Бледное светило медленно катилось на отдых, и болотные сумерки по-хозяйски окутывали лес, опушку, гасили отблеск ядовито-оранжевых вод реки, прятали от глаз противоположный берег и мусорную свалку на нем. В скупых лучах заката еще можно было различить отдельные большие предметы, но уже с десяти шагов стволы деревьев словно растворялись в затхлом смоге. Темнота сгущалась, водители включили фары, и машины на дороге за рекой казались быстрыми желтыми метеорами.

Стараясь не хлюпать чересчур громко и укрываясь от случайного взгляда за буйными зарослями репейника, Ракита вышел на берег. Потом, инстинктивно выбрал укромное место за старой ржавой цистерной и осторожно огляделся. Успокоенный тишиною, Игорь присел на мятый молочный бидон и снял сапог. Пока перебирался с одного берега на другой, за голенища набралось воды, и теперь она неприятно пощипывала кожу. Не спеша выкрутил мокрые носки, переобулся и, прикрываясь полою плаща, с наслаждением задымил первой на этой планете папиросой.

Привычные движения помогали настроиться, войти в образ, почувствовать себя аборигеном. Возвращается грибник домой. Подустал за день, ноги гудят от хождения, вот и присел покурить. А, может, с женой поругался? Потому и не спешит домой, оттягивая неприятную минуту.

Разработанный аналитиками план никуда не годился, это было ясно даже им. Но кто упрекнет людей, составляющих модель поведения, не имея при этом ни малейшего представления об истинном состоянии дел. Как не гарантировал успеха ни один из вариантов, которые Ракита постоянно прокручивал в голове, с момента высадки. Единственное, чем обличенные властью и большими звездами начальники могли помочь Игорю — это вручить разведчику карт-бланш на любые действия. И — высочайшую индульгенцию при любом исходе дела. Чтоб не давила на плечи ответственность, не сковывала движений. Хотя, и это всего лишь традиция, пасы шамана перед обесточенным прибором. Нет и не могло у него быть права на ошибку…

«Глупый набор слов… Право на ошибку… — хмыкнул Ракита в такт собственным размышлениям. — Можно подумать, что за всю историю разведки, хоть у одного, засылаемого в тыл врага, агента такое право имелось. Тем более, что цена провала — собственная жизнь».

Улица Непобежденных упиралась в центральный вход в Четвертый парк Виктории, что около Северных казарм, и располагалась в старом квартале с узкими улочками, старинными фонарями, которые, однако, давали достаточно много света, и низенькими двух- или трехэтажными зданиями. В отличие от упорядоченных и закатанных в бетон и асфальт центральных площадей, тут еще можно было увидеть одинокие кусты, деревья и даже — цветники.

Восемнадцатый дом из неоштукатуренного красного кирпича, даже среди невысоких соседей выглядел карликом со своими двумя этажами, без мансарды, единственным входом и крохотным балкончиком. Зато витрина бакалейного магазина на первом этаже сверкала яркими красками и рядом с серыми стенами и темными шторами на окнах всех домов приковывала взгляд, как озорная барышня, что прогуливается парком под надзором суровых и степенных тетушек.

Руководствуясь логикой, Игорь высчитал, что кроме парадного подъезда, который одновременно служил входом в магазин, должна быть еще какая-то дверца для своих. Потому что строя дом, хозяин должен был позаботиться, чтобы ему самому и его гостям не доводилось находиться под постоянным присмотром любопытных соседей и покупателей.

Но обойдя домик вокруг, он не обнаружил второго входа и уже было решил, что ошибся в своих расчетах, когда заметил в одном месте небольшую щелку между кирпичами и нарушенный рисунок кладки.

«Вход, кажется здесь… Но как отворить потайные двери, не зная секрета. Они же, скорее всего, на биологическом замке, а биополе я не мог изменить…».