Хотите жить спокойно? Не делайте родным сюрпризов.

Сотни раз я с удовольствием слушал и сам рассказывал в кругу друзей анекдоты из серии 'Возвращается неожиданно муж из командировки', но никогда не думал, что сам могу попасть в похожую ситуацию. Вот только не надо этих саркастических ухмылок! Слава Богу, Аллаху и прочим Буддам, я еще не женат и никакая, непредусмотренная уставом, растительность не препятствует мне в ношении фуражки и нормативном надевании противогаза… Родители на юга укатили.

Собственно, мог бы догадаться: жара, воняющий расплавленным асфальтом и выхлопными газами город, а значит — вполне обосновано возникающее у любого разумного существа стремление сблизиться с природой. Мой контракт заканчивался только в сентябре, так что: сам виноват. Надо было предупредить заранее.

Но я не хотел. Пришлось бы давать подробные объяснения, рассказывать о ранении. Зачем мать зря тревожить? Выслушивать нотации, что если б я их послушался, и не валял дурака… Тем более, что ранение только в документах числится, а на самом деле — пустяк, царапина. И семи дней не прошло, как я уже его не чувствовал. Зато изменения погоды, теперь, лучше любого метеоцентра могу предсказывать.

Короче, пользуясь затишьем в своей Alma Mater, оба профессора, уехали к морю, квартиру закрыли, ключи — из-за отсутствия тварей, которых надо кормить, и вазонов, которые надо поливать — никому из знакомых не оставили. Ну, а я — уезжая на два года, свой комплект, оставил дома. Созвонившись с родителями и узнав, что отдыхать они намерены еще целых десять дней, я принял единственно верное в этих обстоятельствах решение. Подождать их возвращения в деревне.

Яичница яростно шипела и шкварчала, требуя моего немедленного вмешательства. Оголодавший организм — тоже. Но я не торопился. В моей жизни редко выдавались моменты, когда можно было понежиться, вспоминая сновидения, а не вскакивать по команде 'Подъем!'. Сон, кстати приснился очень необычный, вполне соответствующий данному историческому моменту.

Будто бы я поселился где-то на Адриатике. И на мой личный остров, прямо по морю приезжает старенький, бортовой ЗИЛ-157, с песком. А сопровождают спецгруз мои погибшие товарищи. И когда я спросил у ребят с удивлением: 'Зачем мне здесь песок?', они вполне серьезно объяснили: 'Чтоб ностальгия не замучила'. Попом парни споро разгрузили машину и аккуратно засыпали весь мой островок, поверх местного, 'родным' песочком. Потом развели большой костер, попрощались, пожелав удачи, и друг за дружкой, словно в двери, ушли в огонь, — оставив меня наедине с жарко полыхающим пламенем бездымного костра. Я долго смотрел на игру его языков и искр и никак не мог понять: чего мне хочется больше — подойти ближе и погреться, или развернуться и уйти. В ту сторону, откуда явственно доносилось журчание небольшого водопада…

— С добрым утром вас, Владислав Твердилыч, проснулись уже? Ну, так подымайтесь. Пока умоетесь, я и стол накрою… Сегодня, извиняйте, завтрак скромный. А как мужики припасы подвезут, я вам борщ сварю и пирогов напеку…

Звонко цокотавший голосок был мне незнаком, но вполне мил. С эдакой, приятной слуху, легкой картавинкой. Повернувшись на бок, я увидел, хлопочущую у печи, женскую особь. Если только местные мужики, не носят платья и не повязывают головы платками. Брр… От одной только мысли об этом, меня передернуло. А незнакомка ухватила с плиты сковороду и развернулась, давая мне разглядеть разрумянившееся личико. В общем-то, как и большинство мужчин, я плохо разбираюсь в приметах, позволяющих безошибочно определять женский возраст, но так, навскидку, ей было около двадцати. А если судить по задорному блеску зеленых глазищ, то и того меньше.

Девушка мило улыбнулась и еще раз поздоровалась.

Пещеру прозвали Одноглазой из-за овального отверстия, расположившегося над зевом на уровне чердачного окна. Примерно так рисуют циклопов. А в старинном фильме, кажется, про Руслана и Людмилу, тоже нечто похожее изображалось… И если сам лес все же немного отличался от воспоминаний детства, то пещера была точь-в-точь прежней. Собственно, и к роще мои претензии, носили скорее косметический характер. Потому что среди привычных грабов, дубов, берез, ольхи и сосен я не заметил деревьев неизвестной породы. Или — не опознал… Меня больше, напрягал тот факт, что зеленые насаждения выглядели как садово-парковая зона, доверенная присмотру армии садовников, а не как положено диким зарослям. Это наводило на мысль, что лес не принадлежит обществу. И хозяин хоть и разрешает крестьянам пользоваться хворостом и валежником, сурово наказывает за порчу и воровство деловой древесины. А главное — мой прежний опыт общения с людьми в лампасах, был устойчиво негативным. Обычно, после появления на горизонте подобной фигуры, ставали калеками или умирали хорошие парни.

Во, куда меня занесло…

Стою в нескольких шагах от пещеры, внутри которой притаился смертельно опасный зверь. Людоед! И при этом рассуждаю о сложностях феодального быта и вредоносности генералитета. А с другой стороны, почему бы и не отвлечься? Таинственного хищника пока не видно, даже зловония, от гниющих остатков трапезы, присущего норе любого крупного мясоеда пока не ощущается. За спиной у меня, всего в каких-то ста шагах, ближе не подобраться — учует, на деревьях две дюжины умелых лучников. Я — в крепком, не чета средневековому железу, доспехе и меч в руке совсем не игрушечный. С верным АК и тем более 'Абаканом', которыми в отличие от обоюдоострой стальной полосы я умею неплохо пользоваться, не сравнить, но все ж не школьная указка. Да и задача мне сегодня поставлена скорее спринтерская, чем фехтовальная. Авось и выгорит?.. Стометровку я еще со школы на 'отлично' бегаю…

Ладно, пофилософствовали, и будет, — пора отрабатывать выданный обществом аванс.

Кое-как соблюдая осторожность, я стал приближаться к пещере. Странно, но в эти минуты я ощущал себя не бойцом и даже не охотником, а всего лишь участником глупого розыгрыша. Возможно из-за того, что глядел на все сквозь призму воспоминаний? А они настоятельно убеждали меня в том, что я сто раз лазил здесь, играл с товарищами, прятался от непогоды. Как-то даже приотстал с подружкой на время от односельчан, собирающих малину. Может, именно поэтому я никак не мог представить себе, что внутри этой уютной пещерки, вернее просторного грота, притаилось нечто ужасное. Неведомый зверь, уже убивший нескольких людей…

Дом встретил меня тишиной и пустотой.

Наверняка оповещенная беспроводным телеграфом типа ОБГ (одна баба говорила) о победе деревенского ополчения над супостатом в лице, пардон, морде Адского Пса, одна штука и последующим омовением, еще раз пардон, — обмыванием вышеназванной виктории… Странно, никакой такой Виктории я в кружале не заметил? Или все-таки была? Короче, Склифосовский! О чем это я, собственно? Наверно не надо было пить последнюю кружку. Или — надо? Вот вопрос! Гамлет отдыхает… Тот самый, который прынц Датский… А причем тут принц? Точно — ни при чем… Нечего свои косяки на других переводить. Судя по всему, моя хозяйка решила не портить себе впечатление о… кстати, о ком? Ах, да — обо мне же!.. Е-мое… Давненько я так не уплывал. Воздух тут другой, что ли?

— Если б только воздух… Тут, Владислав Максимович, все другое…

— Во, уже сам с собой вслух говорить начал, — я кое-как острыми галсами добрался до лежанки и тяжело рухнул в постель. — Совсем покрытие отъезжает…

— Бывает. Верес, наверно, угодить хотел, вот и не отстоянного пивка вам подлил.

'Утро красит ярким светом…'

Именно так начиналась каждая новая глава в интереснейшей книге, — без автора, начала и конца, — зато зачитанной до дыр всем личным составом отдельной… Теперь уже не важно. Так вот, в том увлекательном романе одному парню тоже несладко пришлось в другом мире. Но, в отличие от меня, ему по ходу движения, все время какие-то бонусы, очень в тему выпадали. Вот бы мне хоть парочку тех умений, помимо навыков, приобретенных в рядах вооруженных сил. Хотя, кажется, я вчера прикупил неплохую карту к своему раскладу. Во всяком случае — хуже точно не стало. А, если прислушаться к собственным ощущениям, не пеленгующим даже фона от бодуна, то даже лучше.

— Доброе утро, Владислав Твердилыч!

О, это ко мне. И что характерно, утро и в самом деле доброе. Уж своему-то опыту утренних побудок я могу доверять с достоверностью до третьего знака после запятой. Пивка засосали почитай ведро, а ныне голова ясная, как у сдавшего экзамен студента. Если прислушаться, то наверняка свист гуляющего в пустоте сквозняка можно услышать.

— Завтракать будете? Или рассолу подать?

Староста наверное влез в окно. Во всяком случае вчера, прежде чем забраться на ложе к Листице, я лично подпирал дверь лавкой.

Во как надоела мне эта крестьянская непринужденность и вытекающие из нее внезапные визиты. Совсем никакой личной жизни. Не дом, а проходной двор. В казарме хоть дневальный предупреждал… А тут — заикой стать можно. Открываешь глаза в объятиях красотки, после бурно проведенной ночи, а напротив кровати, прям как у себя, — сидит за столом Ярополк свет Титыч, потягивает чего-то из кружки и выжидательно смотрит на тебя. С эдакой легкой укоризной во взгляде. Мол, ну сколько ж можно? Поимей совесть. Я вона уже битый час о добре общественном радею, а ты все прохлаждаешься.

Мысленно высказав старосте все, что я думаю о нем и его бесцеремонности, я сладко потянулся и перевернулся на другой бок. Спиной к непрошеному гостю.

— Кх-кх… — похоже, старосте хватило вчерашнего общения с моим реверсом, и теперь он требовал: взглянуть правде-матке в глаза.

— Ну, до чего же ты, Титыч, назойлив… — проворчал я, разворачиваясь обратно. — Прям, как муха. Не видишь разве, люди почивают…

Вдохнув дым от трубки Ярополка, я впервые осознал, что ни разу, с того первого перекура на пороге 'родного' дома, не потянулся за сигаретами. Помнится, после сражения с Псом Ада что-то такое свербело, но пачки не оказалось под руками. Потом — как отрезало. Интересный эффект от переноса. Надо будет запатентовать, в плане борьбы со сверхприбылью табачных магнатов. А то интересная тенденция просматривается: чем больше курение запрещают, тем дороже становятся сигареты. Хотя, определенная логика просматривается. Коль ты и так потенциальный покойник, от рака легких и прочих никотинозависящих недугов, то зачем тебе деньги? А продолжая цепочку — зарплата, стипендия, пенсия… Все равно потратить не успеешь? Так, может, и кушать вредно? А нам просто забыли об этом сказать?.. Продукты ведь тоже все дорожают и дорожают…

Увлекся. Слава, Богу, лично меня все эти инфляционные вопросы больше не касаются. Как и недоумение: почему бутылка обычной воды с растворенной в ней углекислотой стоит дороже литра молока? В этом мире вода не стоит ровно ничего, а молоко, хоть и имеет цену, но для Влада Твердилыча — подается к столу совершенно бесплатно. Хоть в виде парного, хоть охлажденного, хоть простокваши… Не говоря уже о его производных — сметане, сыре и… масле. Причем не 'процентно-сливочном', а самом что ни на есть полноценном, домашнем, — которое так приятно намазывать на еще не остывший хлеб… Можно и без икры. Прямо слюнки текут.

Вот только отрабатывать все эти блага, мне придется по-взрослому. Без скидок на возраст и опыт.

— Вот что я думаю, дядька Ярополк, — присел я рядом с дымящим, как небольшой винокуренный завод, старостой, на одну из лежанок, сколоченных из толстых досок. Не на полу ж спать, защитникам башни и, нашедшему защиту в ее стенах, мирному населению. — За те две недели, что у нас остались, надо хорошенько проверить все добро, что здесь хранится, и максимально пополнить запасы. А еще лучше, превратить башню во временное хранилище вообще всего — что только ценного есть в деревне. Чтоб в домах у жителей оставались только самые необходимые в быту вещи. Да и то — из тех, что поплоше. Такое, что можно ухватить в руки и убежать, а коли пропадет, так и не жалко…

— Это можно, — кивнул староста. — Какое имущество у крестьянина? Только то, что на нем. Главное добро — скот, птицы, свиньи… Их куда деть? Вырезать? Жалко… Особенно коров. Пока с телушки хорошая дойная буренка вырастет, года четыре ждать надо. Да и то, не всегда угадаешь…

Титыч пришел раньше. Угрюмо уселся за стол, вытащил трубку, но набивать не стал, так вертел в руках. Напоминая пародию на одного исторического персонажа, знакомого мне по советским военным фильмам, естественно.

— Я согласен, Владислав Твердилыч, — произнес негромко, но вполне отчетливо. — Принимай командование. Двум смертям не бывать, а одной… Люди мы, али скот бессловесный.

— Да будет тебе, дядька Ярополк, — присел я напротив. — Чего ты, как перед новобранцами? Ни тебя, ни меня агитировать не надо, а больше никого в доме нет. Поговорим о деле.

— И, правда, — хмыкнул тот, с некоторым удивлением взглянув на пустую трубку, подумал и сунул ее за пояс. — Что-то я увлекся… Старею…

— Успеешь еще состариться, — отмахнулся я. — Давай, попробуем дожить, сначала.

Выделенный мне в провожатые паренек, гордый оказанным ему доверием, а потому важный, как индюк, чинно шествовал впереди, героически сшибая гибким прутом фиолетовые головки с придорожных кустов татарского колючника. Примерно каждые пятнадцать-двадцать шагов пострел оглядывался и, увидев, что я нагоняю, убегал вперед. Выбор Титыча пал на мальчишку сразу по многим причинам. Во-первых, в деревне каждая пара рук была на счету, и никого из взрослых староста от работы отрывать не хотел, а во-вторых, Щек приходился Дорофею, старосте Приозерного, родным племянником. Что хоть и не придавало мисси солидности, но зато переводило ее в доверительную плоскость.

В моей прошлой жизни, в той стороне, куда так бойко вышагивал Щек, начинались обширные болотистые леса и только небольшой хуторок в пять хат с соответствующим названием Выспа, что по-польски значит Остров, доживал там последние дни. Словно древний форпост цивилизации. Наглядно подтверждая, что человек залезет куда угодно: в любые дебри и на любые кручи, но по-настоящему приживается только там, где ему вольготно.

Над головой серыми точками зависла пара жаворонков, весело и беззаботно оглашая окрестности перезвоном колокольчиков, сменив влюбленных и притомившихся соловьев в ежедневной оде солнцу. А оно, еще только едва выглянув из-за горизонта, уже ощутимо нагревало затылок, обещая еще один жаркий день.

До чего ж я люблю дорогу. Никаких забот, кроме самых насущных, потому как в точке 'А' тебя уже нет, а в точке 'Б' — еще нет. И значит, от тебя ровным счетом ничего не зависит. Идеальное время для раздумий или размышлений, прошу не путать одно с другим. Ибо думы — они обо всем мире и общем благе, а мысли — нечто более четко сформулированное, для личного пользования и пользы. Конечно, этому достойному занятию, гораздо удобнее предаваться, скажем, лежа на мягкой полке купейного вагона, чем передвигаясь на своих двоих, но и так неплохо. Нежарким летним утром, в сопровождении легкого попутного ветерка, семь километров — это не расстояние, а прогулка. Моцион. Даже с полной выкладкой. Но, тут уж ничего не поделать — издержки профессии. Да и насчет 'полной' я сильно преувеличил. Кольчугу сменил кожаный кафтан, на спине и груди усиленный двойным слоем. А без меча выходить из дому, что без мобильника, в прежние времена.

Вообще-то вполне можно было устроиться с комфортом и сейчас. Взять телегу, застелить ее мягким сеном и путешествовать, глядя в небо. Но лошадей в деревне отродясь не водилось, а запрягать пару волов, для транспортировки одной зад…, в смысле одного человека, на расстояние в пару километров, смешно. Тем более что при крейсерской скорости круторогой упряжки, я добрался бы в Приозерное, в лучшем случае, аккурат к полудню…

Глаза открываться не хотели. Им так хорошо и покойно было находиться в прежнем состоянии, что попытка шевельнуть веками казалась почти кощунственной. Вот так бы и лежал до скончания времен. Кстати… Интересно: и долго я так валяюсь?

'Меньше полутора часа… Извини, не учел, что ты и сам недавно был ранен, а случай запущенный. Вот и зачерпнул энергии чуть больше. Но волноваться не стоит, пара минут и ты окончательно придешь в себя'.

'Ладно, я не в претензии. А весь этот сон зачем?'

'Не до бесконечности ж тебя в неведении держать. А случай вполне подходящий. Отец прав — когда человек в беспамятстве пребывает, с его сознанием гораздо проще работать. Словами-то гораздо дольше пришлось бы объяснять… Верно?'

'Но если так, то значит Ты и по воде, аки посуху… И проказу лечить, и мертвых воскрешать?..'