Лавка древностей. Том 1

Диккенс Чарльз

Перевод с англійскаго А. Н. [А. Никифораки] (1893)

I

Я гуляю обыкновенно ночью. Лѣтомъ я, чуть-свѣтъ, выхожу изъ дому и по цѣлымъ днямъ, а иногда даже и по недѣлямъ, брожу за городомъ, по полямъ, по проселочнымъ дорогамъ. Зимою же я никогда не начинаю своихъ прогулокъ — по улицамъ Лондона — раньше сумерекъ, хотя я очень люблю дневной свѣтъ и, какъ и всякое живое существо, ощущаю радость и благодать, которую солнце, при своемъ появленіи, разливаетъ по всей землѣ.

Эти ночныя прогулки вошли у меня въ привычку. Онѣ представляютъ для меня нѣкоторыя удобства: во-первыхъ, темнота скрываетъ отъ людскихъ глазъ мои физическіе недостатки, затѣмъ ночью несравненно легче и свободнѣе наблюдать уличную жизнь и характеръ людей. По-моему, гораздо интереснѣе схватить выраженіе иного лица, когда оно изъ темноты внезапно попадаетъ въ яркую полосу свѣта, падающаго или отъ ночного фонаря, или отъ освѣщеннаго окна въ магазинѣ, чѣмъ видѣть то же самое лицо среди бѣлаго дня. По крайней мѣрѣ, въ виду тѣхъ цѣлей, какія я преслѣдую, я предпочитаю первый способъ наблюденія; да и, къ тому же, дневной свѣтъ безжалостно разрушаетъ всякія иллюзіи, часто въ ту самую минуту, когда вамъ кажется, что вотъ-вотъ ваши мечты осуществятся.

Боже, что за движеніе, какая жизнь кипитъ вездѣ!

Просто уму непостижимо, какъ могутъ люди, которымъ приходится жить на узкихъ улицахъ, выносить весь этотъ шумъ, всю эту трескотню. Отъ ежедневнаго, безостановочнаго шмыганья взадъ и впередъ тысячей ногъ, камень на мостовой поистерся и отполировался. Подумайте, какую муку долженъ терпѣть больной въ такой мѣстности, какъ, напримѣръ, Сентъ-Мартинъ-Кортъ.

Онъ изнемогаетъ отъ болѣзни, отъ физическихъ страданій, и въ то же время, волей-неволей, точно по заказу, прислушивается къ безпрерывной ходьбѣ подъ его окномъ. Его привычное ухо почти безошибочно различаетъ поступь дѣльца отъ поступи праздношатающагося; тяжелые шаги несчастнаго паріи бродяги отъ легкой стремительной походки жуира. Вотъ бѣжитъ ребенокъ, а вотъ идетъ взрослый человѣкъ; навстрѣчу ему плетется нищій въ истоптанныхъ калошахъ, а нищаго обгоняетъ франтъ въ изящныхъ башмачкахъ. Больной все это слышитъ и нѣтъ ему спасенія отъ этой неугомонной суетни, отъ этого вѣчно бушующаго живого потока, преслѣдующаго его даже во снѣ, и лежитъ онъ, безпомощный, на своей постели, словно Господь приговорилъ его быть погребеннымъ на шумномъ кладбищѣ и не терять сознанія, не успокоиться во вѣки вѣковъ.