Вся литературная деятельность сосредоточивается у нас почти исключительно в двух столицах, и мы смотрим на это как на вещь совершенно нормальную, полагая, что этому так и быть должно, что это все в порядке вещей. Между тем ничего не может быть страннее такого явления, особенно если мы припомним отовсюду подымающиеся клики о том, как в настоящее время во всех концах России пробудилась любовь к просвещению и началась усиленная деятельность мысли… Что в столицах литература должна развиваться сильнее, нежели во второстепенных городах, – это совершенно естественно. Во всей Западной Европе мы видим то же самое явление. Даже в Соединенных Штатах, лишенных всякой централизации, журнальная и вообще книжная деятельность развивается преимущественно в больших городах, важных в административном или промышленном отношении. Но все-таки – не говоря о Штатах, где в каждом городишке есть журнал, – в Англии, например, из всего количества журналов и газет в Лондоне издается едва четвертая часть, во Франции каждый департамент имеет свою газету, и пр. А у нас – исключите Петербург и Москву, – что остается! «Одесский вестник» с «Южным сборником»

[1]

да «Ученые записки Казанского университета» с «Православным собеседником»

[2]

– вот вам и все

[3]

. А затем пойдут уже сухие губернские ведомости – до того сухие, что иногда в них целый год ничего не помещается, кроме перепечатки объявлений вновь выходящих книжек петербургских и московских журналов. Подумаешь, право, что в России везде, кроме столиц, люди спят себе и рта открыть не умеют, двух мыслей не свяжут, особенно на бумаге. А между тем это вовсе неправда: в провинциях-то и живут люди рассуждающие, серьезно интересующиеся наукой и литературой, с любовью следящие за современным направлением мысли. В провинции-то обыкновенно и развиваются дельные, крепкие люди, оттуда-то и наезжают они в столицы, с жаждой знаний и труда, с свежими силами и с любовью к делу. Отчего же они не работают в провинциях? Отчего, если дельный человек заведется где-нибудь в Пензе, в Устьсысольске или в Стерлитамаке, он непременно тянется в Петербург или уж по крайней мере в Москву? Кто бывал в наших провинциальных городах, для того, вероятно, нетруден будет ответ на этот вопрос. Ясное дело, отчего мужик свой хлеб на базар везет, часто за несколько десятков верст: в своей деревне у него сбыту нет. То же самое и с литературной деятельностью. Люди в провинциях учатся, занимаются, работают; но результат их работы не может проявиться вне столиц. Наши провинции, не говоря об административном и других житейских отношениях, даже и в интересах умственных вовсе не живут своей отдельною, самостоятельною жизнью: к ним приходит из Петербурга свет либо из Москвы. Сюда все централизовано: здесь и академии наук и художеств, здесь и университеты, и публичная библиотека, и ученые общества, и редакции всех журналов и газет, и свежие иностранные новости. Провинция отсюда получает просвещение, сюда обращает она свое любопытство; отсюда узнает она даже о самой себе. Положим, например, что вы живете где-нибудь в Макарьеве. В вашем уезде случилось в июне нынешнего года замечательное происшествие: объявился урод. Но вы ничего этого не знаете, потому что слава об этом явлении ограничилась довольно тесным пространством и до вас не достигла. Но вот проходит июль, август, сентябрь; в октябре вы получаете восьмую книжку «Журнала министерства внутренних дел» и читаете – под рубрикою: «Уродливые рождения», на стр. 48, – что Нижегородской губернии, Макарьевского уезда, в деревне Кременках, солдатка Палагея Иванова 13 июня принесла к становому четырехмесячного незаконно прижитого ею урода; становой донес об этом куда следует, дело пошло по начальству и благодаря благодетельной гласности отпечатано в петербургском журнале. Если бы существовал до сих пор «Русский дневник»

Видите ли, в чем дело. Большая часть сведений, которые должны бы появляться не в столицах, а прямо в провинциях, касается местных интересов края. Но в местных интересах непременно замешаны какие-нибудь личности; личности эти в том краю всем известны… Вы можете их не называть; но уж по одному тому, что статья, рассказывающая об известном происшествии, явилась в газете такого-то города, тотчас все там догадаются, о чем идет речь, и даже доберутся, кто писал статью, под какими бы псевдонимами и анонимами вы ни укрывались… Ведь г. Н. О. напечатал, как его за статейку о нравах местного общества призывали и распекали по начальству!

Таким образом, главная выгода печатания в Петербурге или Москве состоит в относительно большем просторе для провинциального автора. Столица проводит над провинциею свой уровень, под который не подходят разве каких-нибудь пять-шесть лиц, по своему положению уж очень известных… да столице иначе и невозможно: ей без провинций нечего было бы и делать, без них она бы не могла почувствовать даже и запаха благодетельной гласности. Как без подвоза хлеба из провинций Петербург умер бы с голоду, так без подвоза материалов из губерний литература зачахла бы. Сообразите только, что, несмотря на внешний лоск цивилизации, щепетильность немалая существует и в столичном обществе; следовательно, в отношении к своим собственным обитателям Петербург стоит здесь почти в таком же отношении, как любой уездный город – к своим. А отсюда уже совершенно ясно, что столичной литературе необходима провинция. В самом деле, припомните содержание большей части наших повестей, романов, очерков, комедий, даже стихотворений в новейшем вкусе: все провинция!.. «Ревизор» и «Мертвые души» происходят где-то в отдаленнейших концах России… Из губернских очерков, провинциальных воспоминаний, уездных сцен и т. п. можно бы теперь уж сочинить новую российскую географию, и из всех этих Крутогорсков, Беловодсков, Краснорецков и пр. составилось бы, пожалуй, более городов, чем сколько их есть во всей Российской империи

Не знаем, достаточно ли ясно изложили мы наше «в-третьих». Но если вышла неясность, то в этом надо винить какой-то особенный случай: когда мы писали, это у нас было очень ясно; а после того как написали – как-то уж не так ясно сделалось…

Однако же дело все-таки в том, что отсутствие книжной деятельности в провинциях сильно свидетельствует против возгласов о разлитии потока просвещения по всем краям нашего великого отечества. Образованному и деятельному человеку у нас нечего делать в провинции, ежели он не служит там где-нибудь. Примется он писать, издавать что-нибудь, имеющее местный интерес? У него не будет достаточного количества читателей: известно, что даже наиболее распространенные из журналов, имеющих общероссийский интерес, получаются в некоторых губернских почтовых конторах по 20–30 экземпляров на целую губернию. Куда же тут предпринимать издание с местным интересом! Школу может завести человек? Во-первых, с этим нужно выдержать очень много предварительной возни, а потом – это значит жертвовать свой капитал и труд на пользу общую, не надеясь на вознаграждения. А еще не у всякого и есть нужный для этого капитал… Публичные лекции, что ли, может еще затеять человек в провинции? Или акционерное общество составить? Или общественные дела повернуть на другую дорогу? Об этом смешно и думать. А между тем деятельности хочется, праздность и пустота жизни томит и тревожит, по крайней мере смолоду… Вот человек и тянется в Петербург или в Москву. Он же знает, что и там не будет лишним и там людей мало, так что он еще будет замечен, выйдет, пожалуй, вперед. Если он прочитал две книжки по-латыни или по-славянски, то он уже не без некоторого основания думает быть профессором в университете; если он читал усердно хоть «Экономический указатель» г. Вернадского

Все ссылки на произведения Н. А. Добролюбова даются по изд.: Добролюбов Н. А. Собр. соч. в 9-ти томах. М. – Л., Гослитиздат, 1961–1964, с указанием тома – римской цифрой, страницы – арабской.

Белинский – Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. I–XIII. М., Изд-во АН СССР, 1953–1959.

БдЧ

– «Библиотека для чтения»