Прошлое имеет на нас такое влияние, какое мы ему позволяем иметь. Поэтому каждый из нас сам выбирает, что хранить в своем сердце: убитых или живых, сгоревшие в пожаре дома и улицы или уцелевшие ему назло…

Улица, по которой одиноко шла Марта, была совершенно пуста. Моросящий дождь и порывистый колючий ветер загнал последних прохожих под крыши в дома и уютные кафе, мерцавшие в этом холодном и неуютном вечере теплыми огоньками. То, что Марта сейчас ощущала в своей душе — совершенное одиночество, пустоту и холод — вполне отвечало унылой погоде и темноте, обступившей ее со всех сторон.

Возле зеркальной витрины она на мгновение остановилась, чтобы взглянуть на себя. Кисло усмехнулась: припухлые от слез веки, такие же опухшие губы, потекшая с ресниц тушь… Марта вытащила из маленькой сумочки косметичку, взяла оттуда тюбик алой губной помады и жирным крестом перечеркнула свое отражение в сверкающем стекле. А потом, кинув помаду назад в сумочку, не спеша пошла дальше.

«Какая ж ты сволочь, — она снова вспомнила Гонзу, его нагловатую улыбку и недвусмысленные намеки на то, что между ними все кончено. — Какой подлец, мерзавец…».

Пустота, царившая в ее душе, стала быстро наполняться яростью и злобой, готовыми выплеснуться новыми слезами. Марта взяла себя в руки, стараясь не отдаться нахлынувшим на нее неприятным воспоминаниям. Чтобы успокоиться, она опять остановилась, достала сигарету и, повернувшись спиной к ветру, чиркнула зажигалкой. Но порывы ветра гасили огонек, пока Марте это не надоело, и она, скомкав так и не раскуренную сигарету, бросила ее в решетку канализации на обочине мостовой.

…Марта сидела на кухне и не спеша маленькими глотками допивала абрикосовый сок из холодильника. Она любила этот вкус еще с детства, когда гостила у бабушки, а та угощала ее сочными золотистыми плодами: летом свежими, прямо с огромного раскидистого дерева, что растет напротив окон, а в остальное время года — компотами из тех же абрикос. Марта особенно любила собирать их сама, когда спелые абрикосы падали прямо на землю, тут же трескаясь и пуская ароматный сок. Тогда маленькая Марта, забыв о том, что мама и бабушка заставляли ее мыть каждую поднятую с земли, вытирала их лишь краем платьица и тут же совала себе в рот, одну за другой, тем же платьицем вытирая сок, струившийся уже прямо с уголков губ.

«Сколько же можно спать? — подумала она, глядя на часы, показывавшие десять утра. — Как эти русские умеют пить, я теперь хорошо знаю. А вот сколько они любят спать?..».

Она снова стала перебирать в памяти подробности вчерашнего вечера — от размолвки с Гонзой до встречи в парке с этим вдрызг пьяным русским.

Марцелы не было дома. Она предупредила, что выходные проведет с Янеком на даче у кого-то из его новых друзей, и пораньше выпорхнула на улицу, прихватив с собой легкую джинсовую куртку и зонтик. Марта, напротив, совершенно не представляла, чем заняться на уикенд. Надежды на то, что она махнет куда-нибудь с Гонзой, рухнули, как и вообще планы на их совместное будущее. Единственное, чего ей хотелось сейчас, несмотря на утро, — поскорее выпроводить этого пьяницу, а потом хорошенько выспаться, забыв обо всем, что продолжало терзать ее душу при первом же воспоминании о размолвке с Гонзой.

…Несмотря на то, что утро выдалось пасмурное и накрапывал дождик, в городском парке было людно. Работали детские аттракционы, негромко играла музыка, под навесами кафе сидели посетители, наслаждаясь ароматом утреннего кофе.

Марта прошла мимо того места, где ночью увидела пьяного незнакомца. Следов борьбы там уже не было видно: на этой лужайке стайка детей гоняла мячик, заливаясь веселым смехом и радостными криками.

«Дернуло меня пойти по этой аллее, — думала Марта. — Теперь попробуй объясни кому-нибудь, как и почему этот русский очутился в моей постели, да еще вдрызг пьяный, грязный и избитый. Лучше бы сразу вызвать полицию, так нет, решила проявить милосердие».

Когда она пришла в клинику, доктор Недамански как раз сдал дежурство и собирался домой. Марта обрадовалась этому, потому что он считался душой всего коллектива, умел понять проблемы каждого, не участвовал в сплетнях и пересудах про своих коллег. Его преклонный возраст — под 60 — не мешал ему быть очень общительным, веселым, совершенно безобидным человеком. Сотрудники клиники часто делились с ним своими секретами, зная, что доктору Недамански можно довериться.

Доктора Недамански в городе все хорошо знали и уважали. Поэтому договориться открыть дверь номера, где жил Алексей, и забрать его вещи не было проблемой. Пока Марта укладывала в большую дорожную сумку одежду, доктор аккуратно сложил раскрытый на столе ноутбук, а потом взялся за сумку, набитую фотоаппаратурой. Кроме двух фотокамер Canon, тут было три мощных объектива, фотовспышка и разная мелочь, назначение которой мог объяснить только сам Алексей.

— Ого, какая тяжелая! — доктор Недамански повесил репортерскую сумку себе на плечо. — Надо быть настоящим атлетом, чтобы таскать такую тяжесть.

Потом он подошел к дверце сейфа, встроенного в стену, и, набрав комбинацию цифр, написанную на листочке бумаги Алексеем, открыл ее. Внутри лежал загранпаспорт, журналистское удостоверение, несколько тысяч крон, пару тысяч евро и банковская кредитная карточка. Все это доктор Недамански сложил в отдельный пакет и спрятал в ту же сумку, где лежала фотоаппаратура.

Они еще раз осмотрели комнату, чтобы ничего не забыть, и поехали назад.