Провинциальную актрису Жюли Дигэ принимают на работу в один из самых популярных столичных театров, Театр Семи Муз, и девушка погружается в богемный мир Парижа 1920-х годов. Очень скоро Жюли понимает, что стены театра хранят пугающие тайны. Похоже, что владелец театра – сам дьявол, обладающий невероятной властью над человеческими судьбами: своим любимцам он дарует успех и славу, но платить за нее придется дорого, своей душой и, воз можно, жизнью. Ведь как только кто-то из актеров пытается покинуть театр или пойти против воли владельца – он погибает.
Там, где улица Сент-Андре-дез-Ар выходит на площадь Сан-Мишель, у Театра Семи Муз остановилась молодая девушка в коричневом плаще и с сумкой на длинном ремне. Шляпа с аляповатым желтым цветком была надвинута низко на лоб ее обладательницы, и той пришлось запрокинуть голову, чтобы разглядеть название театра и маленькие фигурки муз на фасаде. Убедившись, что она пришла по адресу, девушка сделала глубокий вдох, поправила кожаный ремешок, впившийся в плечо, и решительно толкнула тяжелую деревянную дверь.
Театр Семи Муз был одним из самых известных и любимых в Париже, а значит, во всей стране и во всем мире. Но, не зная, где он расположен, можно было пройти мимо и не заметить скромной вывески на фасаде и афиш в окнах первого этажа. Сейчас, когда часы едва пробили полдень, театр выглядел необитаемым. Дворник лениво гонял первые опавшие листья по тротуару, немногочисленные посетители открытого кафе напротив кутались в шарфы и накидки, спасаясь от холодного ветра, а редкие прохожие торопливо шли мимо. Одна женщина задержалась ненадолго, чтобы рассмотреть плакат «Святой Иоанны», вздохнула и поспешила дальше, поплотнее запахнув полы легкого плаща.
Переступив порог театра, наша героиня сперва застыла в нерешительном восторге. Театр не поражал роскошным убранством и позолотой, украшавшими Национальную оперу, Комедии Франсез или театр Пале-Рояль, его обстановка отличалась лаконичностью. Небольшое фойе пустовало, если не считать пожилого консьержа, читавшего у окна газету, да и того девушка заметила не сразу из-за царившего здесь полумрака. Электрическое освещение было выключено, и дневной свет проникал внутрь только через заклеенные окна и витражи, преломлялся в зеркалах затейливых форм, отражался в пестрых стеклянных плафонах и ронял тени на выложенный разноцветной мозаикой пол. Декорации эпохи модерна соседствовали с авангардистской росписью стен и яркими кубистическими афишами, в которых с трудом узнавались знакомые пьесы. Зеркала дробили свет, и девушка поймала взглядом свое испуганное отражение. В глубине стекла скрывались и другие образы – тени лиц, смотревших на нее из глубины истории театра.
– Мадемуазель, – раздалось в полной тишине, отразилось от колонн и повторилось эхом: «Эль, эль…»
