Если вам никогда не гадили в рот, не лупили кувалдой по черепу и не вывертывали все суставы наизнанку, значит, вы не испытали как минимум одну из важнейших стадий сволочного жизненного процесса — ожиданку, и вы, разумеется, можете считать себя счастливчиком. В отличие от меня, который пребывал в ожиданке вторые сутки.

После бессонной ночи, совершенно измаяшись и одурев, я выбрался на рассветную улицу, чтобы позвонить Лигуну. Первые два таксофона с презрением выплюнули мой поддельный кругляш, третий оказался не столь разборчив.

— Какого хрена в такую рань? — хрипло рявкнул Лигун.

— Это я, Мес.

— Стряслось чего-нибудь?

Все-таки я дремучий мудак. Ну что мне стоило занять пятерку и потратить четвертак на подземку, тогда не пришлось бы ковылять пешедралом через весь центр до берлоги Лигуна. Однако нет, в расплавленных ожиданкой мозгах засела магическая цифра четыре, и добавить к ней сумму на текущие расходы не хватило соображения. Хотя милейший Джага сам предлагал взять больше. Но тут уж сработали каким-то вывихнутым образом остатки моих предрассудков об офицерской чести, которая не позволяет одалживаться у подчиненных.

Экий бред. И я уже не офицер, и Джага не мой капрал, и честь шпырю не положена, ему она как медузе сапоги, а поди ж ты…

Долго ли, коротко ли, отмахал я по вечерней прохладе солидный марш-бросок и выдвинулся на ключевую позицию, наискосок от шестиэтажного дома, где квартирует Лигун. Там, рядом с бакалейной лавчонкой, имеется кабинка таксофона, который никогда не имеет ничего против жетонов-самоделок.

Лигун взял трубку моментально, словно держал руку на аппарате, ожидая звонка.

— Слушаю, — отозвался он каким-то мятым голосом.

Много, невероятно много передумал я на долгом пути домой через ночной город. Голова человеку дана, конечно, не только для того, чтоб носить фуражку. Но прежде я и не подозревал, каким благом, каким огромным наслаждением могут быть раздумия.

Непривычно пустынная и тихая столица простиралась вокруг меня, она была темна и прекрасна, полна мерцания и трепета, нежных огоньков и густых теней. И я шел по выпуклому боку планеты, погруженному в космос, и у меня над головой переливалась бесконечная звездная бездна, которую я ощущал как часть моего собственного, крошечного естества. Был я ничтожной теплой пылинкой в громадном мироздании, дышал сочной прохладой ночи, шагал по своим микроскопическим делам, и в то же время вмещал всю глубину и ширь вселенского пространства, сливаясь с ним в неизъяснимо пронзительной полноте.

Ну не смешно ли, отставной солдафон, полунищий инвалид на пенсии, одинокий обломок человека, еще совсем недавно барахтавшийся в трясине наркомании, и вдруг его посещают возвышеннейшие мысли и чувства, достойные поэта или священника? Может, и смешно, только мне наплевать. Я толком не понимал, что творится в моих мозгах, но без сомнения, порошок из тайника произвел в них необычайный и важный переворот, после которого в определенном смысле я стал другим существом, которое ощущает и мыслит иначе, нежели прежде.

Целые реки мыслей привольно текли у меня в голове, одни пышные и цветистые, на возвышенный манер, другие четкие и сухие, как бухгалтерский отчет и косточки абака; всем им находилось место, ни одна не была лишней или зряшной. Изрядная доля раздумий вращалась вокруг нелепых и страшных обстоятельств гибели Лигуна. Чем дольше я над ней размышлял, тем запутаннее представлялась эта история.

Довольно быстро я понял, что поначалу дал маху, сочтя громилу из вездехода и паренька с фоторепортерским кофром членами одной шайки. Тут явно действовали две разнородные силы, причем независмо друг от друга. Те двое приехали и уехали порознь, один за другим. А на оранжевый ковер из пулевой раны натекла изрядная лужа крови. Картина получалась такая: первый убил и ушел, затем, позже, явился второй и перетащил труп в ванную, чтобы вскрыть череп и вырезать мозг. Оба они не доискались флакона с лекарственным порошком, который теперь лежал у меня за пазухой.

Вот так, нежданно-негаданно, собрался пенсионер отдохнуть в родных местах, среди диких гор и простых нравов, но едва успел собрать вещи, как у него в квартире оказалось три трупа сразу. Полагаю, в моем загадочном положении это непозволительно много. Причем двое из убитых, как нетрудно будет установить, застрелены из того же пистолета, что и толкач Лигун позавчера. Какие выводы тут сделает полиция, можно сообразить безо всяких мозгов.

Следовало уматывать отсюда поскорее, а я стоял и смотрел на мертвую Зайну. Ну да, была она далеко не святой, но такой нелепой смерти все-таки не заслужила. И убили ее при мне, под моим кровом, а я не сумел защитить свою жену, пускай бывшую, пускай изменившую и бросившую меня, пускай осведомительницу УБ — ее кровь теперь на моей совести. Было у нее тихое, немного удивленное лицо, как будто не мертвое, навсегда застывшее в недоумении. И мелькнула мысль, что моя нынешняя поразительная память отныне будет изводить меня этим зрелищем до могильной ямы.

Стоя под дулом «Брена», я просчитал все шансы остаться в живых и для нее, и для себя, их было ничтожно мало, а счет шел на секунды. Пришлось рискнуть, и вот результат.

Второй громила оказался слабаком, машинально всадил очередь в Зайну, вместо того, чтобы развернуться ко мне. Его оплошность, мой просчет — видел же я, что вояки из них дерьмовые, выучки ни на грош.

Однако предаваться долгим раздумьям и скорби у меня попросту не было времени.

Судя по содержимому бумажника, белобрысого звали Амахад Чажнур. Имя и фамилия совершенно заурядные, в столице наверняка сыщется несколько сотен Чажнуров, и среди них каждый пятый окажется Амахадом. Тот, что схлопотал от меня по загривку и вроде как мирно уснул, уронив голову на баранку, служил исполнительным директором фирмы «Электротемп», во всяком случае, так значилось на его визитных карточках. Официально проживал, как явствовало из отметки в удостоверении личности, по улице Ветеранов, дом 215. Квартира не указана, по-видимому, он занимал особняк.

Еще в бумажнике было несколько мелких купюр, кредиткарта банка «Цун», регистрационная карточка на полугрузовую автомашину марки «Хаши», номер ЕК 3841. Ту самую, в которой мы с ним сидели, номер совпадал. В отдельном кармашке хранился новенький заграничный паспорт, выданный в начале текущего года, с постоянной визой в Гали и двумя отметками о краткосрочных поездках. Значит, скорее всего, доблестный Амахад работал на разведку братского Гали, а не вражеского Шакрона. Это не имело для меня принципиального значения, поскольку парень пытался меня ухлопать и полез за пистолетом, да только не на того нарвался.

А вот пистолет у него в кобуре обнаружился необычайный, какая-то специальная шпионская штучка. Сплошь никелированный, весил он гораздо меньше обычного, словно был сделан из дюралюминия. Два спаренных по вертикали ствола, верхний мелкокалиберный, нижний имел почему-то застекленное дуло. На рукояти две гашетки, одна для указательного пальца, другая для мизинца. Предохранительного рычажка нету. Странное оружие, но, учитывая скудный боезапас «Мидура», оно могло пригодиться.

Бумажник я сунул Чажнуру в карман, загадочный пистолет спрятал у себя в чемодане, заодно надорвал оклейку одной из пачек с деньгами и вытащил пучок десяток. Вылез из фургона и отправился на вокзал. При входе в него я первым делом купил у лоточницы сосиску в тесте и съел на ходу. Из-за всех этих бандитских, полицейских и шпионских заморочек пришлось позавтракать таким вот непритязательным образом.

Пройдя в кассовый зал, я отстоял небольшую очередь и взял билет на ближайший поезд до Хангора. Немного повздорил с кассиром из-за сдачи, потом великодушно признал, что сам ошибся, и в качестве моральной компенсации оставил ему полтинник. Разыграл я эту короткую сценку для того, чтобы кассир меня наверняка запомнил. Когда полицейские предъявят ему для опознания фотографию, он сразу вспомнит бестолкового небритого типа, который брал билет на хангорский экспресс. В моем положении ложный след никогда не помешает.