Офис фирмы «Анжелика»

[1]

 располагался в престижном районе, неподалеку от центра города, занимая все три этажа бывшего купеческого особняка, свеженького, нарядного, хотя и несколько аляповатого. Обветшавшее за сто с лишним лет здание год назад капитально отреставрировали. По сути, от прежнего строения остались лишь стены. Все остальное (включая перекрытия между этажами, внутренние перегородки и т.д.) было новым, добротным. Плюс евроремонт, модерновая мебель, в каждой комнате – компьютеры, учтивые, с иголочки одетые служащие. У входа – вооруженная охрана. В общем – солидное заведение. Просто так не сунешься! «Анжелика» принадлежала двум друзьям-компаньонам: Леониду Александровичу Овечкину и Вадиму Робертовичу Хлыстову. Опытнейшим бизнесменам, с дореформенным стажем. В годы советской власти они занимались, выражаясь языком тогдашнего Уголовного кодекса, «хищением государственной собственности в особо крупных размерах»

[2]

, рискуя в буквальном смысле слова головами, а ныне уже безбоязненно перепродавали за границу сырье по демпинговым ценам. Львиную долю прибыли компаньоны оставляли на зарубежных счетах, остаток вкладывали в дело или тратили на собственные нужды.

«Анжелика» процветала, деньги текли рекой, и до поры до времени ничто не омрачало жизнь «новых русских». Однако сегодня с утра пораньше Овечкин с Хлыстовым, сильно взволнованные, заперлись в кабинете, дав секретарше Оле строгий наказ: «Никого не впускать! По телефону ни с кем не соединять!» К полудню воздух в кабинете загустел от сигаретного дыма, хоть топор вешай, оконные стекла запотели, сизоватые струйки просачивались даже в приемную. Оба коммерсанта находились на грани истерики. Обсуждался вопрос необычайной важности, а именно: как решить проблему, связанную с хозяином фирмы «Цезарь» Романом Петровичем Гавриловым. Вплоть до недавнего времени «Анжелика» и «Цезарь» работали в тесном контакте, но последние месяцы «Анжелика» регулярно нарушала партнерские обязательства и наконец дошла до того, что единолично распорядилась прибылью от крупной сделки на пять миллионов долларов. Гаврилов пришел в бешенство.

– Либо, сукины дети, выкладывайте мою долю с процентами за моральный ущерб, либо ждите неприятностей! Со мной шутки плохи! – прямым текстом заявил он.

– Вложенные «Цезарем» деньги отражены в консолидированном балансе, подтверждены документами, а также непосредственными поставщиками товара. Черт бы их побрал! – возбужденно говорил Хлыстов, приземистый пятидесятилетний мужчина с яйцевидным животиком и блестящей лысиной.

Овечкин, худой высокий господин года на два постарше, угрюмо слушал.

Сергей Игоревич Ковальский, в прошлом известный диссидент (по совместительству осведомитель КГБ), а ныне один из ведущих сотрудников крупной ультрадемократической газеты, расслабленно возлежал на диване, посасывая сигарету с ментолом и сладострастно щурясь, вспоминал подробности своей недавней (с час назад) встречи с новым любовником Толиком Рубиновым. Толик, мелкий, бездарный журналистишка, пробавлявшийся редкими грошовыми гонорарами в третьесортных изданиях (его косноязычную стряпню мало кто соглашался печатать), из кожи вон лез, пытаясь угодить влиятельному, обеспеченному спонсору.

Такой суперуслужливый сексуальный раб попался Ковальскому впервые, и, главное, ни одна проститутка мужского пола не обходилась ему столь дешево (небольшая денежная подачка плюс туманное обещание посодействовать в опубликовании очередного Толикова «шедевра»).

– Вы ведь поможете, да, Сергей Игоревич? – умильно заглядывая в глаза, канючил перед уходом Рубинов. – Ну хоть одну статеечку!

– Посмотрим, – наслаждаясь ролью благодетеля, важно тянул бывший диссидент.

– А когда мне снова прийти? – лебезил Толик, многообещающе пошевеливая кончиком языка.