Всё на свете несущественно, кроме доброты

А. Давид-Неэлъ

Можно двояко распорядиться своей жизнью. Первый способ — это борьба, когда человеком движет желание быть самим собой и делать то, что ему хочется, вопреки всем и вся. Тот, кто следует этим путем, должен освободиться от слащавой сентиментальности и уметь в случае необходимости быть беспощадным к себе и другим.

Второй способ — привилегия тех, кто понял, что «игра не стоит свеч», и избавился от каких бы то ни было желаний... Если это произошло, человек удаляется в пустыню и живет там как отшельник.

Предисловие

Начиная книгу о новом путешествии, я и представить себе не могла, что, когда ее рукопись попадет в Париж, во Франции будет бушевать война. Безусловно, в воздухе уже носилось неясное предчувствие беды, а после моего отъезда в декабре 1936 года грозовые тучи, преследовавшие меня в странствиях по Китаю, затянули и европейский небосклон. Но я, как и многие другие, всё еще не осознавала подлинной картины бедствия. Слишком упорно мы отрицали очевидное, отказываясь думать о последствиях новой вспышки безумия. И если ужасы Великой войны не имели себе равных в истории, грядущая катастрофа угрожала превзойти их многократно.

В такой обстановке невольно задаешься вопросом: а будут ли мои истории, рожденные «под грозовыми тучами Китая», интересны европейцам, озабоченным собственным выживанием? После долгих размышлений я пришла к заключению, что читатель все же найдет в этой книге что-то созвучное с его собственной жизнью.

Страна, где проходили мои нередко вынужденные странствия, может служить ярким и печальным примером того, к каким пагубным последствиям приводит отсутствие патриотизма. Я вовсе не собираюсь прибегать к высокопарным фразам в духе трагедий Корнеля2 — сегодня пафос уже не в моде. Вполне достаточно просто здраво и реалистично взглянуть на проблему, чтобы привлечь к ней внимание сограждан. И тогда, не умаляя значения патриотизма, мы вернем ему подлинный возвышающий смысл.

Из Брюсселя в Москву

Я «уезжала» в странствия много раз, но никогда не «возвращалась», и я уверена, что Великое Путешествие, которое с каждым прошедшим днем становится для всех нас ближе и ближе, не приведет меня в тихую гавань, где бросают якорь навеки. К тому же такой покой означал бы смерть, а смерти не существует. На свете нет ничего истинного и реального, кроме Вечной Жизни.

Всякий человек ежедневно и ежеминутно, сознательно или инстинктивно пускается в какую-нибудь авантюру. Каждый из бесчисленных атомов, составляющих наше физическое и психическое «я», то и дело отправляется в рискованное, необычайно важное путешествие с непредвиденными последствиями, хотя траектория этих странствий настолько мала, что может оказаться вне поля зрения микроскопа.

Во время моих первых «побегов» я чувствовала себя еще не совсем уверенно. Воспоминания о них зарождаются в глубине моей памяти, начиная с решетки садовой калитки, за которой пролегала дорога. Выйти за ограду, сделать несколько шагов — вот и все путешествие, но, вероятно, и оно доставляло мне огромное удовольствие, поскольку, как мне рассказывали, я снова и снова выбегала наружу, пренебрегая сыпавшимися на меня упреками. У нас был огромный сад, и такая кроха, как я, могла бы найти там достаточно занятий, но меня манил «большой» мир.

Примерно два года спустя, уже в Париже, я отправилась в свое первое настоящее «путешествие». Один вопрос безраздельно владел моими мыслями. Он касался Венсенского леса, куда почти каждый день меня водила няня. Неизменные маршруты этих прогулок возбуждали, но не удовлетворяли мое любопытство. «Если продолжить идти прямо, — рассуждала я, — будут ли и там такие же дорожки и лужайки или пейзаж окажется другим? Обрывается ли вдалеке лес, так же как он заканчивается с нашей стороны?.. И если обрывается, то что за улицы, дома и люди скрываются в этих неведомых далях?» Я решила обязательно все выяснить. И вот однажды, после обеда, томимая жаждой открытий, я сбежала из отчего дома, дабы исследовать Венсенский лес. Мне только что исполнилось пять лет.

Из Москвы в Пекин через зимнюю Сибирь. — Наблюдения и впечатления

Кому была адресована немая угроза этого часового, стоявшего в одиночестве на своем посту в темноте, среди сугробов, на пороге Страны Советов? Непрошеным гостям, которые попытались бы сюда проникнуть, или же тем, кто захотел бы отсюда сбежать? Наверное, и тем и другим.

Я не успела углубиться в раздумья, на которые навело меня это мимолетное видение. Поезд остановился, носильщики хватали вещи и шагали вслед за пассажирами по открытой платформе, в конце которой на фоне темноты вырисовывались высокие силуэты неподвижных солдат в длинных шинелях, с винтовками наперевес, преграждавших людям путь.

Было десять часов вечера, и на улице стоял сильный мороз. Группа прибывших людей устремилась в зал, где таможенники приступили к традиционному досмотру. Этот очень красивый и просторный зал, был залит светом электрических ламп, озарявших висевшие на стенах плакаты с боевым советским лозунгом, написанным золочеными буквами и переведенным на разные языки: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»