Эта история произошла несколько лет назад, поздней осенью. В те дни северный циклон со шквальным ветром и мокрым снегом обрушился на Побережье, объявив о полном господстве зимы, и сразу стали серыми и неуютными парки и набережная, опустели пляжи, закрылись пивные и кафе, торгующие мороженым, и даже самые стойкие курортники собрали чемоданы и сбежали из отсыревших и холодных номеров. Жизнь в нашем городе окончательно угасла.

Я брел по набережной, втянув голову в плечи и опустив лицо, чтобы хоть немного уберечься от острых секущих потоков дождя. Время было во всех отношениях паршивое. Во-первых, погода. Во-вторых, дела в моем частном сыскном агентстве. Они шли из рук вон плохо. Если в сезон мы жили за счет многочисленных жалоб курортников, которых шерстили местные воришки, то в межсезонье мы занимались в основном «субботниками», за которые, как известно, традиционно не платят. В довершение всего закрылись мои любимые бары, где я любил посидеть после рабочего дня с бокалом портвейна. И вот теперь я с худым кошельком в кармане шлепал промокшими насквозь ботинками по лужам мимо «Ветерка», «Чайки» и «Прибоя» с заколоченными окнами и проклинал непогоду.

Необыкновенно сильная и свирепая волна накатила на бетонный парапет, от удара подо мной дрогнул асфальт. Я не успел отскочить в сторону, и по мне хлестко прошлись пенные брызги, словно я нечаянно попал под полицейский водомет. Теперь я мог поспорить на любые деньги, что на мне нет ни одной сухой нитки. Благоразумный человек тотчас бы повернул домой, но моя холостяцкая берлога, в которой не прижилась даже кошка, навевала на меня тоску, и я упрямо шел дальше, неизвестно куда и с какой целью.

От порыва ветра рядом со мной распахнулась дверь кафе, и призывно скрипнула пружина. Это было одно из тех немногих заведений на набережной, которое работало круглый год. Как оно называлось, я не знал, потому что стеклянные буквы над дверью кафе были стилизованы под арабскую вязь и прочесть загадочное слово было решительно невозможно. Мы как-то заходили сюда с Лешкой, и в моей памяти отложилось, что плов здесь готовят из рук вон плохо, а лепешки настолько черствые, что их можно с успехом использовать в качестве подставки под сковороду. И все-таки я направился к распахнутой двери, потому как мокнуть под дождем было уже невмоготу.

Не успел я переступить порог заведения и втянуть носом крепкий запах спиртного и жареного мяса, как услышал, что меня кто-то зовет.

Я приподнял крышку диктофона и посмотрел на валик лентопротяжного механизма.

– А кассета где?

Молодой человек с длинным носом, похожим на отвислый кусочек мягкого теста, даже не поднял на меня глаза.

– Кассеты не было. Читайте акт, там все написано.

Он говорил так, как говорят с клиентами мобильных телефонов электронные диспетчеры. Я крутил в руках диктофон, с недоумением глядя в его пустое нутро. Лешка выпросил у меня эту дорогую игрушку перед отъездом в Кажму. Диктофон был маленький и легко умещался в нагрудном кармане. Именно это качество больше всего понравилось Лешке. Он был уверен, что сможет незаметно записать самые неожиданные признания людей, на основании которых потом можно будет запросто возбудить уголовные дела.