Старый ведун из Полоцкого княжества, именуемый Волчий Пастырь, шаман-нойда, говорящий с мертвыми, юный княжич Сеслав, которому назначено смертельно опасное испытание, боярышня, угодившая в тенета ведьмы, ловкий и бесстрашный охотник Корт… Всех их объединяет одно: их путь рядом с Кромкой, границей, разделившей мир живых и мир мертвых. Здесь сказка становится реальностью. Здесь нет ни добрых, ни злых, а есть лишь беспрестанная борьба за власть над человеческими душами, своими или чужими. Это совсем не то колдовство, которое придумывают авторы фэнтези. В этом мире оно исконное: языческое, беспощадное дремучее, как древнерусские леса, полные нежити и проклятий, только и ждущих, чтобы неразумие или жадность дали им свободу.
© Александр Мазин, текст, 2019
© Павел Мамонтов, текст, 2019
© Ольга Коханенко, текст, 2019
© Алексей Буцайло, текст, 2019
© Анна Гурова, текст, 2019
Александр Мазин. Ведун
Бурый сидел на лавке, прикрыв глаза. Но все равно видел и стол, и чашку с зельем, и свою беспалую руку на черной столешнице. А кабы и не видел…
Черные стены, черные руки, черное зелье… Все черное.
Всегда черное. Черная изба, где жил мальчонкой. Черные растрескавшиеся бревна, черный, клочьями, мох.
Такой путь. Такая слава. Черная.
Жалел ли он? Нет. Теперь – нет.
Глава первая
Рядились батька с ведуном не на подворье, за воротами. И Малец тут же стоял. Не разумел ничего. Не понимал: почему с гостем – на улице?
А вот батька знал, верней, думал, что знал. Смердье поверье: кто колдуна на подворье пустит – беду накличет.
Знал не знал, а, как углядел Малец Дедку, сердечко в пятки ушло. До того перепугался, что ручонку из батькиной ладони выдернул и дал бы деру, да пойман был за вихры. Пойман и вытолкнут наперед.
Ох и страшный Дедко. Сутулый, ручищи мало не по земле метут, космы – шерсть медвежья, рожа, что блин. От оберегов страшных шея гнется. Ясно, чужак! А уж глазищи! Чисто прижмурившийся филин. У людей
таких
не бывает…
– Этот? – Батя отвесил Мальцу подзатыльник.
Глава вторая
Видение померкло. Ведун сидел, потупясь. Теперь-то он знал, почто пытал его Дедко. Крицу тоже в огне жгут да молотом бьют. Чтоб шлак выбить, чтоб форму правильную обрела. Так и Дедко – с ним. Глаза – первое испытание. Первое и не самое тяжкое. Были и иные. Пострашней.
Но после того, первого, Дедко его долго не мучил. Хотел, чтоб окреп Малец. Так что жилось ему поначалу хорошо. Совсем хорошо. Кушай, сколько влезет, спи вволю. А к зиме ему Дедко одежу подарил. Дорогую. Такой у них в сельце даже у старосты не было. А еще сапожки теплые купил. В таких и мороз – не мороз.
От сытой жизни Малец сразу в рост пошел. Сил прибавилось изрядно.
Когда Малец с прежней родней жил, они в холода больше в избе сидели, в духоте, темноте да копоти. А на улицу выбегали по нужде или на чуть-чуть. Пробежаться – и обратно. Валенки у них были – одни на троих, и полушубок тоже.
С Дедкой – не так. В избе они и зимой не сидели. Дедко Мальца по лесу водил. Много. Ходить учил, глядеть правильно. Не по-людски, по-ведьмачьи. Научил немного.
Глава третья
Лучина погасла. Но ведуну свет – без надобности. На то он и ведун. Да. За Кромкой ведь темней, чем самой темной ночью. Но видеть и там можно. Если правильную цену Госпоже заплатить.
Бурый заплатил. И не раз. Но тот, первый, он крепко запомнил. Весной это было. Первой весной, которую он встретил у Дедки.
В деревне приход весны знатно праздновали. Малец три таких праздника хорошо помнил, остальные – смутно. Но кто видел один праздник, тот все видел. Все они – по покону. За этим волох следит и родовичи старшие. Кто от порядка отступит, хоть веточку не туда положит, хоть ленточку не ту повяжет, того боги не увидят и беречь не станут.
Ведун – не праздновал. Зиму не гнал, богов за приход весны не благодарил, подарков не дарил.
Глава четвертая
Культяпка, оставшаяся вместо мизинца, зажила на удивление быстро. Малец заметил: теперь на нем все быстро заживает: ушибы, порезы, ссадины, ожоги. Вечером спать лег, а утром – кожица розовая или легкая желтизна на месте здоровенного синячищи.
Малец спросил у Дедки: почему так?
Тот хмыкнул, но все же пояснил:
– А потому что ты теперь – немного мертвый. И вода у тебя в нутре – тоже немного мертвая. А мертвая вода, малой, она всякое телесное заживляет.
– Это что ж, я теперь, к примеру, слюной своей могу раны лечить? – оживился Малец.
