Ариадна Ивановна Делианич родилась 13 мая 1909 г. в Севастополе в семье контр-адмирала Ивана Ивановича Степанова, представителя старинного дворянского (служилого) рода. В 1920 г. армия П.Н. Врангеля, в которой И.И. Степанов служил командиром Севастопольского порта, эвакуировалась из России. Так началась жизнь эмигрантки Ариадны Степановой.
Оказавшись в Югославии, А.И. Степанова работала в разных журналах и написала, по свидетельству ее сестры Ксении, множество рассказов на сербском языке. Там же проявился и ее талант делать иллюстрации к собственным рассказам. Владея четырьмя иностранными языками языками, А.И. Степанова работала корреспондентом белградского журнала «Женщина и Мир» (на сербском «Жена и Свет») в Турции и пользовалась псевдонимом Ара Мирит. По возвращении в Югославию она вышла замуж за капитана Делианича, впоследствии убитого в 1941 г. партизанами. От этого брака у А.И. Делианич был сын Игорь, живший в Югославии под властью Тито.
Талантливая, яркая русская журналистка в 1941 г. пережила вторую — после исхода из России — трагедию. Под ударами вермахта пала Югославия, страна, в которой нашли прибежище десятки тысяч русских эмигрантов, Ариадна ушла сестрой милосердия в отряд сербских четников. Она приняла сторону генерала Дражи Михайловича — антикоммуниста и патриота. Участвовала в боях и была ранена. В 1945 г. с частями Русского Корпуса, отрядами четников и вермахта оказалась в Австрии.
В Русском Корпусе А.И. Делианич оказалась благодаря следующим обстоятельствам. В конце 1944 года немецкое командование приняло решение развернуть в Словении на базе русского добровольческого батальона полк, получивший позднее наименование «Варяг». Комплектование шло за счет эмигрантов, военнопленных и населения оккупированных германскими войсками территорий. Общая численность достигла 2,5 тысяч солдат и офицеров. А.И. Делианич принимала участие в вербовке личного состава в Вене (вербовочный пункт находился в отеле «Фукс»). Офицером полка «Варяг» по связи с югославскими и казачьими частями и военным корреспондентом полка была назначена А.И.Делианич. Полк занимался охраной Любляны и окрестностей от югославских партизан. Весной 1945 г. «Варяг» вместе с Русским Корпусом и сербскими добровольческими частями отступал в арьергарде вермахта, успешно сдерживая натиск НОАЮ (Народно-Освободительная Армия Югославии — партизаны Тито). Там же оказалась и А.И. Делианич.
С 1945 по 1947 гг. А.И. Делианич находилась в концентрационном лагере английской военной администрации «Вольфсберг». Это был, вероятно, самый мучительный и скорбный период в жизни Ариадны Ивановны. В своей замечательной книге «Вольфсберг — 373» она рассказала живым русским языком о мытарствах, которые выпали на долю русских антикоммунистов, захваченных английской союзной армией. Но эта книга — не только летопись событий. «Вольфсберг-373» с полным правом может быть названа книгой исповеди и, поэтому, книгой русского православного человека.
Ариадна Делианич
Вольфсберг-373
ПРЕДИСЛОВИЕ
Настоящая книга представляет собой не только отчет об интернировании в Вольфсберге, но и отражает настроения тех, кто с оружием в руках оправдали свое эмигрантство, приняв участие в борьбе с теми же врагами России, от которых пришлось уйти после гражданской войны 1917–1920 годов.
Автор книги, с женской интуицией, нашел те слова, которые нами, мужчинами, может быть, выговариваются с трудом.
Вопрос о поступлении русских эмигрантов в германскую армию был жгучим вопросом послевоенных годов: почти вся западная эмигрантская печать этот поступок осуждала, главным образом исходя из соображений тактики и приспособления к настроению стран своего пребывания, тактики, выработанной за столами редакций, причем об идеологической стороне вопроса говорить было не принято.
Не говорилось и о том, что мы 30 лет всему свету твердили об опасности коммунизма, что нам не верили, высмеивали нас за эту непримиримость, чтобы потом, когда стало уже почти поздно, с нами во многом согласиться. Вся эта 30-летняя непримиримость стушевалась во время войны, о ней молчали не только эмигрантские газеты, но и организации. Мне неизвестна ни одна политическая эмигрантская организация, которая своим членам порекомендовала бы поднять оружие против коммунизма, — воспользоваться этим случаем воплощения в жизнь всех постановлений и резолюций прошлого.
К счастью для эмиграции, психология отдельных лиц никогда не подпадала под влияние организаций или печати: люди и без них знали, что им нужно было делать.
ВСТУПЛЕНИЕ
Общее название этой книги — «Вольфсберг — 373», но исходной точкой моего жизненного пути до этого «вольфсберговского периода» являлась Вена в январе 1945 года.
Столица Австрии в те дни была переполнена многоязычными, разнонародными беглецами от коммунизма, отступившими из уже занятых красными областей и стран. В Вене находились не только белые беженцы, не только «осты», привезенные на работы, не только военнопленные, копавшие окопы и заграждения вокруг города или служившие «иванами» при немецких частях. В Вене находились русские и сербы, не хотевшие, в полном смысле слова, сложить оружие и перейти в ведение пресловутого «Арбейтсамта».
Тогда еще не все было потеряно. Казалось, что весна должна принести новые силы в борьбе против красных.
В еще не занятой коммунистами части Югославии находился близкий нам по духу Русский Корпус под командой полковника А. И. Рогожина. В Хорватии боролся Казачий Корпус генерала Хельмута фон-Паннвиц. В Словении отрядами словенских домобранцев командовал генерал Лев Рупник, словенскими же четниками — генерал Прежель. В Иллирской Бистрице находился штаб сербских добровольцев Димитрия Льотича, под командой которого было пять, полного боевого состава, полков. На территорию Истрии пришли большие четнические отряды из Далмации, войвод Евджевича и Джуича. И одновременно в Любляне русские офицеры, во главе с полковником М. А. Семеновым, делали большое, серьезное дело, создавая из одного батальона 1-й Русский полк «Варяг», в составе 1500 бойцов.
Этот полк создавался, если можно так сказать, за спиной у немцев, хотя и входил в состав немецкой армии. В полку не было ни одного немца, начиная с командира полка и до последнего солдата. Команды подавались на русском языке. Над казармами развевался огромный русский флаг, со знаком РОА посередине. На рукавах форм были нашиты эти же значки.
ОТРЫВКИ ИЗ СТАРОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ (ДРУГ БОЕВОЙ)
…Начался «великий отход». Отступление перед победившим злом. Югославия, до самых ее границ с соседними государствами, стала добычей Тито.
Отступление без боев, по приказу. Вспоминаются последние, предшествующие отходу лихорадочные дни и слова одного из офицеров, провожавшего глазами первые отходящие части: — Театральный разъезд начался!
Эта фраза была бестактной и не подходящей к моменту, но она как бы поставила жирную точку и подчеркнула полную безнадежность и туманность будущего.
Приготовления к отступлению шли быстрым темпом. У нас, в казарме, на плацу и напротив, у немцев команды ХИПО, жглись документы, переписка, секретные архивы. Люди были мрачно возбуждены. Это было не бодрое, приподнятое возбуждение бойцов перед отходом на фронт, а мрачное, замкнуто-молчаливое напряжение. Каждый из нас как бы боялся поделиться с другими своими мыслями.
За день перед отходом пришел с позиций срочно отозванный полк. Рота за ротой, походным маршем они совершили длинный путь. Запыленные и усталые, с разбитыми ногами, они вливались в казарму и задавали недоуменные вопросы: — В чем дело? Что случилось? Ведь на «нашем» фронте дела прекрасны! Полк наступал, нанося тяжелые удары красным партизанам. Они отступали по всей линии…
ЛОЙБЛПАСС — ВИКТРИНГ
…Всю дорогу мы поражались, почему на нас не нападают и не преследуют красные партизаны. Шли мы без прикрытия, если не считать группки словенских четников генерала Андрея Прежеля, которые нас невидимо сопровождали по вершинам придорожных гор. Ночью связь с ними становилась ощутимой. На черном, бархатном небе взвивались их сигнальные ракеты, говорившие нам: «путь чист». Конечно, в те дни нам и в голову не приходило, что наша судьба была уже предрешена и подписана, и что партизаны были заверены, что они получат свою часть добычи — человечину, дичь для своих пулеметов, без затраты усилий и возможностей потери в бою их «драгоценных жизней».
…Приближались к австрийской границе. Дорога все время шла в гору. Серпентином вилась лента отступающих. Издалека мы заметили черное жерло — вход в туннель. Голова колонны замялась перед входом. Остановились, не рискуя войти в пасть этого неизвестного чудовища. Никто не знал, что нас в туннеле и при выходе ожидает. По колонне поползли слухи быстрее, чем по полевому телефону: — Туннель минирован… За туннелем большие части партизан!
Ползти к Лойблпассу по вьющемуся зигзагом шоссе не хотелось. Многие пешие выделились из колонны и пошли в гору наперерез. Путь был крутой, скаты поросли терновником и бессмертником. Кое-где попадались кустики душистой альпийской, бледно-лиловой эрики. Шли, подпираясь дубинками и цепляясь за колючие кусты. Ко мне присоединились молодой голубоглазый гигант-голландец, старый итальянец-фашист и хорошенькая мадьярка в форме капитана. Между собой мы объяснялись на не совсем чистом немецком языке, перемешивая его своими словами. Получалось впечатление разговора людей, бегущих из вавилонской башни. Мысли у всех нас были мрачные и безнадежные, и все же, несмотря на общую обреченность, чувствовалось, что над ними не висит такой дамоклов меч, как над русскими.
Сильно опередив наш отряд, я присела на солнцепеке, смотря на толчею и пробку перед входом в туннель. Заминка кончилась. В черное отверстие вошла группа добровольцев-разведчиков, которые сигналами давали знать, что путь свободен, и мин не замечается.
Потянулись. Покатилась волна людей, с яркого света входя в полную тьму. Не помню, сколько времени мы шли через туннель, освещая путь карманными фонариками. Проход казался нам бесконечным. Своды и стены туннеля не были обшиты. С них потоками лилась подпочвенная вода. Шли почти по колени в жидкой, чавкающей, скользкой грязи. Люди и лошади скользили и падали. Автомобили застревали, тонули; их вытягивали людской силой, бросая под колеса шинели, винтовки, целые чемоданы — все, что попадалось под руку. В кромешном мраке свет фонарей казался глазком светлячка. Тут же делали факелы из тряпок. Многие светили простыми зажигалками и спичками. Ругань на всевозможных языках, проклятия, храп лошадей, временами их визгливое ржание глухо отдавались в сводах, повторялись эхом и сливались в общий гомон. Кто-то где-то выстрелил. На момент все застыли, а затем с новой силой и напряжением двинулись вперед, толкаемые наседавшими сзади.
С РУССКИМ КОРПУСОМ
Четыре дня на поле Виктринг в воспоминаниях кажутся длинными четырьмя годами. Это было какое-то столпотворение вавилонское, несмотря на то, что прибывшие части и беженские группы постарались как-то разместиться и устроиться, чтобы не походить на цыганский табор.
Мы питались остатками провианта, вывезенного из Любляны. Воду все брали из ручья. Немецкое начальство, которое остановилось в небольшом домике на краю полигона, урегулировало часы, когда мы могли брать питьевую воду, для умывания, стирки белья, водопоя лошадей, и все происходило по сигналам. Лошадей, кстати, откуда-то еще прибавилось. Они бродили брошенные, невзнузданные и жалобно ржали. Наши солдаты их подбирали, благо овса еще хватало, и почти каждый приобрел своего «Ваську», «Мишку», «Леду» или «Катюшу». Мне «преподнесли» красавицу кровную кобылу, оставленную венгерским майором, которого почему-то в первое же утро забрали англичане и куда-то бесследно увезли. Нам сказали, что ее зовут «Аранка», т. е. «золотая». Кобылка, золотисто-рыжая, с маленькой головкой и звездочкой на лбу, пришлась мне сразу по сердцу. Ее взял под свое покровительство старый казак Василий. Вместе с другими «варягами», он шел с ней на водопой, и от нечего делать они целыми днями чистили лошадей, водили их на «проходку» и строили им из срубленных елей коновязь.
Василий мне все время пророчил, что «скоро в поход, и на этот раз не пешими ротами, а конными эскадронами»!
Вообще, «пророчеств» было много. Сербы перед нами хорохорились, повторяя свою сказку о том, что они — «гости английского короля». Действительно, им первым выдали обильный английский провиант, на который у многих слюнки текли. Тогда они еще не вспоминали об изречении: «Бойтесь данайцев, и дары вам приносящих». У сербов царили военные порядки. Целый день проходил в занятиях, муштровке, шагистике, хотя и без оружия, но в самой строгой дисциплине. Их роты пополнялись новыми добровольцами, парнишками из рядов беженцев. По вечерам, перед молитвой, играли в футбол, как будто им некуда было девать энергию. На самом деле, они хотели произвести должное впечатление на победителей и ускорить свой воображаемый отъезд в Пальма Нуову.
Словенцы, спокойные по природе, придерживались своего девиза: «буди тих», или, по-нашему говоря, сиди и не рыпайся. Они ждали вестей от генерала Льва Рупника, который, по последним сведениям, сдался в плен в Шпиттале на Драве, и там ведет переговоры с англичанами.
