Жизнь коротка

Диксон Гордон

де Камп Лайон Спрэг

Андерсон Пол

Писерчиа Дорис

Эллисон Харлан

Рид Кит

Каттнер Генри

Уайл П. Дж.

Кларк Артур

Желязны Роджер

Дик Филип

Бестер Альфред

Матесон Ричард

Нолан Уильям

Типтри-младший Джеймс

Брайант Эдвард

Робинсон Спайдер

Лейбер Фриц

Диш Томас

Рассел Рэй

Пол Фредерик

Силверберг Роберт

Койн Джон

Азимов Айзек

Бова Бен

Спинрад Норман

Тенн Уильям

Слизар Генри

Шоу Ирвин

Шоу Боб

Тертлдав Гарри

«Музыкальная машина» Генри Каттнера и «Из глубин памяти» Филипа К. Дика.

«Завтра не наступит» Артура Кларка, «Время-предатель» Альфреда Бестера, «Ключи к декабрю» Роджера Желязны… Десятки названий, знакомых каждому знатоку фантастики в нашей стране.

Классика научно-фантастического рассказа.

Произведения, которые ОТКРЫЛ отечественному читателю Владимир Баканов.

Лучшие научно-фантастические рассказы в переводах В. Баканова — сборник, который украсит вашу полку!

ПЕРЕВОДЫ ЛИЧНОГО ХАРАКТЕРА

Прежде всего большое спасибо. Спасибо издательству ACT за честь составить авторский сборник переводов. И главное, спасибо вам — тем, кто захотел получившуюся книгу прочитать.

Все началось давным-давно, в семидесятых годах прошлого века (Господи, аж самому страшно — неужели

так

давно?). Еще в школе я страстно любил фантастику. В ней, издававшейся крайне редко (настолько редко, что можно было достать практически все выходившие книги), я находил целый мир: сложный, яркий, удивительный. По тем книгам я и многие другие в легкой увлекательной форме узнавали новые для себя научные факты и знакомились с идеями, от которых буквально захватывало дух. Но этого мало — в речах и поступках героев книг мы находили такой смысл, какой зачастую и не думал вкладывать автор, так удивительно ложились они на наш образ жизни. Намеки, аллюзии… мы жаждали их как глотка свежего воздуха, мы

видели

в них глоток свежего воздуха. Фантастику искали как свободу, свободу для понимающих, и голод наш был ненасытен.

Ненасытен потому, что фантастики издавали крайне мало, вряд ли больше десяти книг в год. А мне, при всей любви к братьям Стругацким, Биленкину и начинающему тогда Булычеву, приходилось еще труднее, потому что еще в большей степени меня привлекала фантастика американская. Более-менее регулярно издавало ее лишь издательство «Мир» — две-три книжки в год. Почему американская? Во-первых, благодаря рассказам. Большинство американских рассказов «сделаны» в стиле О’Генри — сюжетные, динамичные, с неожиданной ударной концовкой. Мне такие всегда очень нравились — они заставляли работать воображение и даже порой ошарашивали, выворачивая все наизнанку. Во-вторых, там, в западных произведениях, все

жили

той свободой, на которую могли лишь намекать наши писатели. Герои вели себя, чувствовали и мыслили чуточку иначе, чем вели себя, чувствовали и мыслили герои книг советских, и в то же время настолько естественно, что всему происходящему хотелось верить.

Любовь к фантастике росла и питала саму себя. Многие в те годы были романтиками в литературе и политике; мы уже не боялись обсуждать поразительную смелость отдельных произведений и шушукаться на кухне о последних решениях Политбюро. А кто из нас не сомневался в наличии иного разума лишь по той причине, что «если бы инопланетяне были, они непременно связались бы со мной, я готов; а раз не связались, значит…».

Так или иначе, обожаемой фантастики отчаянно не хватало. Следовало искать выход — и я стал читать на английском, в основном в залах Всесоюзной государственной библиотеки иностранной литературы. И там же начал делать первые переводы — уж очень хотелось поделиться радостью с друзьями. Несколько лет все переводы шли «в стол», то есть я давал их читать лишь ближайшему окружению (мысль о возможности переводы издавать посетила меня значительно позже). А стало быть, при выборе я руководствовался только одним признаком: нравится — не нравится, соображения «цензурности» в расчет не принимались. (Так, в частности, появился перевод Ф. Дика «Помутнение»; о его публикации и мечтать не приходилось — в Советском Союзе разговоров-то о наркомании не существовало… он семь лет пролежал «в столе».)

Гордон Диксон

ЛАЛАНГАМЕНА

В том, что произошло на Разведочной станции 563-го сектора Сириуса, можете винить Клея Харбэнка или Уильяма Питерборо по прозвищу Крошка. Я не виню никого. Но я с планеты Дорсай…

Неприятности начались с того самого дня, как скорый на слова и поступки Крошка появился на станции и обнаружил, что Клей, единственный среди нас, не хочет с ним играть — хотя сам утверждал, что некогда был заядлым игроком.

Но развязка наступила через четыре года, когда они вместе вышли в патруль на осмотр поверхности купола. Все двадцать человек, свободные от вахты, собрались в кают-компании и чувствовали по звуку раздававшихся в тамбуре голосов, по лязгу снимаемых скафандров, по гулким шагам в коридоре, что всю смену Крошка язвил особенно колко.