Не факты нужно приноровлять к заранее придуманному закону, а самый закон выводить из фактов, не насилуя их произвольно: эта истина так проста и так понятна каждому, что сделалась, наконец, общим местом. А между тем чаще всего встречаешь противоречие этой истине, и, что всего досаднее, противоречащие нередко сами торжественно проповедуют её. Как можно, говорят они, начинать с того, что должно быть результатом изысканий: факты, факты – вот с чего надобно начинать! А посмотришь – вывод давно уже готова у них, а факты-то так себе, ради единой только формальности выставляются напоказ. Пусть бы ещё факты эти гармонировали с выводом, тогда по крайней мере можно было бы подумать, что всё это делается для большей ясности, а то ведь и того нет: факты сами по себе, а вывод сам по себе. Этого мало: осмелься кто-нибудь указать этим господам на непоследовательность и произвольность их суждений, и они тотчас назовут его невеждою, да ещё, пожалуй, чего доброго, огласят неблагонамеренным человеком. Idée fixe

[1]

гвоздём сидит у них в голове, и что ты им ни толкуй, они всё своё. Если же случится им встретить что-нибудь необъяснимое по их теории, то это для них ровно ничего не значит: они тотчас сошлются на то, что в мире много непостижимого для нашего слабого разума, что тайны и загадки мы встречаем на каждом шагу, да на этом и покончат всё дело. Само собою разумеется, что науке нечего ожидать от таких исследователей, что тут не может быть и помину) о движении вперёд. Книга архимандрита Гавриила не сообщает нам, собственно, ничего нового против прежних психологии. Но она отличается от них методом изложения и сравнительно большим количеством физиологических фактов, что составляет её неоспоримое достоинство. Жаль только, что автор смотрит на эти факты с исключительной точки зрения; на многие из приводимых им возражений даёт только косвенные ответы, а некоторые весьма важные вопросы и вовсе оставляет без разрешения

{2}

.

Книгу свою автор начинает анализом внешних ощущений. При этом он довольно подробно говорит об устройстве каждого чувственного органа и объясняет процесс самого восприятия. Он доказывает, что не глаз видит предметы, не ухо слышит звук, а что впечатления, получаемые этими органами от внешних предметов, передаются посредством чувственных нервов мозгу. То же он говорит о восприятии и трёх остальных чувств. Всё это пока, пожалуй, удовлетворительно. Но нельзя далее согласиться с автором, по крайней мере при тех доказательствах, какие он представляет. Соображая весь процесс чувственного восприятия, он приходит к тому заключению, что даже и самый мозг нельзя признать ощущающим началом. Мы охотна согласились бы с этим положением, если бы автор действительно доказал его. Нельзя решать вопроса только вполовину и s то же время утверждать, что он решён окончательно. Этим можно обманута людей тупоумных; а кто имеет хоть сколько-нибудь здравого смысла, тот едва ли успокоится на таком половинном решении. Нужно сказать, да и доказать. А на слово нынче уже не верят.

Главное и совершенно достаточное доказательство тому (то есть что мозг не есть ощущающее начало), – говорит автор, – находим мы в

Но в мире вещественном мы не знаем ни одного предмета, а котором бы не проявлялись какие-либо свойственнее ему, силы. Тонна так же невозможно представить себе и силу, независимую от материи. Сила составляет коренное, неотъемлемое свойство материи и отдельно существовать не может. Её нельзя передать материи, а можно только пробудить в ней. Магнетизм можно вызвать, но не сообщить предмету. Нельзя представить магнитной силы без железа или вообще без тела, в котором она заключена, как одно из коренных, элементарных его свойств. Стало быть, и в человеческом мозге, каков бы ни был его состав, должна быть своя шла. И что ж удивительного, если эта сила проявляется в ощущении?..

Другие, напротив, приводят совершенно противоположное этому возражение, а именно, – что мозг представляет однородную сплошную массу, слишком прост и по составу и по форме, чтобы быть единственным, источником такой тонкой и сложной деятельности, какую ему приписывают: сложные силы, говорят они, могут быть только в сложной материи. Но и это возражение, рациональное теоретически, оказывается несостоятельным; на деле, потому, что противоречит анатомии. В органическом царстве мы не знаем ничего, что имело бы более своеобразный вид, более сложное строение и, наконец, более замечательный химический состав, как мозг. Как ни бедны наши сведения; о его составе, но мы знаем, что он не есть однородная сплошная масса, а состоит из чрезвычайно тонких, нежных, перепутанных между собою цилиндров, называемых первообразными волокнами и Наполненных маслянистою жидкостью, которая может створаживаться. Анатомия показывает далее, что внутри мозга есть множество самых странных узоров, значение которых для нас ещё совершенно загадочно, а на поверхности его целый ряд извилистых углублений, в которых fлавные составные части мозга, белая и серая массы, во многих точках соприкасаются. Так называемые ганглиеновы шарики, находящиеся в серой массе головного и спинного мозгов, представляют много особенностей в своём устройстве: первообразные волокна то окружают их, то лежат над ними, то из них выходят и т. п. Нет ни одного организма у животных, который бы тонкостью и разнообразием своего строения сколько-нибудь подходил к мозгу. Наконец, из всех органов он получает наиболее крови от сердца, и обращение соков в нём совершается быстрее, чем где-либо. Соответственно этому и анатомическое расположение кровяных сосудов в мозгу очень сложно и совершенно своеобразно. Не менее сложен и химический состав мозга. Исследования показали, что в нём находятся такие элементы, каких нет ни в одном органическом теле, например, церебрин. Говорят даже, что массы, из которых состоят мозг и нервы, в разных местах своего протяжения имеют и различный химический состав. Особенно важное значение для умственных отправлений имеет фосфор, находящийся в мозговом жире; по новейшим наблюдениям, в психической деятельности мозга и в отправлениях вообще всей нервной системы принимает участие ещё одна сила, которая прежде замечена была только в телах неорганических. Эта сила – электричества Таким образом, анатомический и химический состав мозга, как ни бедны наши сведения о них, не противоречит сложности приписываемых ему, отправлений. Кроме того, неизлишне заметить здесь, что есть много тел, имеющих одинаковый химический состав, но различные свойства. Ни химия, ни микроскоп до сих пор ещё не могли открыть разницы между заразительным и незаразительным гноем. Если же такое неуловимое различие в механическом или химическом составе неорганических тел производит существенную разницу, в их свойствах, то отчего же не предположить, что подобные же незначительные причины могут иметь влияние и на деятельность мозга. Ганглиеновы шарики, находящиеся в полости мозга и играющие, вероятно, немаловажную роль в психических отправлениях его, анатомическим своим устройством нисколько не разнятся от подобных же шариков в брюшной полости; тем не менее в действиях их есть и должна быть разница. Всё это подтверждает ту мысль, что кажущаяся простота устройства мозга не может служить опровержением возможности сложных отправлений его.