…Мир после катастрофы. Странный, страшный и – увлекательный. Каким он может быть?
Оледеневший пустыней, в которой вынуждены выживать три расы – мутировавшие суперанималы-воины и ментаты-экстрасенсы и их новые рабы – обычные люди?
Замкнутым металлическим Лабиринтом-муравейником, которым правит таинственный и всемогущий Человек-бог?..
Безграничным океаном, где люди управляют стаями китов-косаток и белых акул – и где идет вечная, бесконечная война между народами «плавучего острова» и «подводного города»?..
Каким он может быть?
Пролог
Ему приснился зловещий сон, и, проснувшись, он сразу же отправился к могиле, которая позвала его. Он не мог бы сказать точно – зачем. Вероятно, для того, чтобы получить еще одно знамение. И потому, что убедился: нельзя пренебрегать сигналами ОТТУДА. В данном случае это был сигнал тревоги.
Если постараться, то у тени появится лицо – чужое или нет, на мгновение или надолго. Но он слишком хорошо знал, как редко враг надевает настоящие лица…
Теперь Кен стоял возле могилы того, кого считал своим учителем. Мертвец, лежавший здесь, научил его самому главному – трудному искусству выживания. В каком-то смысле мертвец был вторым отцом Кена. Один отец, которого Кен даже не помнил, дал ему жизнь; другой помог ее сохранить.
И состоится дуэль – но еще не сегодня и не завтра. Появится некто – супер, который возьмет у Кена эту жизнь, когда настанет час уходить, и примет в ужасное наследство то, чему нет названия.
Итак, в его сознании уже сформировался образ мистического триумвирата, без которого путь суперанимала теряет преемственность и смысл и превращается в жалкое блуждание вслепую. Каждому была отведена единственно нужная роль. И лучше не вмешиваться в этот порядок, в эти циклы, сцепляющие поколения, – иначе хаос неуправляемой, необузданной дикости сметет хилые стены запретов, продиктованных целесообразностью, которая понятна лишь единицам. Хаос хлынет из врат внутренней преисподней и захлестнет всех тех, кто мнил себя уцелевшим.
1. Кен
Могила не изменилась и оставалась неоскверненной. То есть снег и лед по-разному декорировали ее и окружающий ландшафт, скрадывая очертания гигантского упавшего с неба креста, но для Кена существовал только костяк реальности – скелет, поверх которого болталась и увядала недолговечная фальшивая маска. Он научился сдирать ее. Иногда это было больно, очень больно, но в безнадежном противоборстве с вечностью поневоле становишься безжалостным – прежде всего к самому себе.
Лили, женщина Кена и мать двоих его детей, тоже освоила эту жестокую и печальную науку, однако не до конца. Например, она боялась приходить к бомбардировщику, который был металлической могилой, и не хотела видеть замерзший труп Локи – значит, боялась воспоминаний и в конечном счете боялась СЕБЯ…
Он прощал ей эту маленькую слабость, потому что она была суггестором, сумевшим преодолеть многие пороки своей незавидной породы. Она дорого заплатила за это. И платит до сих пор. Следы всего пережитого уже обозначились на ее лице и теле – ежечасные взносы в копилку неумолимой старости. А ведь ей было только тридцать пять… Он готов был простить ей гораздо больше после того, как проникал в ее сны.
Их связь с самого начала приобрела в сознании мамочки Лили оттенок инцеста и уже останется таковой до конца ее дней. Именно ЕЕ дней – она старше и умрет раньше него. Он знал это абсолютно точно. Он еще помнил сказки, которые она сочиняла для детей Пещеры, сказки со счастливым концом: «Они жили долго и счастливо и умерли в один день…» Так вот, ничего этого не будет. «Долго»! Что значит «долго» в мире, где агония порой затягивается на десятилетия? И еще один хороший вопрос: что может означать в таком мире счастье?
Кен не искал ответов. Он никогда не впускал маленьких палачей-садистов в свой мозг. Им приходилось забавляться с другими – с теми, кто не умел противодействовать постоянному давлению небытия: тиски отчаяния, медленное удушье в атмосфере безысходности, сжатие сознания в точку…