Холодная темнота. Синий пронзительный свет, красный пронзительный свет. Искусственная елка, собранная из грубых пластмассовых веток, с картонными свечками, с нарисованным пламенем. Стеклянный затоптанный снег, хрустящий, как сахарный песок, случайно рассыпанный по паркету. Знак «автобусная остановка» качается на ледяном ветру, скрипит. Желтый фонарь над головой мелко дрожит; его свет то становится тусклее, то снова разгорается. Автобуса все нет.

Люди — нахохлившиеся тени. Женщина пьет пиво из бутылки; у нее нет возраста: когда желтый свет тускнеет, она кажется девушкой, когда вспыхивает — старухой. Капюшон затеняет лицо женщины, неуклюжая куртка скрадывает фигуру. Капля на ее губе блестит, как неудачный пирсинг. Двое южан сгорбились, засунули руки в карманы, свернулись сами в себя. Молчат. Их лица темны и напряжены до ощущения физической боли. «Автобус-то будет, нет?» Автобус черти взяли.

Автомобили — редки. Они почти не существуют, у них нет технических характеристик, у них нет марок, у них нет ничего, кроме режуще-желтых фар и гула мотора. Они пролетают мимо, как призраки — из темноты в темноту; не может быть, чтобы их вели живые люди.

Время заледенело. Его тоже не существует. Стеклянный павильон автобусной остановки потихоньку вываливается из реальности в какое-то другое пространство. Заплеванный снег под ногами становится все бриллиантовее. Воздух холодеет, превращаясь в разреженный лед. Фонарь дрожит под порывами ветра, фонарь и ветер реальней всего из окружающего мира — приступы света и полумрака чередуются с бредовой равномерностью. Ждем-с?

Автобуса?!