предпосылкой последовавшего бурного промышленного развития всей страны, создания мифов о динамизме и энергии американской нации, ее изменяющей форму мира предприимчивости.

Диктатура Линкольна

У США знамя страны, которая стала мировым центром антагонистической борьбы между коммерческим и промышленным интересами за власть, за революционное развитие буржуазно-капиталистических преобразований, приняла Италия. Она вернула в Западную Европу политический динамизм, в Италии пробудилась интеллектуальная энергия буржуазии, её воля к действию по принципиальному переустройству общества, социологизации общественных отношений и изменению мира под новые исторические задачи, которым потребовалось новое качество буржуазного государства.