Пламенно-багровое солнце медленно смещалось в иллюминаторах по правому борту. С каждой вахтой вырастал и становился ярче его диск, пока нестерпимый блеск не заставил опустить защитные шторки. Корабль завершал торможение и выходил на круговую орбиту...

Давно уже этот красный гигант, хорошо известный астрономам как звезда позднего спектрального класса в созвездии Дракона, привлекал внимание исследователей — наступало время перевести дискуссии на реальную почву.

Предполагалось, что звезда должна иметь планетную систему, но ввиду вероятности пульсаций, биологической или, по крайней мере, наиболее распространенной — белковой формы жизни на углеродной основе на ней нет. Существовала, впрочем, и другая точка зрения, что ко времени взрывного расширения звезды от обычных размеров до гиганта на планетной системе должна была сформироваться достаточно высокоразвитая цивилизация, которая могла выжить и при изменившихся условиях солнечной радиации. Поэтому в состав экспедиции были включены не только астрофизики и планетологи, но и биологи, археологи и даже климатологи. Если большинству исследователей приходилось пока ожидать возможности применения своим способностям, то в астрофизическом отсеке работа шла полным ходом...

Каждый час приносил новые детали и подробности, и все четыре секции логической машины были загружены до основания. Если бы позволили, астрофизики использовали бы и мощность главной секции, ведающей системами обеспечения жизнедеятельности и защиты корабля, а также ведущей счисление его курса.

Сергей Александрович Байдарин сидел в своем любимом кресле перед домом и смотрел на заходящее солнце. Собственно, то, на чем он сидел, не было креслом в полном смысле слова. Очень давно, еще при постройке своего дома, ему пришлось спилить на этом месте огромное дерево. Когда исполин, с треском ломая ветви, рухнул на землю, Байдарин присел отдохнуть на пень. Сидеть оказалось удобно. Оставшийся на пне отщеп прекрасно служил спинкой. Тогда и появилась у него мысль: соорудить из этого пня кресло. За долгие годы детали кресла отшлифовались его собственным телом, так как дерево не гнило, как не гнили пол, потолок, оконные рамы, наличники, словом, все те деревянные детали, на которые пошли доски, напиленные из этого дерева. В округе росло еще несколько исполинов этого вида, но Сергей Александрович больше не покушался на их существование. Биолог Ананьин, лучше его изучивший не столь уж богатую по видовому составу растительности планету, говорил, что растущие неподалеку от его дома гиганты едва ли не единственные экземпляры реликтовой рощи и что они представляют громадную ценность для будущих, более удачливых исследователей, да и потомству туземного населения следовало оставить их как добрую память о себе... Молодых порослей эти деревья не давали, хотя почти каждый год на них появлялись огромные, с человеческую голову, шишки. Ананьин собирал их, с большим трудом выковыривал из-под жесткой чешуи крупные орехи и высаживал на своей плантации. Однако орехи не прорастали и всходов не появлялось. Как-то на ночной рыбалке Байдарин бросил в костер несколько шишек. Спустя год на месте пепелища он увидел несколько маленьких ростков. Осмотрев их, Байдарин сообщил о всходах Ананьину. Тот бросил свои дела в Вине-Ву и помчался на метеостанцию. Биолог вспомнил, что американская секвойя тоже дает молодые поросли только на пожарищах и окрестил это удивительное растение секвойей Байдарина. Он пытался пересадить их, но все ростки погибли кроме одного, оставленного на пепелище. С каким нетерпением дожидался Ананьин нового урожая, но не дожил до этого дня, хотя был старше Байдарина всего на одиннадцать лет. В память о друге Сергей Александрович разжег по всей роще двенадцать костров. Не каждое пепелище зазеленело ростками, но каждое лето добавлялись новые, и с тех пор роща сильно разрослась.

Половина огромного красного диска опустилась за горизонт. Байдарин запахнул меховую куртку, накинутую на голое тело. Становилось прохладно, но он не хотел уходить в дом. Сегодня, в первый день весны, при последних лучах солнца, в красноватом мареве зари должно на миг возникнуть серебристое тело их безмолвного корабля...

Когда произошла катастрофа при посадке на открытую ими планету, некоторое время все жили на корабле, надеясь восстановить главный рефлектор двигателя. Никишин с Варвариным обследовали чуть ли не половину планеты, нашли подходящие месторождения минеральных соединений и руд, необходимых для ремонта корабля и восполнения запасов термоядерного топлива, но ремонт двигателя и других повреждений занял слишком много времени. Люди постарели прежде, чем можно было отправиться в обратный путь... Зато запасы горючего пополнились с избытком: их хватило бы не только на поддержание системы жизнеобеспечения корабля в течение нескольких поколений исследователей, но и на обратное возвращение. Для экспедиции планетных исследований рамки корабля стали тесными, к тому же время позволяло проведение полного комплекса работ, включая способность выживания земных растений и животных на открытой планете. А для этого необходима была база на самой планете, благо, условия здесь оказались удивительно сходными с земными, если не считать невероятно огромного диска красного солнца с угловыми размерами почти в десять градусов.

Сергей Байдарин покинул корабль одним из первых. Метеоролог по профессии, он посчитал нужным вести наблюдения помимо тех, которые осуществлялись автоматическими станциями. С ним ушла и гидролог Ия Радина. Тогда он был молод и думал, что разделяющую их и родную Землю бездну можно преодолеть, если не самим, то детям. Они мечтали о том времени и вместо синтетического каркасного дома решили построить бревенчатый, в каких жили когда-то далекие предки. Друзья посмеивались над их затеей, но помогали, чем могли, и любили собираться по праздникам в их гостеприимном доме, так напоминавшем милую, но бесконечно далекую Землю...

Дети так и не появились, семейная жизнь не удалась. Лет через семь Ия ушла с Никишиным. Она почему-то решила, что именно он виноват в том, что у них не было детей. Он понимал ее разочарование и обиду, но простить не мог: в этом удивительно благоустроенном мире Красного Солнца ни у кого из поселенцев не рождались дети...