Работа, посвященная разбору сочинения "Слово о полку Игореве", легла в основу 13 главы (Опыт преодоления самообмана) из книги "Поиски вымышленного царства".
Отношения оседлых славянских племен и тюркоязычных кочевников в X-XV вв. – тема, разработанная далеко не достаточно. Наиболее распространенное мнение, что «Азия была народовержущим вулканом» (Н. В. Гоголь), а Русь – «щитом Европы», обеспечившим ей беспечальное процветание (А. С. Пушкин и А. А. Блок), при детальном рассмотрении оказывается несостоятельным. На самом деле отношения русских с печенегами, половцами и татарами прошли длинную эволюцию и менялись подчас диаметрально. Да и сами кочевники не представляли единообразной массы, стремящейся к грабежам и убийствам. То те, то другие племена выступали как союзники русских князей в войнах с Византией, Польшей, Венгрией и даже Орденом. Таким образом, бытующее ныне мнение базируется не на реальной истории, а на отдельных литературных памятниках, усвоенных некритически. И на первом месте среди этих памятников стоит «Слово о полку Игореве».
С момента своего появления из мрака забвения «Слово о полку Игореве» начало вызывать споры. Сложились две точки зрения: 1) «Слово» – памятник XII в. и было составлено современником событий в 1187 г.; 2) «Слово» является подделкой XVIII в. (вариант – XV-XVI вв.) и написано на материале Ипатьевской летописи. Еще в 1962 г. вышла книга, содержащая доказательства неправильности второй концепции
[1]
, что само по себе говорит о слабости первой, несмотря на очевидную древность изучаемого памятника. Несомненно, что столь хорошо датирующийся памятник, как «Задонщина», содержит элементы заимствования из «Слова о полку Игореве», и, следовательно, «Слово» древнее Куликовской битвы
[2]
. Тем самым отпадают все более поздние датировки, но самый факт наличия дискуссии показывает, что дата 1187 г. вызывает сомнения. Поэтому мы предлагаем новый, дополнительный материал и новый аспект.
Чтобы не дублировать достигнутого нашими предшественниками, мы принимаем за основу исчерпывающий комментарий Д. С. Лихачева
[3, с. 352-368. Здесь и дальше страницы в круглых скобках: «Слово о полку Игореве». М.-Л., 1950]
, за исключением тех случаев, когда он оставляет вопрос открытым. С другой стороны, мы принимаем для аспекта иной исходный пункт и рассматриваем содержание памятника с точки зрения его правдоподобия при изложении событий, в нем описанных. Иными словами, мы кладем описание похода Игоря на канву Всемирной истории, с учетом того положения, которое имело место в степях Монголии и Дешти-Кыпчака. Наконец, мы исходим из того, что любое литературное произведение написано в определенный момент, по определенному поводу и адресовано читателям, которых оно должно в чем-то убедить. Если нам удастся понять, для кого и ради чего написано интересующее нас сочинение, то обратным ходом мысли мы найдем тот единственный момент, который отвечает содержанию и направленности произведения. И в этом разрезе несущественно, имеем ли мы дело с вымыслом или реальным событием, прошедшим через призму творческой мысли автора.
Недоумения.
Принято считать, что «Слово о полку Игореве» – патриотическое произведение, написанное в 1187 г. (с. 249) и призывающее русских князей к единению (с. 252) и борьбе с половцами, представителями чуждой Руси степной культуры. Предполагается также, что этот призыв «достиг... тех, кому он предназначался», т.е. удельных князей, организовавшихся в 1197 г. в антиполовецкую коалицию (с. 267-268). Эта концепция действительно вытекает из буквального понимания «Слова» и поэтому на первый взгляд кажется единственно правильной. Но стоит лишь сопоставить «Слово» не с одной только группой фактов, а рассматривать памятник вместе со всем комплексом реальных событий, как на Руси, так и в сопредельных ареалах, то немедленно возникают весьма тягостные недоумения.
Во-первых, странен выбор предмета. Поход Игоря Святославича не был вызван политической необходимостью. Еще в 1180 г. Игорь находится в тесном союзе с половцами, в 1184 г. он уклоняется от участия в походе на них, несмотря на то что этот поход возглавлен его двоюродным братом Ольговичем – Святославом Всеволодовичем, которого он только что возвел на киевский престол. И вдруг, ни с того ни с сего, он бросается со своими ничтожными силами завоевывать все степи до Черного и Каспийского морей (с. 243-244). При этом отмечается, что Игорь не договорился о координации действий даже с киевским князем. Естественно, что неподготовленная война кончилась катастрофой, но, когда виновник бед спасается и едет в Киев молиться «Богородице Пирогощей» (с. 31), вся страна, вместо того чтобы справедливо негодовать, радуется и веселится, забыв об убитых в бою и покинутых в плену. С чего бы?!
Совершенно очевидно, что автор «Слова» намерен сообщить своим читателям нечто важное, а не просто рассказ о неудачной стычке, не имевшей никакого военного и политического значения. Значит, назначение «Слова» – дидактическое, а исторический факт – просто предлог, на который автор нанизывает нужные ему идеи. Историзм древнерусской литературы, не признававшей вымышленных сюжетов, отмечен Д. С. Лихачевым (с. 240), и потому нас не должно удивлять, что в основу назидания положен факт. Значит, в повествовании главное не описываемое событие, а вывод из него, т.е. намек на что-то вполне ясное «братии», к которой обращался автор, и вместе с тем такое, что следовало доказывать, иначе зачем бы и писать столь продуманное сочинение.
Нам, читателям XX в., этот намек совсем неясен, потому что призыв к войне с половцами был сделан Владимиром Мономахом в 1113 г. предельно просто, понят народом и князьями также без затруднений и стал трюизмом. Но к концу XII в. этот призыв был неактуален, потому что перевес Руси над половецкой степью сделался очевиден
С вышеописанных позиций автор «Слова» должен был бы отрицательно относиться к князьям, приводившим на Русь иноплеменников. Автор не жалеет осуждений для Олега Святославича, приписывая ему все беды Русской земли. Однако прав ли он? Олег должен был унаследовать золотой стол Киевский, а его объявили изгоем, лишили места в лествице, предательски схватили и, по договоренности с византийским императором Никифором III (узурпатор) и князем киевским Всеволодом I, отправили в заточение на остров Родос (1079). Можно было бы думать, что отрицательное отношение к Олегу объясняется тем, что за год перед этим он при помощи половцев добыл родной Чернигов, а затем спровоцировал кровавое столкновение на Нежатиной Ниве (3 октября 1078 г.). Пусть так, но ведь антагонист Олега, Владимир Мономах, за год перед этим