Сергей Данилов
Лёгкий флёр
На совещании Жанна присутствовала вместо начальника отдела, который находился в отпуске перед выходом на пенсию. Менее, чем через месяц, ей предстояло занять его место.
С собой прихватила главного специалиста Андрея Николаевича Феофанова, сорокалетнего, импозантного мужчину с ранней сединой на висках, которого наметила в замы и уже согласовала кандидатуру с начальством.
Феофанов сидел рядом, входя в новую роль, серьёзный и очень деловитый. Он не позволил себе даже слегка улыбнуться, когда директор департамента говорил лестные слова о деятельности их отдела, понимая, что похвала целиком и полностью относится даже не к нынешнему начальству, дни которого сочтены, а умнице Жанне, у которой, к тому же, наверху, много выше директорской головы, имеется своя руководящая рука.
В кармане пиджака Жанны завибрировал телефон. Отклонившись на спинку стула, она мимолётным движением достала мобильник, открыла и, тотчас закрыв, столь же незаметно вернула на место.
Феофанову ничего не стоило на долю секунды моргнуть глазами вниз, прочесть фамилию автора сообщения «Платонов» и яркий голубоватый текст «Люблю безумно», возвратить взор к раскрытому блокноту. Рука машинально подчеркнула дату выставки, на которой собирался делать экспозицию их департамент. Выражение лица при этом никак не изменилось, но мысли потекли в ином направлении.
Валериановый человечек
Немигающие, огромные, жёлто-зелёные глаза прямо перед лицом, от них некуда деться.
Такой сон в детстве снился не раз и не два.
Родители легко объяснили причину: оказалось, когда был Тёма ещё совсем маленьким, повадилась кошка Мурка в детской кроватке отдыхать, на груди спящего младенца: её уберут, она обратно запрыгнет — натурально с ума свихнулась. Устроится на спящем, лапки под себя подожмёт, и сидит, в лицо смотрит, не шелохнётся.
— Это она за дыханием следила, принимая нос за мышиные норки, мышку караулила, — высказывала предположение мама, желающая всё всегда объяснить до конца.
— Не знаю, что думала своей кошачьей головой, а делать ей в детской кроватке нечего, — довольно хмуро комментировал отец.