Часы в «Зеленой мельнице» показывали одиннадцать, когда корнет начал выводить тихую репризу из «Лети, дрозд мой», а один из участников танцевального марафона, рванувшись вперед, повалился на пол к ногам Фрины Фишер. Она споткнулась. А партнерша танцора, причитая, опустилась на колени.

Корнетист замер на полузвуке. Высокая амазонка последний раз нежно тронула струны своего контрабаса. Тинтаджел Стоун поднялся. Трое музыкантов подошли к Фрине в тот момент, когда та ногой перевернула упавшего и отпрянула, увлекая за собой спутника. Джазисты склонились над мужчиной, а высокий женский голос, на который явно повлиял джин, завопил:

— Управляющего! Позовите управляющего!

— Ступай, Чарльз, — спокойно проговорила Фрина. — С этим человеком произошло что-то очень нехорошее.

— Ты что, полагаешь, он… — начал было Чарльз.

— Сбежал? Ну и ну, никогда не думала, что этот человек способен проявить хоть какую-нибудь самостоятельность. — Фрина с удивлением посмотрела на детектива-констебля Норта и несколько разочарованно добавила: — Никогда за ним такого не водилось. Чарльз сбежал? Вы уверены?

— Да, мисс, — отозвался полицейский. — Я здесь все обыскал — и кухню, и служебные помещения, все. Его здесь нет.

— И как вы это объясните, мисс Фишер? — Робинсон замер, как охотничья собака, почуявшая дичь.

— Никак, если не считать, что он ужасно расстроился при виде трупа. Мне кажется, ему стало плохо, и он убежал в туалет.

— Да, он был сильно потрясен, — подтвердила Айрис. — Отскочил от покойника, сел на эстраду и все шептал: «Я никогда прежде не видел мертвецов».

Мертвец улыбнулся и вытащил руку из-за спины. В ней оказался букет цветов, и она тянулась к Фрине. Это были красные розы, бутоны и распустившиеся цветы, от их запаха голова шла кругом. Фрина подошла ближе и в одном цветке с отвращением заметила слизняка — черного и блестящего, он ворочался, стараясь забраться в самую сердцевину розы. Фрина отпрянула, а мертвец сунул букет прямо ей в лицо. Она вскрикнула и проснулась.

— Ох ты Боже мой, гадость какая! Мое подсознание подкидывает весьма неприятные фантазии! — Она отбросила зеленое одеяло, выскочила из постели и отдернула занавеси, чтобы увидеть холодный бледный свет раннего утра. — Слава Богу, я проснулась! Интересно, что может значить эта склизкая тварь в сердцевине цветка? И кстати, который час? — Она поискала глазами свои часики. — Шесть тридцать. Давненько я так рано не поднималась. И мне совсем не хочется засыпать снова, особенно если тот слизняк все еще прячется в цветке. Лучше, пожалуй, оденусь и пойду прогуляюсь. Вот соседи-то удивятся! И Дот тоже. Похоже, весна решила ненадолго задержаться; что ж, октябрь

[11]

— непредсказуемый месяц.

Она нашла платье и босоножки, умылась, почистила зубы, подхватила сумочку и ключи от дома.

Фрина на цыпочках спустилась по лестнице и самостоятельно вышла через парадную дверь, которая закрылась с легким щелчком. Вставало солнце, небо напоминало очаровательный пастельный рисунок с полосками темных облаков; в воздухе пахло свежестью. Фрина пересекла притихшую эспланаду и вышла на дорожку, тянувшуюся вдоль пляжа. На пристани виднелась грузная фигура какого-то упрямого рыбака, сидевшего на своей корзине. Фрина тряхнула головой, избавляясь от остатков неприятного сна.

Возвращаясь с бодрой получасовой прогулки, она увидела повозку молочника, которая была запряжена лошадкой, покорно цокавшей по дороге. Набитая бутылками тележка грохотала словно танк. Лошадь останавливалась перед каждым домом, словно знала дорогу лучше, чем хозяин. Фрина задержалась, чтобы погладить это громадное животное — оно приводило ее в изумление и восторг: сто восемьдесят пять сантиметров в холке, а кроткое, как ягненок. Лошадь с надеждой обнюхала ее ладони — губы у нее нежные, как у ребенка, — и позволила погладить себя по шее.

Фрина устроила себе обед в «Ритце» — такой обильный, что с трудом съела его. Мисс Фишер была потрясена встречей с госпожой Фриман и решила, что омар поспособствует ее мыслительному процессу.

Она снова взглянула на фотографию Виктора Эрнста Фримана, который вернулся с Великой войны контуженным и был так запросто отвергнут. Очень приятное лицо, подумала она, честное, открытое и до боли юное. Расспрос язвительной горничной госпожи Фриман показал, что внешне Виктор пострадал не слишком сильно, лишь на виске у него остался белый шрам — там его задела шрапнель, едва не снеся голову. Однако юноша стал раздражительным, резким, не выносил никакого шума и того, что горничная назвала «хозяйкиными глупостями».

— Он был хорошим мальчиком, — признала горничная, — лучше Чарльза да и честнее — всегда было понятно, что у него на уме. Но эта мерзкая война испортила его, и он сильно изменился.

Разумеется, изменился. Кампания в Галлиполи оказалась безуспешной и малоприятной. Фрина решила, что стоит пригласить на обед Берта и Сеса и расспросить их об этом.

Однако остается еще и Чарльз. Куда он мог подеваться? И какое отношение имеет к убитому?