Три часа дня. Холодный февральский денек. Пристань на 57-ой улице. Западная часть Нью-Йорка. Слышны пронзительные гудки кораблей на Норд-Ривер. Скрежет корабельной лебедки, звон цепей, гул толпы, приветствующей прибывших пассажиров. Носильщики развозят багаж на тележках. Корнелий Крисчен стоит под сектором «С» отдельно от толпы, рядом с ним два чемодана.

Голос первого носильщика

:

(из-за горы чемоданов)

Эй, Марти, что же, черт побери, в этом чемодане? Клянусь всеми святыми, там чей-то труп. Может, снимем шляпы из вежливости?

Голос второго носильщика

: Хвалит болтать, нет там ничего.

Голос первого носильщика

: Ну да! Взгляни, какая тяжесть. Проклятье! Знаю я эти шуточки. Слышал. Не раз и не два. Посмотри на того придурка. Он выглядит так, словно это он убил свою жену и засунул ее в этот чемодан.

Голос второго носильщика

: Да ну! Кто бы мог подумать!

Корнелий Крисчен

сидит в позе ожидающего, ладони сжаты вместе, голова немного наклонена, куртка накинута на плечи.

Крисчен

: Все дороги оборвались. Сошлись к похоронному бюро. Вот итог этих нескольких чудных лет. Я устал. Чемодан с вещами — это всё, что осталось от Элен. Хоть бы не заплакать. Теперь рядом с ней никого нет. И меня самого тоже нет. Вот во что мне это обошлось. Осталось ждать, ждать и ждать. Элен не умела укладывать вещи. Она была такой неряшливой, я всегда просил ее свернуть одежду поаккуратней.

(Достает бумажник.)

Как там его зовут? Норман Вайн, распорядитель похорон. Что обычно говорят в таких случаях? Мне, наверное, надо угостить его дорогой сигарой. Или сказать, что мы «легко договоримся»? Прости, Элен, я не могу сосредоточиться на твоей смерти.

(Грохот надземного метро.)

Я мог бы броситься под поезд. Пусть этот грохот прозвучал бы над моей головой. Меня мгновенно бы пронзило электрическим разрядом. Как дать знать, что я хотел бы лежать рядом с Элен? Как там это делается? Оставлю записку в бумажнике: «В случае смерти доставьте мое тело в похоронное бюро Вайна и положите меня рядом с моей Элен» или «Мой прах насыпьте в урну моей жены».

(Дотрагивается до бровей и глаз.)

Твое тело холодно как лед. Я не могу подумать об этом без содрогания. Ты просила себя не сжигать — это было последним, что ты произнесла. Зеленые тени вокруг глаз — ты их так любила. Ты ходила около меня в шелковом платье, шелестела им, будто внутри тебя была пустота. Прикрикнешь, и слышно эхо. В первый день нашего путешествия я без конца смотрел в твои глаза… И отказался потратиться на шезлонг. Два доллара. И запретил ей платить за него. Я вообще все ей запрещал. Элен, на самом деле я взял бы для тебя два или даже три таких шезлонга — я так боялся остаться в одиночестве, без тебя, я всегда боялся именно того, что случилось теперь. Не в деньгах было дело. Я просто не хотел, чтобы ты простудилась. После лондонской сырости ты казалась очень нездоровой; но ни я, ни ты не догадывались тогда, насколько ты была больна. Мы вырывали друг у друга полотенце. Я победил, и тогда ты попросила у меня те два доллара. Не в деньгах было дело, я изодрал бы эти несчастные бумажки.

Вайн

Крисчен

Вайн

Апрельское утро. Стивен Мотт, развернувшись в кресле, разговаривает по диспетчерской связи.

Мотт

: Проходите, мистер Крисчен.

(Корнелий Крисчен подходит к Мотту, дружески пожимает его протянутую руку.)

Если вы, конечно, Крисчен.

Крисчен

: Да, мистер Мотт, вы совершенно правы.

Мотт

: Будьте любезны, садитесь. Рад вас видеть. Если хотите, курите, дружище.

Крисчен

: Нет, спасибо.

Ховард Хоу

, задумавшись, стоит у стола. Входит Корнелий Крисчен.

Хоу

: Мистер Крисчен?

Крисчен

: Да.

(Протягивает руку.)

Хоу

: Ховард Хоу.

Крисчен

: Здравствуйте. Я еду в Бронкс.

(Крисчен резко прикладывает руку к губам, изумляясь только что сказанному.)

Просторная комната.

Мотт

сидит нога на ногу в низком кресле. За ним окно. Рядом стол с множеством телефонных аппаратов. Мотт протягивает руку Крисчену. Крисчен проходит и пожимает ее.

Мотт

: Ховард, ты заметил то, чего я не смог увидеть с первого раза.

Хоу

:

(слегка заламывая руки)

Я сделал это не один, Стив. Мисс Келли точно подобрала музыку для этого случая.

Мотт

: Присаживайтесь, Крисчен.

(Показывая на отдаленный стул справа от себя. Хоу садится слева на том же расстоянии от Мотта.)

Ну, так давайте вместе еще раз послушаем ваши чудесные идеи, Крисчен.

Хоу

: Стив, только что он выдумал вещицу получше, мы не успели сообщить тебе.

Традиционный ринг: квадратная площадка, устланная белыми матами и ограниченная бордовыми канатами. На стенах развешаны фотографии боксеров — одни демонстрируют свои мускулы, другие улыбаются белозубым оскалом — и те, и другие готовы в любой момент дать вам в морду. Запах свежего пота и набухших от теплой влаги полотенец. Кушетка из черной кожи, на которой боксеры так любят разваливать свои колоссальные волосатые ноги. Пять часов пополудни, четверг, майский день того же года. Майк О’Рурк сидит на кушетке и читает газету, закинув ноги на стол рядом с телефоном. Корнелий Крисчен врывается как ветер на арену, куда обычные люди побаиваются и шагу ступить, чтобы не схлопотать по роже.

О’Рурк

: О, кого я вижу, Корнелий!

Крисчен

: Привет.

О’Рурк:

Где пропадал, что поделывал? Тебя не было целую неделю, если не две?

Крисчен

: Занимался словоблудием.

Богатый ресторан в старинном здании с фабричными окнами. В искусственном саду, на нижнем этаже ресторана, стоит столик, накрытый белой скатертью. Июнь. Официанты, задравши носы, бегают взад и вперед, презрительно отмахиваясь от посетителей. Корнелий Крисчен и Шарлотта Грейвс спускаются по лестнице. Официант походя указывает им на столик. Ранний вечер, хотя солнце еще высоко и пышет во всю силу. Бурная растительность сада излучает изматывающее тепло, создавая томительное марево в атмосфере ресторана. Крисчен и Грейвс проходят и садятся на белые изящные стулья из тонкого прочного металла. Корнелий печально молчит, задумчиво дотрагивается до серебряной солонки и перечницы. Шарлотта опускает голову, склоняясь над столиком. Широкая соломенная шляпка возвышается над ее прической, похожей на копну сена. Унылый вечер вступает в свои права.

Крисчен

:

(кладет руку на столик)

Тебе не кажется, что мои персиковые ботинки роскошны. Удивительный цвет!

Грейвс

: Не знаю.

Крисчен

: Я всё равно устрою здесь дефиле.

Грейвс

:

(ее соломенная головка подымается)

Ну что ты, все же смотрят на нас.