Прощай, разведка!

Ульс вошел в крошечный гостиничный номер и с треском задвинул дверь.

Прощай, любимое дело, прощай, настоящая жизнь, прощай, друзья до гроба. Все, кранты, был разведчик Ульс, да спекся.

Он сорвал с плеч накидку и швырнул в угол. За ней с грохотом последовали мокрые сапоги. Растянувшись на узком ложе и заломив руки за голову, Ульс уставился в потолок. Всегда его умиляли традиционные голубые потолки в каютах звездолетов и гостиницах космопортов.

Теперь же его подмывало смачно плюнуть в дурацкий лазурный пластик, да, плюнуть, харкнуть от всей души, как сделал бы раздосадованный колонист.

Ульс проснулся с кошмарной головной болью. Во рту гадко, на душе гнусно. Собственный мозг казался ему клубком колючей проволоки. Вспомнив о вчерашнем опыте с веселящим напитком, он содрогнулся.

А доктор-то прав оказался, подумал он. И Ивз тоже.

Мне самую чуточку осталось, чтобы дойти до заправского колониста. Не хватало только ширево попробовать. Все, покатился. Позор на всю Галактику…

Стоявший на тумбочке видекс коротко звякнул. Ульс нажал клавишу, и на экране появился второй диспетчер Космопорта-1 собственной персоной.

— Привет, старина, — сказал он. — Что поделываешь?

Тенькнул сигнал вызова.

— Капитан Мэг вызывает пилота Ульса, — послышалось из видекса.

— Я слушаю. — Ульс щелкнул клавишей.

— Капитан Мэг приветствует вас на борту корабля, морщинистое лицо на экране радушно улыбнулось, — и просит пройти в рубку управления.

— Приказ понял, — машинально ответил Ульс и тут же одернул себя, ведь капитан обратился к нему не по форме.

По экрану медленно передвигалась координатная сетка; светлое пятнышко в центре указывало, над какой точкой планеты находится грузач. Скоро корабль пройдет виток и по касательной сорвется с орбиты в бесконечный звездный простор.

Начнется заурядный рейс среднего каботажа, когда механик мирно дрыхнет, приткнувшись к теплой переборке реакторного отсека, штурман, изнывая от скуки, таращится в дисплей на стандартные координаты контрольных точек, зевающий капитан ждет субпространственного нырка, чтобы взять управление в свои руки, а второй пилот может надеяться лишь на то, что капитана вдруг хватит кондрашка и место за пультом управления станет вакантным.

Присев к столику для игры в нак-нак, Ульс принялся размышлять, машинально двигая пешки по разноцветным клеткам.

После разговора со Стариком инцидент, казалось бы, был исчерпан. Во всяком случае, не было никакой возможности задержать отправку подозрительного груза.

Контейнеры заказывал Софорос. Значит, надо отправляться туда и на месте выяснить что к чему. Может быть, и впрямь горючее предназначено для экспериментов. Однако нюхом Ульс чуял неладное. Работа в разведке научила его не полагаться на случай и не верить в случайность.

— Капитан, извините, если я вас отвлекаю, — возобновил разговор Ульс. — Но до нырка еще есть время. И я хотел бы побеседовать, если вы не против, конечно.

Капитан Мэг развернулся вместе с креслом лицом к Ульсу: — Пожалуйста.

— Не находите ли вы, что инструкция относительно капитанских револьверов абсурдна от начала до конца?

— Личное мнение капитана Мэга тут ни при чем. Инструкции даны для выполнения, а не для обсуждения.

— Согласен. Но вы инструкцию выполнили в точности. Теперь не грех и обсудить ее на досуге. Начнем с того, что не на каждом корабле имеется отставной разведчик, чтобы обучить капитана стрельбе.

Казалось, он висит в сплошной тьме.

Лишь бег цифр на шкале квантового лота показывал, что разъездная шлюпка с бешеной скоростью летит к ночному материку.

Никогда еще, наверно, подготовка к разведывательному рейду не занимала так мало времени. Ульс перетащил в кают-компанию одурманенных до бесчувствия Хиска и Тода, оставил им ящик с аварийными пайками и наглухо заблокировал дверь снаружи. Через несколько минут он уже сидел в капитанской шлюпке и, пройдя шлюзование, устремился к запретной планете.

С этого момента Ульс считался вне закона, как грубо нарушивший карантинные предписания.

Впервые вступал он в такой серьезный конфликт с законностью, которую дотоле всячески охранял по долгу службы, и это его даже позабавило. Хотя положение его было далеко не шуточным.

Удаляясь в последнем, подгоняемом, ветром облачке, Ульс подумал, что если системы замурованного в Башне корабля исправны, то носовые локаторы давным-давно засекли и грузам на орбите, и шлюпку. Тогда прятанье в облаках становится столь же бессмысленным, сколь и подозрительным.

Ульс боролся с искушением отдаться во власть импровизации. А именно: приземлиться у ворот Башни, выйти наружу прямо в комбинезоне и приказать обомлевшей страже провести его к Зету. Если бы знать, что Зет находится именно здесь. Если бы знать, кличка это, титул или еще что-нибудь в этом духе. Если бы…

Все же он не решался на такую лобовую вылазку. Уж конечно, те, кто планировал похищение горючего, договорились и об условных сигналах, и о паролях, да и не исключено, что все участники знают друг друга в лицо. Не стоило очертя голову лезть прямо в их логово.

Над болотом, едва Башня скрылась из виду, разведчик, покинув облако, по дуге вне прямой видимости с равнины полетел к верховью реки. Там он снизился до самой воды и под прикрытием высоких берегов устремился обратно к поселению. Как только позволила глубина речного ложа, Ульс направил шлюпку в воду; быстрые горные струи сомкнулись над ней.

Он плыл в зеленоватой, пронизанной солнечными бликами толще над каменистым дном. Глубина постепенно увеличивалась. Когда она достигла примерно пятидесяти локтей, прямо по курсу замаячила отлогая плотина.

Как бы там ни было, а рассиживаться на валуне смысла нет.

Прихрамывая, Ульс направился в сторону кустов.

Эта часть пляжа оказалась малолюдней той, которую разведчик обследовал в перископ. Здесь загорали и купались одни только мужчины. Сброшенные ими одеяния в беспорядке валялись там и сям.

Приметив один ромб почище, прижатый к песку камешком, Ульс поднял его и накинул на себя.

— Эй! — послышалось сзади.

Солнце поднималось все выше. Ватага нежилась на горячем песке.

Вдруг раздался многоголосый крик дозорных: — Штемпы!!

За кустами грозно поблескивали лопаты из нержавеющего сплава. Стража в черных балахонах окружала пляж.

Паника вспыхнула, как сухая трава. Сорвавшись с мест, перепуганные урки метались из стороны в сторону.

— Ватага, за мной! — раздался клич Атамана.

Впереди забрезжил свет.

Узкий и длинный ход привел в пещеру, озаряемую светом костра. Судя по известковым натекам на стенах, она была карстового происхождения. В ее высоком, изборожденном каменными складками своде голубел небольшой пролом, к которому столбом поднимался дым. Озаренные трепетными красными отблесками, вокруг огня сидели Подземные Братья с Атаманом во главе.

Дальний конец пещеры сужался и тонул во мраке.

— Вот оно, убежище, — радостно пояснил Рябой. — Здорово, а?

Заслышав его голос, урки оставили грубые глиняные плошки с обедом и, восторженно галдя, обступили вошедших.

Среди несметного скопища звезд, разметавшихся овальным вихрем на тысячи парсеков, среди этой искрящейся, невообразимо громадной карусели с краю, вокруг неприметного в числе прочих светила, обращалась маленькая голубая планета, и в четырехмерной вмятине, продавленной ее ничтожной массой, кружилась и кружилась по эллиптической траектории металлическая крупинка, ставшая по воле случая гробницей для одного разумного существа и тюрьмой для двоих других, и она несла в своем чреве тридцать скорлупок, начиненньгх сверхтяжелым самораспадающимся веществом, из-за которого схлестнулись в смертельном поединке две судьбы, заключенные в еще более крохотную крупицу металла, чем та, что вращалась по эллипсу вокруг планеты, и эти крупицы, большая и маленькая, стремительно, по их масштабам, сближались, затем одна поглотила другую, и вот уже далеко позади осталась голубая планета, а извергающая сноп энергии металлическая крошка несла сквозь межзвездное пространство находившихся в ней существ со всеми их страстями, чаяниями, борьбой, вместе со всем, что заботило и застилало в тот момент их умы, мешая осознать, где они находятся на самом деле, не в металлической же оболочке, летящей сквозь пустоту, нет, шире, гораздо шире, чем дано помыслить, и если бы существовал некто, способный окинуть всю картину мироздания взглядом извне, точнее говоря, если бы существовал такой взгляд, сам по себе, вне каких-либо зависимостей, и взаимодействий, и следствий, и, как знать, может быть, он, действительно есть, хотя по меньшей мере странно — рассуждать о существовании того, что объемлет все сущее без остатка, так вот, если допустить наличие такого взгляда извне, он и не заметил бы передвижения металлической, населенной живыми существами пылинки, а даже заметив, не счел бы достойным своего внимания или, скорее, вообще не различил бы те всплески биополя, интерференцию силовых линий, непредсказуемые и неуправляемые пучки смешанных излучений, словом, все те страсти, сотрясающие горстку разумной протоплазмы, разделенной на несколько биологических особей и несущейся внутри извергающей энергию полой крупицы, затерянной где-то с краю искрящейся, невообразимо громадной карусели, среди овальным вихрем разметавшегося на тысячи парсеков несметного скопища звезд.

— Ну вот, теперь вы у меня в гостях, — сказал Ульс, заметив, что господин Зет очнулся. — И вопросы начну задавать я. Не обессудьте.

Юноша пристально смотрел на него.

— Хорошо сработано, — признал он. — Что ж, я ведь не исключал эту возможность.

А он умеет проигрывать, подумал Ульс. При всей ненависти к нему разведчик понимал, что этот противник достоин уважения.

— Приступим к беседе, господин Зет. Время дорого.

Ульс решил начать издалека, чтобы, как говорят в разведке, «раскатать» собеседника, а заодно и удовлетворить собственное любопытство.

— Для начала изучим картину в целом, — начал он. — Как я понимаю, изначально на вашем звездолете имелся довольно большой процент энергичных, умных людей. Они быстро научились задавать тон, и блатным вожакам, от которых на корабле не предвиделось большого проку, пришлось отступить на второй план. Готов допустить, что на первых порах ваша каста руководствовалась самыми благими намерениями. Сохранить знания, не допустить варварства, противостоять деградации и так далее. Но потом, как и всякая каста, Хранители выродились в самодовлеющий замкнутый клан. Поглощенные заботой о своем благе, они уже не так рьяно преследовали первоначальные цели…

— Ошибаетесь, — перебил его Зет. — Нашей целью была и остается месть.

— Ах да. Ведь на корабле имелось вооружение. Кстати, почему его не демонтировали перед высылкой?

— Видимо, не сочли нужным возиться, резать и заваривать обшивку. Легко снимавшиеся важные узлы изъяли и привели в негодность. Но зато за сотни лет, прошедшие после посадки на планету, нам удалось привести крейсер в полную боеготовность.

Значит, Старик.

Да, все-таки он. И никакой ошибки быть не может. Зету незачем лгать. А даже если бы он вздумал возводить напраслину, выдвигать подставную версию, вряд ли он имел представление о тех косвенных уликах, которые превращали подозрения Ульса в почти стопроцентную уверенность.

Все сходится.

Но зачем, почему? Это уму непостижимо. Отречься от дела всей своей жизни — во имя чего? Вступить в тайный сговор с заклятыми врагами — какова цель? Поставить под угрозу свое доброе имя, славу, высокое положение и почет, в случае неудачи обрекая себя на клеймо предателя и вечное изгнание? Выбор поистине безрассудный. Не приобрести ничего сверх того, что уже имеешь, либо лишиться агеронтона и влачить остаток дней своих на задворках ойкумены, под надзором? Что должно было произойти, чтобы Старик — великий Старик! — стал отступником?!

Однако теперь не остается места для малейших сомнений.

Неопознанный корабль, приближающийся к орбитальному поясу Космопорта без разрешения диспетчера и не отвечающий на запросы, — явление редкое, но отнюдь не из ряда вон выходящее. Мало ли что случается в космосе.

Например, отказала основная связь, а потом и дублирующая. Бывает. Для таких случаев резервируется как минимум один входной сектор вместе с орбитой средней удаленности, чтобы потерпевшие аварию могли с помощью собственного электронного лоцмана лечь в дрейф, никому не мешая, и спокойно дожидаться подмоги.

Впрочем, не успела разбуженная среди ночи группа техпомощи приготовиться к старту, как локаторы показали, что с корабля, сохранявшего стойкое радиомолчание, стартовала разъездная шлюпка. Начальник группы получил указание отложить взлет до выяснения обстоятельств.

Между тем недоумение наземных служб возрастало.

Шлюпка также не ртветила на запросы ни в общем, ни в аварийном диапазонах. Попытки обеспечить посадку штатными сигналами она оставила без внимания и, игнорируя указанный ей участок на служебном космодроме, устремилась к общему взлетному полю. Она села почти у самых стен центрального здания. А когда трое поднятых по тревоге таможенников рысью примчались к месту происшествия, навстречу им уже шагал прихрамывающий бородатый человек в лишенном должностных знаков комбинезоне, с кое-как наложенным пенобинтом вокруг головы.

— Додарб, — медленно произнес Илья Моросанов.

И замер, прислушиваясь к странному звучанию этого слова. В ночной тишине пустыни звук сразу канул, растворился в плотном напряженном воздухе. Вновь возникло тревожащее ощущение моментальной и неразрывной связи с этим новым миром, этой непонятной планетой.

Они были друг перед другом — человек и пустыня, покрывавшая поверхность Додарба, оба предельно собранные, цельные, сильные. Пески Додарба представились сознательной сущностью, он ощутил некий контакт, будто все бесчисленные барханы обернулись к нему, прислушались, что происходит в его душе, ждут его действия. От несоизмеримости маленького человеческого существа и целой планеты этот контакт ощущается еще острее — парадокс. Илья замер, стараясь продлить ощущение, ибо по опыту знал: первое знакомство с новым миром — решающее. От того, как тебя примет планета, как произойдет твое слияние с ней, и будет зависеть весь ход последующей операции. В то, что это так, Илья верил твердо и не раз убеждался в собственной правоте. И теперь, словно слившись в молчаливом мгновенном диалоге с целой планетой, остро сознавал это всеобъемлющее «я — ты», словно песню на два голоса, подобно далеким предкам, жившим в холодных и темных пещерах, что наделяли душой все природные стихии.

— Здравствуй, Додарб! — прошептал Моросанов.

Это был не Багдо.

Хеликс висел над ним, внимательно всматриваясь в странное животное. Мямаров он знал плохо и не любил, а этот и вовсе казался каким-то особенным.

Компактолет работал бесшумно, но мямар почуял, что за ним наблюдают, и тут же повернулся к Йоронгу, когда тот еще был на подлете.

Хеликс прикидывал, что делать дальше. Если зверек чужой, пожалуй, его надо отпустить с миром. Он совсем не похож на Багдо — иная форма ушей и глаз, нет усов и гораздо более крупная шишка между ушами…

Массивное тело «пчелы» дернулось еще раз и застыло.

Двигатель замер, и в кабине воцарилась тишина. В иллюминатор было видно, как ветер быстро сносил в сторону столб поднятого в воздух песка. Мрачное свинцовое здание Дворца красовалось невдалеке, и ослепительный луч прожектора, укрепленного над ангаром, хищно впился в машину. Он слепил глаза, застилая оранжево-красными кругами черноту неба и блеск звезд.

Сидевшие в кабине почти одновременно прищурились и отвернулись.

— Двенадцатый, двенадцатый! Доложите о прибытии!

Илья помог Крису выволочь обоих из вездехода. Парни — щуплый и полный — не дышали, пульс не прощупывался. То же самое, что и с лиогянином. У всех троих на лице застыло выражение крайнего ужаса. Крис закрыл им глаза, но страшное впечатление оставалось.

Моросанов ломал голову над тем, кто и зачем свел их всех здесь и что означало появление незнакомого вездехода. Потом решил, что для размышлений еще будет время, а пока надо как можно скорее покинуть это место.

Вокруг уже начали появляться псевдорастения.

Крис уволок лиогянина в черный коридор пирамиды, и Илья подумал, что это, пожалуй, верно. Не по-человечески было бы оставить их в песке. Правда, древние хоронили своих мертвецов в земле… Моросанов потащил второй труп туда же, ему помог подошедший Хеликс. Илья взглянул на товарища и заметил, как изменилось у него лицо: для эмоционального таргянина увидеть воочию смерть было тяжелым испытанием.

Крик Хеликса разорвал тишину. Он заметался в железных стенах убежища, срывая остатки покоя и сна, возвращая к суровой реальности.

Первым делом Моросанов, открыв глаза, сверился с хронометром — поспать удалось четыре часа. Вполне достаточно для Додарба.

О чем это кричал Хеликс?

Илья схватил схит и выбежал из каюты.

Огненный смерч прервался на полутоне, словно по взмаху палочки дирижера смолк титанический оркестр, который еще мгновение назад рвал барабаны, струны, трубы в бешеном «тутти» экстатического «престо» дикой звездной симфонии. Зрачки, еще хранившие отблески неистовых зарниц и молний, словно потеряли способность воспринимать простой свет.

Вирист Ю-Стега открыл глаза.

Все вокруг заволокло густым красно-коричневым туманом. Уши ломило от тишины. Нервы, мгновение назад напряженные, как высоковольтная сеть, продолжали вздрагивать остаточными токами.

Рядом послышались частые и очень глубокие вздохи.

— Смотри-ка! — раздался громкий крик Хеликса.

Илья еще не успел закрыть за собой дверь, как что-то серое и блестящее метнулось к нему. Инстинктивно выставив руку, Моросанов в последний момент сообразил, что это редлон, и успел перехватить управление. Превратив это нечто в парящий полупрозрачный куб, он услышал громкий хохот Йоронга.

— Мог бы поосторожнее, — проворчал Илья, морщась.

Головная боль после сеанса еще не прошла.

Редлон без устали мчался вперед, движения были легки и удобны. Оперируя удивительным минералом, Илья не переставал восхищаться достижением цивилизации Аркла. Всего несколько дней упражнений, и он научился заставлять редлон излучать или поглощать энергию, становиться полуматериальным, дымчатым, превращаться в любое мыслимое существо. С каждым разом управление становилось все легче, а боль после окончания работы — короче.

Предположения Кристофера о возможных негативных последствиях управления редлитом пока не оправдывались. Чувствовал Илья себя по-прежнему превосходно, а если что-то и возникнет потом — это уже не важно. В конце концов, Хеликс недвусмысленно предсказал, чем для них кончится «Миссия Эдипа». Итак — все силы на борьбу против Мастеров!

Сейчас он бежал навстречу замершим в отдалении трем «черепахам» рэбберов. Грозные боевые машины расположились в полукилометре от убежища, темными приземистыми пятнами выделяясь на фоне изумрудных россыпей. Вдалеке, почти на пределе видимости, различалась парящая в облаках «пчела». Она десантировала вездеходы и ретировалась. Без сомнения, сверху их дополнительно контролирует какой-нибудь из патрулеров.

Рэбберы появились на горизонте внезапно, свалились как снег на голову. Группа в это время занималась обсуждением плана прорыва во Дворец. Времени оставалось в обрез: операция должна была начаться сегодня ночью.

Когда враги скрылись из виду, Корбодан с дрожью перевел дух. Он бросил презрительный взгляд на скулившего рядом Миуша И смежил горевшие веки.

Повезло!

Ему, подмастеру рэбберов Корбодану, опять фантастически повезло! Он жив и даже не ранен, в то время как три взвода бойцов уже превратились в покойников. Миуш умудрился каким-то образом посадить машину и погасить пламя, а все три «черепахи» выведены из строя — две сожжены, а третья попала под прямой импульс АМА. Неведомые враги покинули поле боя в уверенности, что «пчела» тоже уничтожена.

Корбодана охватила мелкая дрожь — нервный ответ организма на прошедшее напряжение. Он решил не обращать на нее внимания, собрался с силами и твердо скомандовал:

Этот человек ускользнул из-под самого носа. В короткое мгновение перед тем, как он выстрелил, а Илья создал из редлита защитное белое облако, Моросанов успел рассмотреть противника. Это был Дриф Корбер, который подозревался в убийстве четверки блоссистов, первых исследователей Додарба. То, что было невозможно сделать глазами маленького редлона, когда Илья исследовал мастерский уровень, стало возможным теперь. Даже в полумраке лабиринта Илья сразу узнал эти плотно сжатые бескровные губы, бесноватый взгляд вытянутых узких глаз, густые брови под огромным костистым лбом. Несмотря на возраст — Илья знал, что Дрифу давно за пятьдесят, Корбер с завидной реакцией и ловкостью скрылся от них.

Он ушел, а значит, у рэбберов останется злобный и дьявольски изощренный предводитель. Был только один способ задержать его: скорее добраться до четвертого уровня и оттуда перекрыть лабиринт.

Илья взглянул на напарников и увидел, что те без слов поняли его. Группа тотчас бросилась вперед. Бешеным калейдоскопом замелькали коридоры, повороты, углы. Лабиринт плохо проветривался, запах затхлости и запустения властвовал тут безраздельно. Местами стены ходов, пол и потолок были влажными. Приходилось замедлять бег, чтобы не потерять равновесия на скользкой поверхности. Дорогу Илья помнил хорошо. Он слышал за собой быстрое свистящее дыхание Хеликса. Крис умудрялся бежать практически бесшумно.

Перед глазами Ильи снова и снова повторялась только что происшедшая сцена: Хеликс, закусив губу, резким движением останавливает его, прижимает палец ко рту.