Два десятилетия назад, когда Зое было шесть лет, мать взяла ее с собой к предсказательнице будущего. Гадалка была стара; глубокие морщины окружали ее глаза и веером расходились от уголков рта. У нее были длинные черные волосы, перехваченные вязаным шелковым шарфом, и золотые серьги, тускло мерцавшие в полумраке пыльной и душной комнатки.

Зоя как зачарованная смотрела в морщинистое лицо и сверкающие пронзительные глаза. Она была загипнотизирована, не могла сдвинуться с места и испытывала непонятное, пугающее возбуждение.

Мать сидела, стиснув руки, и лихорадочно задавала вопросы. Наконец старуха оторвала взгляд от туманного стеклянного шара и заговорила.

Длинные, тягучие фразы… Зоя следила за ярко-красными губами, внимая убаюкивающему ритму; естественно, смысл слов гадалки ребенку был недоступен.

Однако мать все прекрасно поняла. Плечи ее сгорбились, кулаки сжались, она громко зарыдала и бросилась к дверям. Перепуганная Зоя, рысью припустившись за плачущей матерью, оглянулась и бросила последний взгляд на странную женщину, обладавшую таинственной властью вызывать такое горе.

Франсуа Рожье посмотрел на блестящую желтую лужицу, покрывавшую дно сковородки, выключил газ и точным движением деревянной ложки превратил лужицу в пышный холм. Вторым движением он переправил это маленькое произведение искусства на нагретую тарелку, по ободку которой располагались петрушка и нарезанные кружками помидоры.

— Леонора, твой омлет готов.

Девочка сидела за столом, склонившись над тетрадью, и с болезненной тщательностью выводила буквы. Она подняла голову, похлопала глазами, возвращаясь к действительности, затем посмотрела на тарелку, на отца и улыбнулась.

Леонора скрупулезно пересчитала дольки помидора и веточки петрушки.

— Семь и семь. — Она по-птичьи склонила голову набок. — Счастливое число.