Hе люблю отнимать у людей жизнь — уж поверьте. Несколько раз я это делал, но никакого удовольствия при этом не получал. Более того, я всегда действовал в целях самозащиты, и, как бы сомнительно ни звучали мои слова, трагедия обычно происходила из-за того, что человек сам по неосторожности натыкался на какой-нибудь острый предмет, который именно в тот момент мне случалось направлять в его сторону. Однако я никогда не принадлежал к породе людей, готовых затеять ссору, если есть возможность ее избежать, или, говоря по-другому, был всегда не прочь отступить, если к тому имелась хоть какая-нибудь возможность. Всякий прочитавший начало записок о моих "приключениях", которые продолжены в настоящей книге, очень хорошо понимает смысл последнего утверждения.

Надеюсь, поэтому вы оцените мое душевное состояние в тот момент, когда неким морозным, довольно-таки бодрящим вечером я стоял средь живописной поляны, в смятении глядя на карлика с волосатыми ногами, которого невзначай убил. Вот эта-то случайная смерть и ввергла меня — другого слова не подберу — в приключение, которое было попеременно то самым веселым, то самым ужасным из всех, что мне доводилось переживать. А если вспомнить,

что именно

мне доводилось переживать, то фраза эта не пустой звук.

Для читателей, пока еще не знакомых с тем, что в самых общих словах — и с немалой долей иронии — можно назвать путешествием моего героя, я должен все объяснить попроще, чтобы они смогли получше меня понять. (Вообще, должен заметить, что если вы интересуетесь моей жизнью, то, скорее всего, мощи вашего ума хватит только на то, чтобы понять самые простые из объяснений.)

Зовут меня Невпопадом, а точнее, Невпопадом из Ниоткуда — потому что род мой незнатен и происхожу я… действительно из ниоткуда. Недавно меня стали величать сэром Невпопадом, однако по-прежнему из Ниоткуда, — но этой честью мне не пришлось воспользоваться по причинам, которые я не стану здесь объяснять. Достаточно сказать, что человек, вассалами которого состоят рыцари, насиловавшие мою матушку, — она тогда прислуживала в таверне… Так вот, этот человек, ставший причиной моего появления на свет и обрекший меня тем самым на полное предательств и лишений существование, которое, в свою очередь, воспитало во мне несколько, скажем так, циничное отношение к жизни… Короче, этому человеку, увы, не светит тихая, счастливая старость. Я был достаточно глуп, чтобы на время ему поверить, и жестоко заплатил за свою наивность — не прошло и суток после моего производства в рыцари, как меня упекли в тюрьму, что при дворе короля Рунсибела, правителя Истерии, явилось своеобразным рекордом скорости.

Как только мне удалось из тюрьмы бежать — при помощи средств слишком нелепых, чтобы упоминать о них, — я отправился в путь в обществе довольно неприятной юной волшебницы (или плетельщицы, как иначе их называют, имея в виду способность этих особ сплетать магические заклинания); себя она величала Шейри — то ли это было ее настоящее имя, то ли нет, понятия не имею.

Такие вещи всегда где-то записываются. Вы замечали?

Не раз в своей мучительной и мученической жизни, подробности которой я в наиболее правдивой манере пытаюсь вам изложить (что явно противоречит тому, как я прожил большую ее часть), так вот не раз в этой самой жизни я попадал в такие положения, которые кто-то уже "предвидел". Иногда эти неприятности вплетались в материю судьбы, сотканную плетельщиками-прорицателями, магами, которые имели дар провидеть образы будущего. Чаще такие ситуации были записаны в виде невнятных пророчеств о том, что должно случиться. Иногда написанные белым стихом, иногда зарифмованные, такие пророчества обладают одним особым свойством, которое делает их совершенно бесполезными до тех пор, пока не наступает их время. Только после того, как все произошло, жизни потеряны, пролита кровь, а вопли мучеников достигли небес… только тогда человек может оглянуться и произнести: "А-а-а, так вот что это означало!"

Никогда я не мог понять предсказателей, которые чувствуют себя обязанными заниматься подобной чушью. Если они и впрямь могут видеть то, что произойдет, почему бы им не рассказать нам об этом доступным и понятным языком? Зачем напускать туману и говорить загадками? Что за нездоровое развлечение дразнить людей, которые на момент предсказания еще и не родились? "Когда приблизится восходящее солнце восьмого дома, тогда и упадет высокая башня в воды реки". Чаще всего вы и не подозреваете, что это именно к вам относится.

Единственное объяснение, которое устраивает лично меня, — это то, что предсказатели и плетельщики-прорицатели находятся на тончайшей линии противоречий, разделяющей человека и его богов.

С одной стороны, мы, люди, наделены даром свободной воли. Мы принимаем решения и живем или умираем в согласии с ними. Оказавшись на перепутье судьбы, мы и только мы выбираем себе дорогу.

Для такого неисправимо циничного человека, как я, всякий миг, когда снисходит счастье, кажется сущей трагедией. Подобные явления возбуждают в других людях тщетные надежды — мол, если и циник находит силы радоваться каким-то моментам своей жизни, значит, истинное счастье и расставание с цинизмом совсем рядом.

Я не таков. Я твердо знаю, что нельзя надеяться на лучшее. Счастье задевает самые циничные струны моей души, и все время, пока чему-то радуюсь, я твердо уверен, что рано или поздно я всего этого лишусь. Истина человеческой жизни в том, что люди рады, когда они оказываются правы. Это справедливо и для предположения, что все кончится плохо. В своем мире я люблю постоянство и считаю, что счастье — это переходное состояние, нужное единственно для того, чтобы череда потерь казалась еще горше. Не верю, что кто-либо может ценить что бы то ни было, пока не лишится того, чем обладает.

И вот, пребывая в ясном рассудке, должен вам заявить: ни минуты не сомневаясь, что добром все это не кончится, те два года, в течение которых я владел "Буггер-залом", я прожил очень счастливо. Если бы вся история не кончилась так, как произошло (а у меня по-другому и быть не может), я бы и по сей день пребывал все там же. Управлять заведением мне было совсем не трудно. Я решил, что у меня к этому талант. А почему нет? Первые полтора десятка лет жизни я провел в оживленном трактире Строкера. Я изучил все явные и неявные стороны дела, и, хотя трактир был поменьше, чем "Буггер-зал", принципы работы оказались, в общем, одинаковые.

Верный своему слову (что редко бывает), я не стал отменять счастливого часа. Идя навстречу пожеланиям народа, моему начинанию последовали и другие заведения. Меня это очень позабавило.

Хоть я и держал нос по ветру и невзначай расспрашивал посетителей, у меня не было ни малейшего представления о том, чем занялся Буггер после того, как покинул свое заведение. Это несколько меня беспокоило. Я предложил ему остаться потому, что верю — друзей надо держать поблизости, а врагов — еще ближе. Но Буггер повел себя неучтиво, на уловку не купился и исчез из-под моего бдительного ока. По привычке ожидая неприятностей из-за каждого угла, я пребывал в убежденности, что Буггер рано или поздно объявится. И его возвращение повлияет на мою жизнь самым отрицательным образом.

— Это надо же! — воскликнула Шейри с возмущением. — Из всех забегаловок всех городов всего мира меня угораздило забежать именно в твою!

Дверь вдруг дрогнула, и плетельщица даже слегка подпрыгнула, наверное, думая, что кто-то пытается ворваться. Полагаю, вы легко со мной согласитесь, что чьи-то попытки выбить мою дверь никак не могли обеспечить мне душевный покой. Поняв, что за дверью никого, кроме ветра, не было, Шейри, кажется, немного успокоилась. Совсем немного.

— Поверь, Шейри, я рад видеть тебя нисколько не больше, чем ты меня, — сообщил я ей.

Но Шейри явно была не в том настроении, чтобы выслушивать колкости или отвечать на них. Несмотря на прошедшие годы, она выглядела в точности такой, какой я ее запомнил. Я еще задумался: может, тут не обошлось без магии? Или она просто заботилась о своей внешности? Сверкая глазами, она сделала шаг вперед.

— Мне надо, чтобы ты меня спрятал.

Переход от пульсирующего шума, изводившего нас в погребе, к почти пугающей тишине нового окружения оказался резким и неожиданным. Тишина стояла не просто полная — ее можно было сравнить с гнетущим безмолвием могилы. Понятно, такое сравнение ничуть не успокоило мое бешено стучащее сердце.

Да, это была пещера, но подобных пещер я раньше не видал. Небеса свидетели, мне не раз доводилось прятаться в пещерах, но то были маленькие, я бы даже сказал, ничтожные пещерки по сравнению с этой.

Я не мог поверить, что в природе существуют подобные вещи. Впереди виднелись каменные стены, плоские и узкие, кажется, поставленные лишь для того, чтобы обеспечить нам как можно больше путей, по которым можно было пойти. Перед нами лежало три входа. Как и предсказывал провидец, это были катакомбы — путаница подземных лабиринтов, в которых путники могли проплутать много дней, а то и всю жизнь.

При этом пылающая таверна и гнев лорда Беликоза хоть сами по себе и не стали приятнее, но в сравнении с нашим теперешним положением начали представать в более выгодном свете.

В темноте было трудно определить, как высоко вздымался потолок. Я поднял осклизлый камень и изо всех сил запустил его вверх, стараясь расслышать эхо от удара. Но так ничего и не услышал. Немного позднее вернувшийся камень ударил меня по голове. Я покачнулся и потер набитую шишку.