На затерянной в глубинах Вселенной дикой планете расположен секретный полигон, где проводятся испытания нового смертоносного оружия — боевых биороботов, которые должны сыграть решающую роль в предстоящей войне двух галактических супердержав. Но не только неизбежные технические проблемы и сложнейшие природные условия отравляют жизнь отважным испытателям, — однажды бдительным контрразведчикам становится известно, что на планете появился вражеский агент…
Николай Гуданец
ПОЛИГОН
История первая ЭМИССАР
1. Сначала стреляй, потом разбирайся
Всюду, насколько хватал глаз, небо над космопортом застлали грузные серые тучи. В воздухе висела промозглая водяная пыль.
Свинцовая планета. Едва Кин окинул взглядом ландшафт, выйдя из шлюзовых дверей, этот эпитет пришел ему на ум и показался исчерпывающим. Приземистое здание диспетчерской, казарма для охраны, ровные ряды контейнеров, квадратные плиты посадочной площадки — все сплошь было грязно-серого безрадостного цвета, под стать небесам.
Следом за Кином из пассажирского модуля вывалилась, грохоча по трапу тяжелыми ботинками, полусотня десантников с Брайда в оранжевых камуфляжных комбинезонах с голубыми разводами. Благодаря нерасторопности интендантов парни выглядели довольно-таки экзотично на здешнем унылом фоне. Они закинули на плечи ранцы, построились в колонну по четыре, и офицер повел их к поджидавшему в отдалении транспортеру.
Кин стоял возле телескопической опорной лапы, слегка досадуя, что встречающие опаздывают. Он поставил наземь чемодан, порылся в планшете, извлек пачку пастилок, закинул в рот сразу две и принялся меланхолически жевать.
Подъехала мотоцистерна, из нее вылез чумазый техник, воткнул заправочную муфту в брюхо модуля, присел боком на подножку кабины и элегически воззрился на Кина.
2. Все было совсем не так, инспектор
Рудничный поселок тянулся вдоль пологой изогнутой седловины между трех горных пиков. Около сотни типовых сборных домиков для гражданского персонала лепились по склонам среди низкорослого багрового кустарника. С восточной оконечности поселка узкое извилистое ущелье вело к каньону, а на широком западном откосе, вокруг скрытого под надувным куполом подъемника шахты, располагались складские помещения, ангары для техники, камнедробилка, флотационная башня и внушительный фиолетовый террикон. Неподалеку от террикона выстроились правильными рядами щитовые бараки, в которых размещался личный состав гарнизона. На открытой площадке стояла бронетехника — полдюжины турбоходов и три гусеничных транспортера. Границу обитаемого пространства очерчивали уложенные в несколько рядов спирали колючей проволоки, снаружи вдоль нее тянулась выжженная огнеметами широкая полоса пепла, служившая контрольно-следовой зоной, а на углах заграждения возвышались сторожевые вышки с прожекторами.
Глядя на эту панораму сквозь иллюминатор вихрелета, Кин раздумывал о той баснословной цене, в которую обходился каждый килограмм добытого из недр Тангры уникального минерала. Фактически люди здесь или на осадном положении, воюя с многообразной местной фауной, донельзя изворотливой, настырной и свирепой. Ни ультрасовременное вооружение, ни новейшие спецсредства защиты не могли гарантировать полной безопасности человеку на этой планете. В отличие от большей части обжитого космоса, тяжелые увечья и даже гибель были здесь будничным явлением. Однако недостатка в желающих работать на руднике не наблюдалось: одних привлекала сюда жажда острых ощущений, других — перспектива хорошего заработка.
В недрах горного массива скрывалось гигантское кладбище вымерших моллюсков. За сотни миллионов лет оно превратилось в залежи силицита — встречавшегося лишь на Тангре минерала, который оказался идеальным сырьем для синтеза основных карбосиликоновых аминокислот. Еще не столь давно на этом месте небольшой лагерь ученых чудил под охраной забубенных сорвиголов. Но вот в сфере биотехнологий разразился настоящий бум, и, как по мановению волшебной палочки, меж горных пиков Тангры появились рудник, поселок, гарнизон космопехотинцев. А теперь сюда прислали для полевых испытаний боевых фабров нового поколения. В том, что рудник стали охранять биороботы, чей мозг выращен по большей части из здешнего сырья, Кин усматривал своего рода провиденциальную иронию. Получилось нечто вроде замкнутого круга, который существенно повысил статус Тангры как одного из важнейших стратегических объектов Конфедерации.
Вихрелет сел на импровизированную посадочную площадку, посыпанную мелкими обломками пустой породы. Спустившись из десантного отсека по кормовому трапу, Кин первым долгом поставил чемодан и подобрал фиолетовый с золотистыми блестками камешек. На полках в его домашнем кабинете скопилась целая коллекция камней со всех планет, где ему довелось побывать по долгу службы.
Двое дюжих солдат рысью пронесли мимо него носилки с Даркофом, тот слабо застонал, не выходя из наркотического забытья. Подошедший сзади Ронч взял его чемодан.
3. Когда гроза, у нас все спокойно
Размашисто шагая к дому под щедрым ливнем, Кин почувствовал, как в нем проснулся охотничий азарт. Забавно вспомнить, ведь еще сутки тому назад, перед вылетом на Тангру, предстоящая миссия казалась ему рутинной и совершенно бесперспективной. Теперь совсем другое дело, притом вряд ли список сюрпризов исчерпан до конца.
Полыхнула молния, и почти сразу же раскатисто грянул оглушительный гром. Грозовой эпицентр шел над самым рудником.
Застывший у крыльца в напряженной позе биоробот, видимо, выслеживал какую-то притаившуюся тварь. На всякий случай Кин остановился, включил пневмоочистку залитого струйками воды прозрачного забрала, огляделся по сторонам. Ничего подозрительного не обнаружилось, но все же он положил руку на застежку кобуры, и это неожиданно вывело фабра из столбняка. Шагнув навстречу Кину, тот вскинул ружье к плечу. Грозное дуло нацелилось контрразведчику в живот, казалось, еще миг, и грянет выстрел.
Кин вовремя пресек свою рефлекторную попытку выхватить икстер из кобуры, что граничило с верным самоубийством. Несколько тошнотворно тягучих секунд они стояли неподвижно друг напротив друга, человек и уродливый коротышка с ружьем, готовым выплюнуть микроскопический шарик плазмы. Фабр вел себя совершенно загадочным и непредсказуемым образом, но его палец недвусмысленно лежал на гашетке. Кину померещилось, что перед ним стоит спятивший вооруженный мальчишка, и мелкая противная дрожь охватила колени. Он не мог даже вообразить, какой бред сейчас клубится в хваленом карбосиликоновом мозге биоробота.
Внезапно еще раз небо располосовала молния, и при ее мертвенном свете по лицу фабра метнулась кривая судорога. Кина осенила догадка, от которой легче не стало. Какая унизительная нелепость — стоять и ждать смерти оттого, что грозовые разряды вторглись в искусственный интеллект и вызвали перебои в его функционировании. Цепенея от страха, он медленно повернул руки ладонями вперед, демонстрируя отсутствие оружия, затем сделал шаг в сторону. Дуло ружья чуть сместилось, будто привязанное невидимой нитью к пряжке портупеи. Неподвижная приземистая фигура в косых струях ливня, охваченная смертоносным безумием, держала его на мушке. Выстрел мог последовать в любой момент, однако биоробот медлил, как будто издевался или решил спровоцировать попытку сопротивления. Усилием воли Кин подавил истерическое желание выхватить икстер и броситься наземь, стреляя в падении. Против фабра с его нечеловечески быстрой реакцией такая попытка заведомо не могла увенчаться успехом.
4. Довольно-таки своеобразный самоубийца
Заслышав сквозь сон въедливое жужжание таймера, Кин ощупью нашарил часы на тумбочке, чтобы выключить звук. Потом разлепил глаза и уставился в потолок, собираясь с мыслями. Тривиальный эффект пробуждения на новом месте, легкое замешательство тут же сменилось четким осознанием того, что он находится в гарнизоне на Тангре, по местному времени восемь утра.
После вчерашних возлияний у него немилосердно трещала голова, хотя выпито было вовсе не так уж много. Интересно, как иные люди, тот же Нариман, ухитряются спиваться? Чтобы регулярно идти на такие мучения, нужно обладать несгибаемым мужеством. Либо страдать всепоглощающей склонностью к мазохизму. Либо иметь сомнительную привычку не задумываться о последствиях, что наиболее вероятно. А может, похмелье у них протекает гораздо легче. Неспешно рассматривая эту проблему, Кин отдавал себе отчет в том, что забивает голову чепухой и тем самым малодушно пытается отгородиться от мыслей о вчерашних перипетиях и грядущих осложнениях. Однако размышлять о более серьезных вещах с похмелья означало почти наверняка вогнать себя в глубокую депрессию.
Выбравшись из постели, Кин отправился в ванную и встал под душ. Он устроил себе немилосердную экзекуцию, состоявшую в чередовании горячей воды с обжигающе ледяной, всласть растерся полотенцем и, вернувшись в комнату, проделал комплекс гимнастических упражнений. Тут его взгляд споткнулся о бутылку злаковой, почти пустую, укоризненно торчавшую на столе рядом с подсохшими кусочками сыра. Тихо содрогнувшись, он взял ее и убрал в тумбочку.
За окном дремал рудничный поселок. С бледно-голубого неба исчезали звезды, осталось лишь несколько десятков самых крупных. Прожекторы на вышках погасли, в изгибах ложбины залегли сгустки тумана, словно перебродивший настой предрассветной мглы. Оранжевое солнце Тангры еще не вскарабкалось на склон ближней горы, лишь окаймило его заревой полосой, словно к тусклой кудлатой поросли кустарника прилипла выдохшаяся молния.
Когда раздался условный стук в дверь, Кин как раз успел покончить с бритьем и одеться. Необходимость напяливать поверх мундира бронекостюм успела ему изрядно поднадоесть. К тому же автоматическая система терморегуляции с завидным упорством поддерживала температуру чуть выше оптимальной; на свежем воздухе это было еще терпимо, но, стоило войти в помещение, кожа покрывалась липкой испариной. Поэтому, впустив своего телохранителя в комнату и поздоровавшись с ним, Кин первым долгом поинтересовался:
5. Фабры — это же никто
Меряя комнату шагами по диагонали, Кин снова и снова прокручивал в уме план расследования обстоятельств по делу о мнимом самоубийстве и вдруг обнаружил в цепочке фактов существенное противоречие. Даркоф сказал, что приказ командира ему передал Гронски. Получалось, унтер пробыл в блокгаузе две смены подряд: и утром, и после обеда. Но когда они с Рончем прибыли с космодрома, в адъютантской за пультом сидел Басо.
Спрятав шифровальную кристалетку в бумажник, Кин подсоединил компьютер к общей сети, разыскал графики нарядов по гарнизону. Судя по ним, действительно, вчера с девяти до пятнадцати часов на центральном посту должен был дежурить унтер Басо. Слегка обескураженный неувязкой, он позвонил в блокгауз и попросил Зигу соединить его с командиром гарнизона.
— Слушаю вас, инспектор, — без малейшего энтузиазма откликнулся Абурхад.
— Я хотел бы уточнить одну мелочь, с вашего позволения. Кто вчера дежурил в адъютантской около одиннадцати утра?
— Дайте подумать, — попросил командир гарнизона и после крошечной паузы уверенно сказал: — Ну да, Гронски.
История вторая МОНАХИНЯ
Когда послышались первые взрывы и завыла сирена, она сидела в пустом зале за столиком возле фонтана и дремала, уронив голову на руки. После бессонной ночи тело порожнее и рыхлое, а еще кислый привкус во рту, прилипшая к ступням звонкая окись намаянности, словно судорогой застрявшая в скулах тягомотина от обязательной улыбки. Хоть чуть-чуть покоя, просто покоя, хоть чуть-чуть. Криворотый прямо истерзал ее своим длинным и крепким, все внутри поскуливает, но ведь сладко было, очень сладко, вот как это бывает, оказывается. Страшно, сладко, грешно, безумно, сладко, сущая погибель, растворяешься, летишь. И неважно, что придется оправдываться перед Тарпицем, ну не смогла и не смогла, духу не хватило. Каким свирепым взглядом он смотрел на нее, когда завтракал, прямо придушить был готов. Ай, да все равно, ни капельки она его не боится.
Между тем творилось непонятное, ухало-грохотало, из кухни высыпали повара и раздатчицы, они столпились у окон, раздвинули шторы, что-то высматривали снаружи. Подняв голову, она окинула их недоумевающим взглядом: и чего суетятся, какая там еще невидаль отыскалась… Да, вот тогда сирена и завыла.
Это ее не волновало ни капельки, она дико устала, ей обрыдло, вконец обрыдло улыбаться через силу, семенить между столиков с тележкой на одеревеневших ногах, под липкими взглядами жующих мужиков собирать сальную посуду и улыбаться, всегда улыбаться. Но внезапно грянул гром. Так, словно ее подспудная ненависть к этому залу наконец-то сгустилась, прорвалась наружу, взрывной волной шарахнула по огромным ленточным окнам. Вздыбились к потолку шторы, мелкие кубики осколков брызнули запрокинутым набок сухим дождем. Ах, как все заметались, орущие и окровавленные, в ужасе помчались обратно в кухонный блок, натыкаясь на стулья и столики, до чего же смешные заблудшие, они так перетрусили, будто их убогая жизнь лучше смерти.
Она всегда твердо знала, что смерти нет.
Знойный ветер проклятой Тангры ворвался в зал, повсюду запорхали салфетки. Только во сне бывает такая белая шальная свобода. Зачарованная этим зрелищем, она не сразу заметила, что тучный повар Шуян во всю прыть несется по проходу, не разбирая дороги. Обильно струящаяся из рваной раны на лбу кровь заливала ему глаза. Вскочить на ноги она не успела: ополоумевший повар, с диким воплем размазывающий кровь по лицу, задел спинку ее стула, и оба покатились кубарем на пол, а в следующее мгновение раздался оглушительный взрыв. Беспомощно лежа на спине, она увидела, что на нее валится потолок.
История третья ВОЖАК
Владыка превращений и Предводитель игр выходил из транса легко, словно бы размашистыми гребками всплывая из мира сущностей в мир плотных миражей, уверенно минуя дебри перепончатых миров. Его пост продлился ровно дважды три седмицы, и внутренний взор обрел необходимую остроту. Наконец он стал готов вместить волю Величайшего Ящера Без Тела, Который Всегда Смеется, и принять касание истинного знания, подобное ветру в тяжких от дождевых капель ветвях.
Совместившись наконец с бренным телом и приняв позу скалы, Владыка превращений и Предводитель игр замер, дабы осознать струение своих жизнетворных потоков и ввести их в потребные русла. После того как он побывал по ту сторону всесозидающей пустоты и созерцал корни сущего, собственное могучее и гибкое тело казалось ему призрачным клочком тумана, всего лишь сгустком энергии в прихотливо скрученных изложницах пространства. По прошествии нескольких биений малого сердца его телесное зрение расслоилось на привычные спектры, он увидел мягкий свет листвы, привольное мерцание камней и пульсации мельчайших одноядерных существ. Косматое солнце уже показалось из-за горного хребта и двинулось в свое неизменное шествие среди звездных россыпей, рисунок его пятен предвещал благое течение дня.
Оглянувшись, Владыка превращений и Предводитель игр устремил исполненный задумчивости взор в глубину пещеры, где двоекожая самка дремала на охапке сухой травы. Поразительная причуда Бесконечной Игры состояла в том, что эта самка была единственной среди всех двоекожих, кто имел полог, пускай на диво несовершенный и полученный от заблудших помраченных учителей. Более того, она понимала ту важнейшую истину, что разлучение с телом не есть ни зло, ни благо, а просто есть разлучение с телом. Поэтому ее не снедал губительный и нелепый страх перед уходом из мира плотных миражей.
Сущностный кокон самки имел травяную окраску, расцвеченную крошечными солнечными вкраплениями, жизненный ресурс ее плоти уменьшился примерно на четверть по сравнению с обретаемым изначально. Случайная неслучайность сохранила телесную оболочку самки, притом стебель ее судьбы отличался редкостной мощью блистания, прорастая далеко за пределы мира плотных миражей. Распознав это, следовало прервать всяческое попечение о себе, дабы как можно быстрей осуществить паломничество в сердцевину истоков, и вот оно завершилось.
Теперь, побывав по ту сторону истины и заблуждения, Владыка превращений и Предводитель игр удостоверился в правильности своей догадки. По наитию извлеченная им из-под развалин самка осталась пребывать в собственном теле ради того, чтобы выносить плод. Так решил Величайший Ящер Без Тела, Который Всегда Смеется. Более того, Владыке превращений и Предводителю игр следовало продолжать всемерно заботиться о ней и, главное, о том, кто обретал тело в ее лоне. Именно этому забавному комочку хрупкой плоти в грядущем надлежало принять небывалую ношу, став однажды средоточием Необъятного Танца и Бесконечной Игры. Дальнейшее виделось чрезвычайно смутно, как извивы водяной жилы сквозь толщу земли. Так или иначе, их стебли судьбы отныне переплелись воедино, и хотя едкая вонь тела самки жестоко ранила обоняние Владыки превращений и Предводителя игр, он смирялся, побеждая навязчивую мнимость проникновением в подлинную сущность происходящего.