Каяться и зарекаться хорошо, если помнишь слово своё и зарок, и, сделав раз худо, станешь вперёд от худа бегать; а коли клятва твоя и божба крепка только до вечера, а с утра опять принимаешься за то же — так и в добром слове твоём добра мало.

Дятел красноголовый лазил день-деньской по пням и дуплам и всё стучал роговым носом своим в дерево, всё доспрашивался, где гниль, где червоточина, где подстой, где дрябло, где дупло, а где живое место? Стучал так, что только раздавалось во все четыре стороны по лесу. К вечеру, глядишь, голова у красноголового разболится, лоб словно обручем железным обложило, затылок ломит, не в силу терпеть.

— Ну, — говорит, — полно, не стану больше долбить по-пустому; завтра посижу себе смирно, отдохну, да и вперёд не стану — что в том проку?

Закаялся и зарёкся наш дятел, а наутро, ни свет ни заря, как только пташки в лесу проснулись да защебетали, дятел наш опять пошёл долбить и барабанить по сухоподстойным пням.

День прошёл, настал вечер — опять головушку разломило, и опять он закаялся — с вечера до утра, а потом опять принимается за то же…