Колин Гринленд (р. 1954) живет в Англии в Кембридже. Его первой книгой стала образцовая работа по британской «новой волне»: «Энтропическая выставка. Майкл Муркок и британская „новая волна" в научной фантастике» («The Entropy Exhibition: Michael Moorcock and the British „New Wave" in Science Fiction», 1983). В 1980-е годы Гринлеид выступал соредактором журнала «Interzone» и участвовал в написании знаменитой редакционной статьи в седьмом номере, призывавшей к переходу на новую, «радикально твердую НФ». Вместе с Джоном Клютом и Дэвидом Пришлом он составлял сборник «Interzone: The 1 st Anthology» (1985). Согласно краткой биографии писателя, размещенной на сайте www.infinityplus.co.uk/misc/cg.htm , он «заработал себе имя своими колонками в „New Statesman", „The Face" и „Sunday Times", где терпеливо объяснял скептическому миру сущность НФ и фэнтези». В течение двух лет Гринлеид являлся стипендиатом Совета искусств при Фонде научной фантастики. Его интервью с Майклом Муркоком были собраны и опубликованы под названием «Смерть не помеха» («Death Is No Obstacle», 1992). В США романы Гринленда почти не печатались, и там он известен в основном как критик.

Однако звездой космической оперы он стал в 1990 году, выпустив роман «Вернуть изобилие» («Take Back Plenty»), получивший премию Британской ассоциации научной фантастики, а также премию Артура Кларка и ставший в 1990-е годы одним из первоисточников и локомотивов британской космической оперы. Серия «Изобилие» («Plenty»), включающая еще два романа «Сезон изобилия» («Seasons of Plenty», 1995) и «Мать изобилия» («Mother of Plenty», 1998), а также сборник «Принцип изобилия» («The Plenty Principle», 1997) — истории о новых приключениях юной Табиты Джут, послужила важным образцом для британских авторов НФ, хотя в США ее влияние было заметно меньше.

В своем эссе, опубликованном в журнале «Locus», Кен Маклеод говорит: «Колин Гринленд освободил суставы и конечности космической оперы из насильственно скрюченного состояния, в котором оставил их Гаррисон х ; в романе „Вернуть изобилие" он откровенно заимствует у Гаррисона, выбирая, однако, более легкий тон повествования. Название романа намекает на ту веселую наглость, с какой он присвоил себе Солнечную систему золотого века фантастики: гринлендовская Венера заросла джунглями, его Марс перепахан каналами, однако его персонажи — это космические извозчики и музыканты, которые могли бы вываливаться из любого гаррисоновского притона в холодное утро Кэмдена».

На Умбриеле,

1

где были найдены колодцы грез, всегда ночь — того или иного рода. Ночи большие и ночи маленькие следуют друг за другом, догоняя тьму тьмою, лишь изредка допуская на небо призрачный серебристый свет. До Солнца, даже если Уран его не заслоняет, слишком далеко, чтобы ждать от него серьезной помощи, — по пути сюда солнечный свет почти выдыхается. Поэтому день здесь является чистой условностью наподобие иррациональных чисел или географической долготы. Он вроде бы и существует, но вряд ли потревожит чей-либо сон.

На Умбриеле у вас есть полная возможность сосредоточиться на своих снах и фантазиях.

На посадочном поле, прямо под маяком, стоял один-единственный корабль. Казалось бы, с тем же успехом он мог сесть и в любом другом месте — везде одна и та же белая, словно солью присыпанная пустыня с иззубренными выходами каких-то черных пород, да и развлечений особых тут можно было не ждать, однако такие вот крошечные захолустные поселения имеют привычку относиться к своим зонирующим законам до ужаса серьезно, а агентство столь же серьезно придерживалось своего правила: не нанимать проштрафившихся водителей вторично, а потому Табита Джут остановила свой выбор на посадочном поле.

Никто не рвался ее поприветствовать или хотя бы снабдить минимальной информацией. Не ездили машины, не суетились работяги, не замечалось даже людей, вшивающихся без дела, каких можно обычно видеть даже на самых занюханных лунах. Женский голос, ответивший при приближении ее корабля и давший разрешение на посадку, был записью.

— НЕ СЛИШКОМ ДРУЖЕЛЮБНОЕ МЕСТЕЧКО, НЕ ПРАВДА ЛИ, КАПИТАН? — заговорила Алиса.