Константин Васильев стремительно ворвался в художественный мир современников и занял в нем свое особое место, как показало время, навсегда. Нередко люди, прежде не интересовавшиеся живописью, увидев его картины, испытывают состояние катарсиса — высочайшего духовного потрясения, — не могут сдержать восторга, а порой и слез.

Нечасто в истории России духовными лидерами становились не философы и писатели, а живописцы. Нечасто кисть художника так волновала русского человека. Магнетизм его творчества не отпускает подолгу, пробуждая в зрителях генетическую память, перенося воображение современников в легендарную эпоху величия и духовной мощи нашего народа.

Интуиция художника переносит его за тысячи лет до Рождества Христова, в те достопамятные времена, когда предки наши, почитавшие себя внуками Даждьбога, совершали богатырские подвиги и свято чтили традиции Рода. И если в этом направлении художник двигался, полагаясь в основном на собственные прозрения и интуицию (информация о мифологии славян в конце 60-х годов была весьма фрагментарна), то в изучении прошлого родственных народов ему помогали литературные источники и прежде всего скандинавские, представлявшие собой целостный мифологический материал.

Творчески перерабатывая мифы и фольклор разных стран, Васильев пришел к убеждению, что каждому народу присуща особая духовность, сохраняющаяся в его генофонде; то есть в генетическом материале любой нации запечатлен ее «духовный путь», а древние боги и богини — это небесные покровители, формирующие археобраз (архетип) данного народа.

Константин Васильев верил в это, он искал непроторенные пути в открытии истоков славянского мировоззрения. В своих картинах-символах художник отражал духовный потенциал русского народа с тысячелетними корнями, как в свое время А.С.Пушкин раскрыл в могучем русском языке глубины исконной мудрости предков.

С трудом верится, что уже более двух десятилетий прошло с того дня, когда несколько энтузиастов, потрясенных однажды картинами трагически погибшего художника Константина Васильева, начали на свой страх и риск выставлять его произведения в случайных малоприспособленных для этих целей помещениях. Не было никакой рекламы и афиш. А просто открывалась выставка, проходил день, другой, и зрители, случайно попав на нее, тут же сообщали о своем нечаянном открытии друзьям. Те, в свою очередь, спешили поделиться впечатлениями еще с кем-то. И росла молва об удивительном художнике. От выставки к выставке увеличивалось число страстных его поклонников. И уже к зиме 1980 года Москва гудела на все лады, перебирая названия картин Константина Васильева.

Мнения зрителей сразу же полярно разделились: большинство восторгалось им, другие же активно не принимали. Но безразличных не было.

Неприятели творчества художника запускали в оборот выражения: «слащавость», «красивость», «искусство для толпы». Поклонники наслаждались красотой, поражались философской глубиной картин, пониманием художником души народной.

Именно тогда удалось развернуть наиболее полную экспозицию картин Васильева в выставочном зале на Малой Грузинской улице.

От записей посетителей выставок распухали книги отзывов: «В картинах много правды, они очищают душу. Их должна видеть вся Россия!»; «Выставка — это необыкновенная сказка наяву. Нет сил оторваться от картин. Это наслаждение великим»; «Пусть я ошибаюсь, но не могу сравнить эти картины даже с нашими известными классиками живописи. Это совсем другое, но очень родное, близкое и в то же время непостижимо высокое…»; «Как велика все-таки сила искусства. Действительно! Посмотрел и умереть не жалко. Просто нет слов, это, наверное, самое сильное впечатление от искусства на всю жизнь»; «…посмотрела — и как искупалась в источнике живой воды…»; «Раскрыл или усугубил К. Васильев загадку русского характера?! Низкий поклон ему за то, что свой ясновидящий талант он посвятил поискам ответа на этот вечный вопрос».