Соломон Кейн вскочил с груды сваленных в углу шкур, служивших ему постелью, пытаясь в кромешной тьме найти свое оружие. Его разбудила не бешеная дробь тропического ливня, стучавшего по крыше хижины, и не яростные раскаты грома — вопли ужаса и боли, пронзительный лязг стали доносились сквозь шум и грохот тропического шторма. По-видимому, в деревне, где англичанин укрылся от разбушевавшейся стихии, происходило что-то страшное — набег или облава. Соломон Кейн лихорадочно пытался понять, кто именно мог напасть на мирную деревню ночью и в такой ужасный шторм. Его рука наткнулась в темноте на пистолеты, лежавшие тут же, на шкурах, но он не стал их брать. В такой ливень это просто бесполезные игрушки — порох мгновенно намокнет, стоит лишь выйти за порог хижины.

Забыв про шляпу и плащ, Кейн бросился к двери и резко распахнул ее. Яркая вспышка молнии, которая, казалось, прорезала все небо, на миг ослепила его, но затем он увидел безумное, хаотичное мелькание человеческих фигур в просветах между хижинами и сверкающие отблески огня на лезвиях мечей и топоров. Теперь он отчетливо слышал пронзительные крики ужаса чернокожих жителей деревни и гортанные воинственные кличи на каком-то незнакомом ему языке. Кейн пробежал несколько шагов вперед, высоко подняв меч над головой, и вдруг почувствовал, как рядом с ним метнулась чья-то тень. Он резко остановился и взмахнул мечом, но в это мгновение новая ослепительная вспышка молнии лишила его возможности увидеть врага. Соломон невольно зажмурился, обрушив удар наугад в пустоту. Открыв глаза, он успел лишь увидеть занесенный над его головой огромный меч. Снова вспыхнул огонь, который был во сто крат ярче молнии. Сознание затуманилось, и мрак чернее ночи в джунглях поглотил его...

Соломон Кейн очнулся, когда первые лучи солнца едва тронули бледным светом потемневшие от дождя джунгли. С трудом приподнявшись, он сел в липкой грязи неподалеку от своей хижины. Со лба его сочилась кровь, а голова раскалывалась и гудела, но Кейну все же удалось приподняться и оглядеться по сторонам. Дождь, по-видимому, давно прекратился, и небо было совершенно ясным, без единого облачка. Над деревней висела тишина — зловещая, гнетущая тишина, — и англичанин вдруг осознал, что теперь эта деревня — обиталище Смерти. Повсюду — на улицах, в дверях и внутри хижин — лежали тела мужчин, женщин и детей, некоторые из них были изрублены на куски, что говорило о какой-то запредельной жестокости и бессмысленности нападавших. По-видимому, они убили почти всех жителей, а если и захватили кого-то в плен, то лишь немногих. Они не взяли никакого оружия, принадлежавшего их жертвам, и ничего из утвари или орудий труда. Соломон Кейн понял, что набег совершили представители какой-то более цивилизованной расы, которых совершенно не интересовали ни примитивные копья, ни топоры и ничего из того, что было произведено руками грубых крестьян. И все же, как обнаружил через некоторое время англичанин, кое-что они взяли — слоновую кость, в большом количестве имевшуюся в деревне, а также его меч, пистолеты, кинжал и сумки с патронами и порохом. Прихватили неведомые захватчики и палку Соломона с заостренным концом, причудливой резьбой и набалдашником в виде кошачьей головы, которую подарил англичанину его друг Н'Лонга, колдун с Западного побережья. Пропали также шляпа и плащ.

Кейн стоял посреди мертвой деревни, мучительно размышляя о причинах, вызвавших эту кровавую резню, но ответа не находил. Он пришел в деревню предыдущей ночью, весь промокший, и попросил пристанища у жителей, которые радушно приняли его, щедро поделившись своими скромными запасами пищи. Из разговоров с ними Соломон понял, что сами они не очень много знали о земле, на которой жили, так как поселились здесь относительно недавно, изгнанные со своих мест более могущественными и воинственными племенами. Они были простым и миролюбивым народом, и в сердце Кейна зажглись ярость и ненависть против неизвестных варваров, так жестоко расправившихся с безобидными и беззащитными людьми. Внезапно он вспомнил, как яркая вспышка молнии осветила на мгновение лицо того, кто напал на него, — лицо белого человека! Но ведь Кейн знал, что в этих местах не могло быть белых людей, даже кочевники-арабы появлялись лишь в сотнях миль отсюда. Соломон не успел разглядеть одежду чернобородого, хотя теперь смутно припомнил, что выглядел он как-то не по-местному причудливо, да и длинный прямой меч в его руке говорил о том, что эти люди пришли откуда-то издалека. Кейн взглянул на грубую неровную стену, окружавшую деревню, на бамбуковые ворота, обломки которых теперь валялись в грязи, и вдруг заметил широкую утоптанную тропу, уходящую в джунгли. Оглянувшись в поисках какого-нибудь оружия, он увидел лежавший неподалеку грубый крестьянский топор и взял его. Соорудив из широких листьев некое подобие шляпы, чтобы защитить голову от палящих солнечных лучей, Соломон Кейн вышел через сломанные ворота и направился по следу неведомых убийц, ведущему в джунгли.

Под гигантскими деревьями, укрывавшими землю от ливня, след стал заметнее, и Кейн, присев на корточки, стал вглядываться в разбухшую рыхлую почву. Он ясно различил отпечатки сандалий, — их было больше, но попадались и следы босых ног, говорившие о том, что часть жителей все же захвачена в плен. По-видимому, если нападавшие и понесли потери, то тела своих убитых они взяли с собой. Скорее всего, они уже очень далеко: Кейн старался идти как можно быстрее, не останавливаясь, но так и не увидел никого впереди за целый дневной переход.

Сознание медленно возвращалось к Соломону Кейну. Очнувшись, он обнаружил, что лежит на меховой постели, сооруженной из шкур животных, в какой-то большой комнате. Обведя глазами незнакомую комнату, Кейн увидел, что стены, пол и потолок в ней каменные, а единственное окно плотно закрыто. У двери стоял крепко сложенный чернобородый стражник, очень напоминавший того, с кем Соломон дрался на вершине плато.

Пошевелившись, Кейн почувствовал, что шея, запястья и лодыжки туго скованы цепями; цепи замыкались в массивном кольце, прикрепленном к стене. Как ни странно, его раны были аккуратно перебинтованы. Не успел Соломон как следует поразмыслить обо всем, как в комнату вошел раб, неся поднос с едой и вином. Кейн лишь скользнул взглядом по чернокожему рабу, но не сделал никакой попытки заговорить с ним. В вино было явно подмешано какое-то зелье, и англичанин вскоре заснул крепким сном.

Когда он проснулся спустя несколько часов, то обнаружил, что все его раны перебинтованы заново, а у дверей стоит уже другой часовой — точно такой же мускулистый, чернобородый и закованный в доспехи с головы до ног.

На этот раз Кейн почувствовал себя сильным и отдохнувшим после сна. Он с нетерпением ждал прихода раба, чтобы порасспросить его об этом странном городе и его обитателях, но вдруг услышал скрип сандалий в коридоре и замер, не сводя глаз с массивной, обитой железом двери.

В комнату вошла группа людей в длинных черных плащах, с гладко выбритыми лицами и головами. От них тотчас отделился и встал поодаль высокий человек в шелковом одеянии с золотым поясом, с иссиня-черными волосами и бородой, с хищным крючковатым, как у ястреба, носом. В его взгляде Кейн заметил высокомерие и пренебрежительность, свойственные всем представителям этой расы. Его голову украшал золотой обруч с причудливой резьбой, а в руке он держал золотой жезл. Группа бритоголовых вела себя по отношению к нему с раболепствующим почтением, и Кейн подумал, что это или король, или верховный жрец города.