Был конец мая.

Задержавшись на кухне просторного двухэтажного дома, который они купили год назад, Джеффри Эйбил выглянул в окно.

Спускались вечерние тени, последние лучи солнца, проникая сквозь ветви, на миг ослепили ему глаза. Вокруг на листве и на траве дрожали пятнышки света, словно здесь летали колибри и на лету роняли перья.

Китти прогуливалась по выложенной кирпичом дорожке, прижимая к груди крошечного сына, которому только-только исполнилось полтора месяца. Том с ушастым Джоем резвились на зеленой лужайке, оглашая окрестности веселым смехом и лаем.

Было время, когда Джеффри казалось, что ему уже не дано испытать такого счастья. Но Китти заставила его поверить в то, что нет ничего невозможного, если ты умеешь прощать и у тебя любящее сердце.

Сбавив скорость, Джеффри вперился взглядом в лобовое стекло, на котором натужно работали "дворники", в отчаянной надежде, что вот сейчас кто-то, хоть кто-нибудь, появится рядом с худенькой фигуркой, неловко примостившейся у залитой потоками дождевой воды обочины. Но на его беду узкая, мощенная брусчаткой улица была — как и несколько минут назад, когда он только выехал, — все такой же пустынной.

Подле женщины на тротуаре валялись высыпавшиеся из матерчатой сумки книги и какие-то бумаги, да еще вывернутый наизнанку зонтик, из чего он заключил, что та, скорее всего, оступилась и упала. По всей видимости, подняться без посторонней помощи женщина не могла: ежась под проливным дождем, она сидела, беспомощно потирая ладонями лодыжку.

Точно почувствовав взгляд Джеффри, женщина на секунду подняла голову, но в следующее же мгновение снова потупилась. Однако от него не ускользнуло выражение крайнего отчаяния на ее лице.

— А-а, проклятье, — буркнул он.

Надо же было такому случиться, что из всех женщин Сан-Марио на его пути окажется — застигнутая проливным дождем, несчастная и беспомощная — именно та, встречи с которой он избегал с первого дня своего появления в этом городишке.