Сборник включает никогда ранее не издававшиеся в России книги генерала А. И. Деникина, написанные им уже в эмиграции. Сборник рассказов «Офицеры» (Париж, 1928) повествует о драматичных судьбах белых офицеров, прошедших мясорубку Гражданской войны и выброшенных за пределы своей родины, но не сломленных духом и готовых сражаться за ее свободу до конца.
Пролог
Началось…
…На широком поле, насколько видно глазу, тянутся бесконечные линии окопов, то подходящих друг к другу вплотную, переплетаясь своими проволочными заграждениями, то отходя далеко и исчезая за зеленым гребнем. Солнце поднялось уже давно, но в поле мертвая тишина. Первыми встали немцы. То там, то тут из-за окопов выглядывают их фигуры; кое-кто выходит на бруствер развесить на солнце отсыревшую за ночь одежду… Часовой в нашем передовом окопе раскрыл сонные глаза, лениво потянулся, безучастно поглядел на неприятельские окопы… Какой-то солдат, в грязной рубахе, босой, в накинутой на плечи шинели, ежась от утреннего холода, вышел из окопа и побрел в сторону немецкой позиции, где между линиями стоял «почтовый ящик»; в нем — свежий номер немецкой газеты «Русский Вестник «и предложения товарообмена.
Тишина. Ни одного артиллерийского выстрела. На прошлой неделе вышло постановление полкового комитета против стрельбы и даже против пристрелки артиллерийских целей; пусть исчисляются необходимые данные по карте. Артиллерийский подполковник — член комитета — вполне одобрил такое постановление… Когда вчера командир полевой батареи начал пристрелку нового неприятельского окопа, наша пехота обстреляла свой наблюдательный пункт ружейным огнем; ранили телефониста. А ночью на строящемся пункте вновь прибывшей тяжелой батареи пехотные солдаты развели костер…
9 часов утра. 1-я рота начинает понемногу вставать. Окопы загажены до невозможности; в узких ходах сообщения и во второй линии, гуще населенной, стоит тяжелый, спертый воздух. Бруствер осыпается. Никто не чинит — не хочется, да и мало людей в роте. Много дезертиров; более полусотни ушло легально: уволены старшие сроки, разъехались отпускные с самочинного разрешения комитета; кто — попал в члены многочисленных комитетов, кто — уехал делегатом. Недавно, например, от дивизии послана была большая делегация к товарищу Керенскому проверить, действительно ли он приказал наступать… Наконец, угрозами и насилием солдаты навели такой страх на полковых врачей, что те дают увольнительные свидетельства даже «тяжело-здоровым»…
В окопах тянутся нудные, томительные часы. Скука, безделье. В одном углу играют в карты, в другом лениво, вяло рассказывает что-то вернувшийся из отпуска солдат; в воздухе висит скверная брань. Кто-то читает вслух «Русский Вестник»:
Враги
Ночь — темная, беззвездная. Дорога идет по снятому, неубранному еще полю. Веет сыростью и холодком от земли; сырость висит в воздухе, ложится на лицо и застит глаза, и без того не видящие. Только когда порозовеет чуть одно рваное облачко от безнадежно пробивающейся сквозь него луны, тогда тьма расползается на короткое время, и мгновенно кругом вырастают из земли силуэты копен — черные и лохматые; они плывут медленно навстречу, обгоняя друг друга, обтекая дорогу и вливаясь опять в кромешную тьму.
По дороге вьется лента повозок, набитых добровольцами — по шесть, по восемь, — почти бесшумно и невидно. Местами только, таясь и крадучись, проглянет тусклый огонек — то близко, то где-то очень далеко, отмечая извилистый путь колонны. И тотчас же с передней повозки загудит тихий, хриплый окрик:
— Не сметь курить!..
Повторяется, как эхо, десятки раз, прокатывается по всей колонне и глохнет в черной дали.
Проехал рысью верховой, поднял шум; на него цыкнули.
