Ребёнок, мучаясь от одиночества, придумывает для себя невероятно ужасную, полную опасностей игру. На полу в большой комнате распростер свои огромные объятия ковер. Красные части ковра — это раскаленные докрасна угли. Черные же части ковра — это змеи, ядовитые змеи. Желтые островки на бескрайнем пространстве ужасной черноты и пугающей красноты — это безопасная дорога. И вот малыш пускается в опаснейшее путешествие на другой конец коврика…
Мальчик провел рукой по колену, и под ладонь попала почти зажившая царапина. Он наклонился, чтобы рассмотреть повнимательнее. Корочка на подсыхающей ранке всегда притягивала его как магнит. Он никогда не мог удержаться. Сейчас сколупну, подумал он. Пускай она еще не засохла до конца, пускай придется отдирать, пускай даже потом саднит.
Он осторожно провел ногтем вокруг края корочки, и, когда легонько поддел ее, твердая коричневая корка поддалась и отошла целиком, открыв гладкую розовую кожицу.
Здорово. Правда, здорово. Он дотронулся до зажившей ранки — не больно. Он положил корочку на колено и дал ей такого щелчка, что она взлетела в воздух и приземлилась на край ковра, большущего черно-красно-желтого ковра, закрывавшего весь пол, от ступеней лестницы на второй этаж, где он сидел, и до входной двери. Огромный ковер. Больше, чем теннисный корт. Гораздо больше. Он пристально всмотрелся в ковер. Красивый ковер. Раньше он никогда не замечал, а вот сейчас вдруг увидел, что краски таинственно сияют и переливаются, так что не отвести глаз.
Значит, так, сказал он себе. Красное — это раскаленные угли. Мне нужно… Я должен пройти отсюда до двери, ни разу их не коснувшись. Если я коснусь, я сгорел. Пепла и того не останется. Черное… Черное — это змеи, ядовитые гадюки и кобры, толстые, как бревна, и, если я коснусь хоть одной, она меня ужалит. Еще не успеют позвать на вечерний чай, как я умру. Но если я дойду до двери и не сгорю и меня не укусят — завтра на день рождения мне подарят щенка.
Он встал и поднялся на несколько ступенек, чтобы посмотреть сверху, как переплетаются страшные цвета на ковре. Вообще-то, это возможно? Хватит ли желтого? Желтый был единственным неопасным цветом, по которому можно было идти. Смогу ли я дойти до конца? В такой путь нельзя пускаться легкомысленно: риск слишком велик. Мальчик наклонился вперед, его лицо два больших глаза, острый подбородок, пшеничный венчик волос — показалось над перилами. Он сосредоточенно разглядывал ковер. Кое-где желтая дорожка сужалась, а раз или два обрывалась и возобновлялась на некотором расстоянии, но, в общем-то, без особых трудностей должна была привести к двери. Тому, кто не далее как вчера с легкостью прошел по кирпичной тропке от конюшни к сараю, пройти по ковру будет не очень трудно. Если бы только не змея. При одной мысли о змеях у него по ногам, сверху вниз по икрам и по подошвам от страха как будто искры проскакивали или кололо иголками.