ПРОЛОГ
Дара
Они напали внезапно. Узконосая, просмоленная лодья вынырнула из-за горки и ткнулась носом в берег. Первыми ее заметили играющие на мелководье мальчишки.
— Урмане! Урмане!
[1]
— шлепая руками по бегущим от корабля волнам, заголосили они. Я оторвалась от розовой, с белыми прожилками ракушки и поглядела на пришлых.
Таких больших, похожих на хищных рыб кораблей мы еще не видели. Восхищенно разинув рты, малыши смотрели на сбегающих по веслам бородатых мужиков. Незнакомцы казались странными, но лишь самые несмышленые из нас, громко вереща, кинулись к печищу, а остальные сбились стайкой и продолжали глазеть на диковинный корабль. Я тоже. Пришлые нравились мне.
— Ух ты, какие… — сжимая мою ладонь, прошептал младший брат Савел. — Будто Магуровы
[2]
воины…
Я даже не взглянула на него. Я еще не доросла до девичьих забав и вместо поневы
[3]
носила длинную рубашку, но уже умела отличать урманские драккары от наших насадов
[4]
, хотя в Приболотье и те и другие появлялись нечасто. Приходили лишь в поисках укромного местечка, чтоб спокойно залечить раны или залатать дыры в бортах своих плавучих домов. Но эти пришельцы отличались от прежних, а их драккар даже издали выглядел так, что хоть завтра в поход. Зачем же они пришли?
Хаки
Весной мне выпала большая честь — Белоголовый Орм взял меня в хирд
[5]
.
Когда-то очень давно Орм ходил в походы с моим дедом, Хаки Волком. Но однажды в стычке с данами
[6]
. Дед погиб, а из четырех Ормовых драккаров уцелел лишь один — «Акула». Это было еще во времена конунга
[7]
Харальда Прекрасноволосого.
С тех пор Орм по-прежнему называл себя свободным хевдингом
[8]
и ходил в походы сам по себе, присоединяясь то к одному, то к другому союзнику. Он провел в море всю жизнь и уже давно забыл, где его настоящая родина, но в любой земле находились его родичи, готовые приютить и накормить. Орм улыбался им и щедро одаривал, но никому не доверял.
"Огненная пляска Скегуль
[9]
чаще всего порождается рукой друга", — говорил он. Если доводилось ночевать у родни, он ложился спать возле дверей и внимательно следил, чтоб они не были заперты. За это его прозвали Орм Открытая Дверь. А я с малолетства звал его отцом. На самом деле моим отцом был Льот Высокий, но он погиб у берегов Унгараланда в тот самый миг, когда мать произвела меня на свет. Белоголовый Орм взял мою мать в жены и усадил меня на колено, признав своим сыном. Потом у меня появились братья — Арм и Отто Слепец, но все же, возвращаясь из походов, Орм не забывал привозить мне диковинные подарки — мечи, дротики, блестящие шлемы и кривые ножи. Белоголовый был могучим воином, и уже трех лет от роду я понял, что никто не осмелится встретиться с ним в открытом бою.
— Почему отца все боятся? — донимал я мать. — Почему другие страшатся выходить в море и на трех драккарах, а он уходит на одном и всегда возвращается?
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НЕВЗГОДЫ СКИТАЛЬЧЕСКОЙ ЖИЗНИ
Рассказывает Дара
Морской Хозяин не взял меня. То ли попросту не приметил, то ли показалась ему слишком слабой и хилой, но, как бы там ни было, я очнулась на берегу. И не одна… Кто-то заботливо подложил Под мою спину старый плащ и куда-то тащил. Вдали шумело море, меня трясло, будто в лихорадке, а тело болело и сводила судорога. Я пересилила боль, повернулась и принялась сползать с плаща. Лучше умереть в кустах от ран и голода, чем вновь очутиться в плену!
Мое движение заметили, остановились. Незнакомцы оказались совсем еще мальчишками. Хаки-берсерк научил меня бояться мальчишек. Я закусила губу, но, похоже, незнакомцы не собирались меня бить. Они выглядели скорее обеспокоенными, чем озлобленными. Один, чуть повыше ростом, в длинном сером плаще из сермяги, склонился и что-то спросил. Я не ответила. Не хотела, да и не поняла его слов. Задумчиво почесывая затылок, он отошел и принялся толковать со своим спутником — всклокоченным голубоглазым парнишкой, в рубахе из синей крашенины и широких холщовых штанах. Пользуясь заминкой, я снова попыталась уползти.
Земля качалась, изувеченные пальцы не желали цепляться за траву, но могучий Перун
[26]
дозволил мне выжить лишь затем, чтоб смыть позор и отомстить подлым, разорившим мое печище находникам. Но это потом… А нынче главное — сбежать.
— Ты — словенка? — произнес звонкий мальчишеский голос.
— Нет, Только не это… — простонала я. Опять урманин?! Только они умеют так коверкать словенскую речь!