Лондон был залит бледным светом, и Нелл представляла, как Джони Митчелл поет свое «Утро в Челси», пока реальное утро в Челси плыло за окном такси. После трех последовательных ночных перелетов, во время которых она лишь урывками и ненадолго погружалась в дремоту, Нелл воспринимала все окружающее как сон наяву. Она вернулась, она снова в Англии.

Десять недель в Аделаиде, даже в период, который в южном полушарии считался зимой, приучили ее к ослепительно яркому солнцу, постоянно сиявшему на безмятежно голубом небе. Трудно поверить, что здесь то же самое солнце. Свет был совершенно иным: он отражался от каменных стен, превращенный листвой в причудливое плетение ярких пятен и теней; он мерцал на обнаженной спине проезжавшего мимо велосипедиста.

Пятница, утро. Часы Нелл утверждали, что сейчас 8.30, а значит, в Аделаиде сейчас наступило время семейного ужина в конце рабочей недели, и мама жарит котлеты. Мама не хотела, чтобы девушка возвращалась в одиночку, после всего, что с ней однажды случилось. Однако все сошлись на том, что Нелл должна воспользоваться предложенным ей местом в университете, а родители не могут переехать в Лондон из Аделаиды, потому что папа там руководил новой учебной программой. Нелл заверила родителей, что с ней все будет в порядке, так что теперь придется доказывать, что она была права.

Девушка подалась вперед и оглянулась, присматриваясь к людям, которые с разной скоростью двигались вдоль набережной или стояли, облокотившись на парапет и глядя на реку. У стены сидел хиппи, тренькавший на гитаре. Такси миновало паб, словно взорвавшийся цветами — они заполняли множество подвесных корзин и ящиков на окнах. На окнах некоторых других домов тоже были видны цветы в ящиках, в основном розовая и красная герань. Жизнь в Лондоне обещала быть фантастической.

— Что, симпатичное местечко? — заметил шофер. — Этот паб называется «Руки Галантерейщика». С каждым годом становится все живописнее. Что-то вроде соревнования, понимаешь, какой паб в Челси самый красочный. Хотят стать частью цветочного шоу. Я слышал, Аделаиду называют Городом Садов, это так?

Уже полностью одетая и готовая выйти из дома, Брайони Уильямс выглянула из окна второго этажа на Кэмден-Хай-стрит в надежде услышать полицейскую сирену. Было 7.20 утра. Если машина вышла за ней полчаса назад, она должна через десять минут быть на Говер-стрит, однако сирену пока что-то не слышно. На тротуаре виднелись пятна солнечного света, они также сверкали на металле и стекле автомобилей. Сегодня будет жарко.

Брайони услышала звук приближающейся машины еще до того, как ее увидела, и поспешила вниз, так что к моменту прибытия автомобиля уже запирала входную дверь. Впереди сидели два полицейских в форме, а сзади — суперинтендант Макриди в плотном сером плаще. Брайони подумала: «Интересно, шеф сегодня не слышал прогноз погоды, или он вообще всегда так одевается?»

— Доброе утро, сэр. Прекрасный день!

— Доброе утро, — буркнул он, с неохотой повернувшись и глянув в окно машины.

Брайони смотрела на дорогу впереди, наблюдая, как по сигналу полицейской сирены другие автомобили уступают им дорогу, нарушая сплошные ряды плотного потока, типичного для понедельника. Плохо, когда на работе надо появляться утром, в строго определенный час, да еще в начале недели. Брайони хотела было высказаться на эту тему, но, покосившись на Макриди, поняла, что он явно не в настроении выслушивать подобные замечания. Донна, одна из ее коллег по полицейскому участку на Вайн-стрит,

[2]

предупреждала: «Шеф туговат на все, включая слова. Типичный прижимистый шотландец».

Полицейский участок на Вайн-стрит вновь открыли совсем недавно, и сделано это было в спешке, чтобы срочно разгрузить центральное подразделение Вест-Энда, поскольку там не справлялись с потоком особо важных уголовных дел. Во всяком случае, такие ходили слухи. Но участок Вайн-стрит выглядел настолько непривлекательно, что лучше бы ему оставаться закрытым: спрятавшийся в узком тёмном проулке, освещенный казенными лампочками без абажуров, с грязно-желтыми стенами и коричневым линолеумом на полу. Буквально за утлом сияли электрические огни площади Пиккадилли, казавшейся совершенно иным миром — миром Лондона, за последние пять лет преобразившимся до неузнаваемости.

Когда Брайони после обеда вернулась в общий кабинет, там никого не было. Случайно подобранная, плохо сочетающаяся между собой мебель смотрелась довольно странно — словно здесь выставили на продажу собрание старьевщика. И, конечно, ей выделили самый плохой стол — привилегия новичка — массивный, с заедающими внутри ящиками и столешницей, покрытой ядовито-зеленым коленкором. Стул, громоздкая штуковина на тяжелых колесах, был для Брайони слишком низким. Она выкатила его на середину комнаты и пнула так, что стул отъехал в дальний угол, где высилась гора пустых картонных коробок и рулонов оберточной бумаги, на которой делали наброски и схемы во время совещании. Брайони взяла под мышку один из рулонов и обошла кабинет, проверяя все остальные стулья, пока не нашла самый подходящий. Его-то она и перекатила за свой стол. Немного оберточной бумаги — и зеленый коленкор исчез из вида, а у Брайони появилась удобная поверхность для записей и пометок.

Она уселась поудобнее и позвонила в архив центрального подразделения Вест-Энда.

— Итак, давайте коротко сформулируем задачу, — невозмутимо заявил голос на другом конце. — Вы хотите получить информацию по всем нераскрытым убийствам, начиная с января тысяча девятьсот шестьдесят девятого года. В каком районе?

— Я же сказала: всю информацию.

Нелл снова проснулась в темноте. Вчера, как и накануне, она в четыре часа пополудни провалилась в тяжелый сон, а сейчас опять проснулась в три ночи.

— Черт, — прошептала она, включив подсветку наручных часов. Еще часа три до того момента, когда первое слабое свечение возвестит о приближении нового дня, не меньше четырех — до того, как она сможет спокойно выйти из дома погулять, часов пять — до открытия магазинов и кафе, а уж близнецы, наверное, проснутся и того позже.

Направив светящийся циферблат, как фонарик, в сторону пола, она как можно тише и осторожнее пересекла гостиную и вышла на балкон, где стояло старое плетеное кресло. Кресло громко заскрипело, когда Нелл опустилась в него, а потом еще раз — когда она подалась вперед, чтобы взять оставленный Ритой журнал. В свете «фонарика» иллюстрации «Вог» выглядели забавно, особенно если учесть, что это был летний выпуск. Известная модель Верушка позировала на фоне песчаных дюн, скрестив руки на обнаженной груди, облаченная лишь в тончайшую белую юбку-саронг и тяжелые золотые браслеты. Даже в оранжевом свете циферблата пейзаж вызвал у Нелл воспоминания об Аделаиде и приступ острой ностальгии. Из окна родительской квартиры были хорошо видны дюны Гленелга. Как могла она столь внезапно и безрассудно уехать в Лондон?

До чего же странно чувствовала себя Нелл после перелета. Организм никак не хотел осознать, что она проделала такой гигантский путь, отказываясь переключаться на другой часовой пояс и иной климат. Девушка выключила подсветку. Даже звезды здесь другие. Небо ниже, плотнее. Луна кажется совсем бледной, вовсе не похожей на величественный золотой диск, встающий над морем в Гленелге. Неужели она действительно собиралась полюбить Лондон? После первой отравляющей дозы английского лета город начал терять свое магическое очарование. Нелл вспомнила, как она впервые приехала в Лондон за покупками — весной, вместе с тетей Пэт и обеими двойняшками. Она тогда как раз закончила уровень О, значит, это было три года назад. Тогда все старались помочь Нелл забыть о случившемся годом ранее. И в некотором роде эти совместные усилия приносили плоды. Она вспомнила волну восторга, захлестнувшую их, когда пришлось протискиваться сквозь толпу на улицах. Настоящий карнавал музыки, нарядов, магазинов, автомобилей. А как непривычно для них двигались и говорили окружающие люди. Группки студентов сидели на траве в парках, играли на гитарах. Кто-то просто стоял, прислонившись к залитым солнцем стенам домов, и смотрел на мир сквозь темные, синеватые очки в металлической оправе. Джули купила себе такие же.

Голос Боба Дилана звучал постоянным фоном, пока Рита помогала Нелл выбрать модную фирменную блузку от Осси Кларка. Она все еще носила эту блузку, хотя та уже стала ей маловата. А еще тогда Нелл доводила тетю Пэт до отчаяния отказом есть, заражая своим примером близнецов. Девочки постоянно крутили головами, разглядывая свои новые наряды. Джули считала автомобильные сигналы. Она очень хотела тогда завести приятеля, который катал бы ее на красном «MG». Рита мечтала о высоком парне в бархатном костюме, со стрижкой, как у Джона Майкла. Нелл грезила Джоном Ленноном.

На следующее утро Брайони первой появилась в кабинете и уже в половине восьмого приступила к работе с документами. Двадцать четыре часа из жизненно важных семидесяти двух, отведенных на задание, уже прошли. Теперь надо было наверстать упущенное время, но Брайони все еще билась над тем, как четко сформулировать запрос для того раздражительного парня из архива.

Отчет криминалистов подтвердил предположение, что нос и рот жертвы были закрыты повязкой с формальдегидом. Годвин задохнулся от этого прежде, чем убийца перерезал ему горло. Перерезал дважды. Двумя точными, параллельными надрезами. Как сказал Макриди, формальдегид мог быть одним из характерных признаков почерка убийцы, однако, чтобы узнать, применялся ли он раньше, требовалось тщательно просматривать каждое дело. А это займет время. Массу времени.

Если бы в делах оказались перекрестные ссылки на орудия убийства — а в полицейском участке Холлоуэй, где она прежде работала, делали именно так, — Брайони могла бы заказать все дела, где преступник использовал хирургический скальпель, металлический болт или ржавый мясницкий нож. Но поскольку этот тип отличался столь поразительным разнообразием в выборе инструментов, не исключено, что в других случаях он применял совершенно иные инструменты. Необходимо выделить какую-то общую черту, что служило бы индивидуальной особенностью этого убийцы. Возможно, в этом ей помогут фотографии. Несколько полароидных снимков уже красовались на доске в отделе, но Брайони требовался полный комплект, который, если повезет, уже вполне мог быть готов.

Она вышла в коридор, чтобы проверить, не пришел ли Джимми, и наткнулась на Донну Колдуэлл, явившуюся на службу, одетую весьма элегантно: темно-синего цвета блузка и насыщенного розового тона юбочка. Глаза подведены голубоватым блеском, заметным даже сквозь очки в тончайшей металлической оправе.

— Эй, с чего вдруг такой секретарский стиль? — поинтересовалась Брайони, чья рубашка сливочно-желтого цвета уже выглядела чуть помятой и не слишком свежей, в полном соответствии с общим видом полицейского участка.