Шестиноги

Гуданец Николай Леонардович

Уже аксиоматично звучит утверждение: если разра­зится атомная война, то в ней не будет победителей; люди из противостоящих лагерей взаимно уничтожат друг друга. Рассказ «Шестиноги» в символической, жесткой форме предлагает вариант такого противостояния, доведенного в тупой непримиримости до безум­но-бескомпромиссного завершения. События на планете шестиногов — ужасный, свирепый урок.

ШЕСТИНОГИ: НАЧАЛО И КОНЕЦ ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА

1.

Приступая к своему повествованию, я отчетливо сознаю, что мой одинокий труд может пропасть втуне, ведь, скорее всего, никто и никогда не прочтет эти строки. Но крохотный проблеск надежды не меркнет в моем желудке, и потому я обращаюсь к беспредель­ности Вселенной, ко всем очагам разума, чья совокуп­ность неподвластна пространству и времени. Уповаю на то, что мне удастся довести начатое до конца, и рано или поздно эта рукопись попадет в лапы разумных существ, а значит, великие свершения на­шей могучей расы станут всеобщим достоянием. Пусть они послужат уроком и примером для тех, кто возжег светильник разума и гордо несет его по тернистой стезе прогресса.

Захватывает дух, едва пытаешься охватить мыслен­ным взором эпохальный путь, по которому прошел мой народ на глазах одного-единственного поколения, а ведь я имею честь и гордость к оному поколению принадлежать; более того, мне выпало присутствовать при событии, послужившем рубежом между убогим доисторическим периодом и новой блистательной эрой сознательного восхождения к высотам цивилиза­ции.

Итак, в Первый день Первого года Новой эры, едва благодатное светило взошло и озарило девственную глушь моего родного селения, отцы разбудили меня, накормили завтраком и отправили в образовальню. Замечу походя, что все три моих отца пользовались уважением соседей. Двое из них оставили после себя незаурядные хореические образцы интимной лирики, а третий написал рассуждение о провиденциальном значении семечек нгута, стяжав немалую славу — трактат прочли даже в заречном селении, после чего тамошний старейшина явился к нам, дабы выразить автору глубочайшую признательность.

Даже сейчас, в преклонном возрасте, я с необыкновенной отчетливостью помню, как семенил в образовальню, дожевывая на ходу вяленую чавчавку и выплевывая семечки, а росистые хвощи приятно холодили брюшко. Ничто вокруг не предвещало глобальных перемен. Правда, звездочеты уже несколько дней кряду судили и рядили о новой блуждающей звезде, которая четырежды за ночь пересекает небосклон, однако их споры мало кого заинтересовали. Я по малолетству вообще пропустил те разговоры мимо слуха.