Боб Дилан, великий американский рок-музыкант, певец, поэт и художник, автор экспериментального романа «Тарантул», до сих пор остается самой загадочной личностью современной мировой культуры. Вся жизнь его с начала 1960-х годов тщательно запротоколирована прессой, а стихи и музыка неоднократно подвергнуты тщательному анализу с разных позиций, от фрейдизма до марксизма.
Несмотря на сотни томов, написанных за последние сорок лет о Дилане, знаем мы о нем очень мало. Неудивительно, что во всем мире с нетерпением ждали выхода в свет первого тома его автобиографии, озаглавленной по-библейски просто — «Хроники».
Написанная вопреки канонам автобиографического жанра, книга стала подлинным откровением для многих знатоков и поклонников творчества человека, без которого немыслима музыкальная и поэтическая культура XX и начала XXI века. Дилан вспоминает о ключевых событиях своей творческой и личной биографии, с большим теплом рассказывает о людях и музыке, сформировавших его как художника, рисует широкую, но детальную панораму искусства и общества в Америке второй половины XX века.
Перед вами — потрясающее свидетельство очевидца рождения всей современной культуры.
1. Разметка партитуры
Лу Леви, самый главный в музыкальном издательстве «Лидс Мьюзик Паблишинг», повез меня на такси в «Храм Пифии» на Западной 70-й — показать крохотную студию, где «Билл Хейли и его Кометы» записывали «Рок вокруг часов»
[1]
. Затем — в ресторан Джека Демпси на перекрестке 58-й и Бродвея. Мы уселись в кабинке, отделанной красной кожей и открывающейся прямо в парадную витрину.
Лу представил меня хозяину — великому боксеру. Джек погрозил мне кулаком:
— Слишком ты легонький для тяжеловеса, парнишка. Надо бы тебе пару фунтов набрать. И одеваться получше, и выглядеть побойчее… Нет, на ринге, само собой, одежда тебе не очень понадобится… И не бойся лупить сильнее.
— Он не боксер, Джек, он песни пишет, и мы их будем издавать.
— А, вот оно что. Надеюсь, послушаю когда-нибудь. Удачи тебе, парнишка.
2. Утраченная земля
Я сел в постели и огляделся. Постель представляла собой диван в гостиной, а от железного радиатора поднимался пар. Над камином — портрет колониста в парике, он смотрел на меня из рамы; у дивана — деревянный шкафчик на колоннах с каннелюрами, возле него — овальный стол с закругленными по углам ящиками, кресло, похожее на тачку, небольшая конторка, отделанная фиолетовым шпоном, с откидными крышками; тахта — на самом деле обитое заднее сиденье автомобиля, а из-под обивки выпирали пружины; низкое кресло с круглой спинкой и завитками на подлокотниках; на полу — толстый французский ковер, сквозь жалюзи пробивается серебряный свет, крашеные доски подчеркивают контуры свода.
В комнате пахло джином с тоником, древесным спиртом и цветами. Квартира — в доме федерального стиля, без лифта, на верхнем этаже. Дом стоял в районе Вестри-стрит, ниже Канал и около реки Гудзон. В том же квартале находилась «Бычья голова» — подвальная таверна, куда заходил выпить американский Брут, Джон Уилкс Бут. Я тоже заглянул туда разок и увидел его призрак в зеркале. Недобрый знак. С жильцами этой квартиры, Рэем Гучем и Хлоей Киль, меня познакомил друг Ван Ронка фолксингер Пол Клэйтон, добродушный, безутешный и меланхоличный — он выпустил, наверное, пластинок тридцать, но американской публике был неведом, — интеллектуал, исследователь и романтик с энциклопедическим знанием баллад. Я подошел к окну и посмотрел на белые и серые улицы, и дальше, на реку. Собачий холод, вечно ниже нуля, но пламя в моем мозгу никогда не гасло — точно флюгер, что постоянно вращается. День клонился к вечеру, Рэя и Хлои не было дома.
Рэй был лет на десять старше меня, из Вирджинии, похож на старого волка — жилистый, весь в боевых шрамах. В его длинной родословной попадались епископы, генералы, даже губернатор колонии. Рэй был нонконформистом, противником десегрегации и южным националистом. Они с Хлоей жили в этой квартире, как будто от кого-то прятались. Рэй напоминал персонажа тех песен, что я пел, — человек, повидавший жизнь, наделавший дел и переживший романов. Он довольно потаскался по стране, знал ее вдоль и поперек, понимал, где какие условия. Хотя страну уже потряхивало так, что через несколько лет задрожат американские города, Рэя это мало интересовало. Он говорил, что подлинное действие разворачивается «в Конго».
У Хлои были рыже-золотые волосы, карие глаза, неразборчивая улыбка, кукольное личико, а фигурка — еще лучше. Ногти она красила в черный. Она работала гардеробщицей в «Египетских Садах» — ресторане с танцами живота на 8-й авеню, — а кроме того, позировала для журнала «Кавалер».
— Я всегда работала, — говорила она.
