Едино просих от Господа, то взыщу:

еже жити ми в дому Господни вся дни живота моего,

Разговор не клеился. Павел Степанович Смагин — глава семейства — сидел за столом, тупо уставившись в чашку с остывшим чаем и механически помешивая ложечкой давно растворившийся сахар. Если бы кто увидел его в эту минуту, никто бы не узнал, не поверил, что это был он, а не кто-то другой: растерянный, обескураженный, даже испуганный. От прежнего Смагина, которого боялись все — и друзья, и враги: решительного, жесткого, расчетливого, готового к любому риску, любому тактическому маневру — не осталось ничего. Он сидел в своем любимом кресле — с высокой спинкой, больше напоминавшем царский трон, низко опустив голову, ссутулившись, не оставив и следа от своей богатырской осанки, внушавшей невольное уважение всем, кто видел этого недюжинного человека.

— Прекрати, на нервы действует, — Любовь Петровна — жена Смагина — забрала у него чайную ложку, не выдержав ее нескончаемое скольжение по фарфору.

— Прекратил бы, да не прекращается, — тяжело вздохнул Павел Степанович, еще ниже опустив голову и тупо глядя на остывший чай.

— И успокойся, противно смотреть на такого.

В дверях гостиной показалась фигура стройного молодого мужчины.

— Что тебе, Выкван? — повернулся Смагин.

— Хозяин, хочу напомнить, что через полтора часа у вас намеченная встреча с людьми из центра, — тихим, но четким голосом сказал тот. — Машина сопровождения и охрана будут через сорок минут.

— Спасибо, — Павел Степанович одним глотком допил свой чай и встал из-за стола. — Пойдем собираться. Заодно расслабь мне голову, от всех этих проблем и разговоров она у меня как чугунок.

Они поднялись наверх, где был рабочий кабинет Смагина. Павел Степанович сел в кресло перед огромным полированным столом из дорогих пород красного дерева и прикрыл глаза. Выкван подошел к нему и сделал несколько пассов ладонями над головой.

— Прикройте глаза и расслабьтесь, — так же тихо, но четко сказал он. — Мне нужно настроиться на ваши колебания.

Смагин выполнил просьбу и сразу ощутил прилив тепла, исходящего от ладоней.

— Так, так, хозяин, сейчас я освобожу вас от лишнего груза.

Надежда отказалась от услуг личного водителя Павла Степановича и его охраны, а решила добираться до Никольского монастыря так, как добиралась всегда — обычным рейсовым автобусом. Прихватив с собой маленький термос с горячим чаем и булочку, проехав десятков пять километров, она вышла на пустынной остановке посередь поля и знакомой тропинкой пошла вдоль леса прямо к сверкавшим вдалеке золотистым куполам. Погода вполне отвечала приподнятому настроению девушки: над ее головой разлилась безбрежная синева весеннего неба, легкий ветерок гонял по нему стайки белых барашек-облачков, все вокруг дышало пробуждением и обновлением природы. Надежда перепрыгивала через небольшие лужицы, еще скованные тонкой коркой льда, и это добавляло ей радости еще больше. Ей вспомнились строчки одного из любимых стихотворений, и она в полный голос начала читать их:

Через поле знакома дорога

Утром к храму меня поведет,