Она — принцесса, дочь Лилового Полковника. Она выросла в Срезе, среди учёных и драконов. Теперь она просто учительница. Однако в мире, где идет невидимая, но жестокая схватка не только за тезеллитовые месторождения Среза, но и за обладание неведомым Ресурсом, бывшая принцесса — серьёзная фигура на шахматной доске Большой Игры.
ПРОЛОГ
Она узнала случайно. Могла не знать еще часов пять, потому что не собиралась сегодня к нему, думала только позвонить вечером, часиков после восьми. Совершенно случайно услышала по радио в чужой машине.
Машина была физика Лимберга. По средам у них одновременно заканчивались уроки — пятый последний, и физик традиционно предлагал литераторше подвезти ее на своем автомобиле, а она традиционно отказывалась, а сегодня согласилась: в окне между вторым и четвертым закупилась продуктами ко дню рождения, и очень не хотелось тащить на себе сумки. Лимберг истинную причину понял, а потому не слишком воспрял духом. И, чтобы подчеркнуть чисто дружеский характер своего жеста, включил в машине радио и даже не стал искать музыку.
Она думала о своем — как бы с наименьшими потерями отстреляться от юбилея и воспринимала голос диктора как шумовой фон, не вникая в смысл. Но, как оно обычно бывает, сознание подключилось автоматически, когда прозвучали слова не просто знакомые, а имеющие для нее личное значение. «Кровавый режим Лилового полковника». Успела подумать: зачем? Кому это интересно?.. может, какая-то дата?
Экскурс в историю был подробный, даже слишком для радионовостей, и ее недоумение успело вырасти до приличных размеров. И вдруг — будничное, в продолжение темы, для замены фамилии или местоимения «он»: самоубийца…
— Что с вами, Ева Николаевна? — Лимберг притормозил. — Вам плохо?
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА I
Марисабель сидела на подоконнике и курила.
Сигарета у нее была модная, длинная, как и ноги в красных чулках сеточкой. Из-под юбки виднелись чулочные резинки, а также краешек черных трусиков; все пацаны, естественно, пялились туда. Марисабель уже раза три отправляли домой переодеваться из этой юбки в приличное, по теперь она придумала фирменный фокус: приходила в школу в чем-то скучно-клетчатом до колен, а после уроков закрывалась в туалете — и р-раз! Некоторые одноклассники бегали подглядывать, как это самое клетчатое надает к ее ногам. Открывачка точно бегал.
Открывачка тоже дымил, кашляя, как простуженный паровоз. Вонь от его самокрутки шла какая-то сладковатая, подозрительная. Про Открывачку болтали много чего, возможно, в том числе и брехни, но по-любому все точно знали, что он сидел. Что он старше всех на два года, а такой мелкий из-за курева с детсадовского возраста. И еще неизвестно, какую гадость он курит.
Дылда морщила безразмерный нос, купированный сверху очками, и демонстративно отодвигалась подальше. Потом опять придвигалась. Бейсик рассказывал вполголоса, иногда срываясь в полушепот, и с четырех шагов его уже было не расслышать. А у Дылды к тому же не имелось опыта, она всю жизнь просидела за первой партой. И никогда не нуждалась ни в чьих подсказках с места.
ГЛАВА II
Барышни были в основном тощие и голенастые. Впрочем, попадались и сравнительно кругленькие, по-сосисочному перетянутые поясами: эти перед съемкой затягивали пояса еще туже и клялись: «Я похудею!» Наверное, кто-то из организаторов не любит худышек, иначе пампушечек отсеивали бы еще при входе, на этапе весов с ростомером и бодреньким голоском, который советовал длинноногим пигалицам обратить внимание на питание. Не-длинноногим это не помогало, и они наперебой рыдали в вестибюле.
Самой старшей барышне было лет пятнадцать. Тем не менее, все они старательно изображали многоопытность и сексуальность. У некоторых получалось убедительно. У большинства — смешно. А на фото, черт возьми, должно выйти как минимум красиво.
— Марь-Ванна! — крикнул под руку какой-то идиот; она запорола кадр и гневно обернулась. — Витек швейцарскую бленду продает. Тебе не надо? Недорого.
— Пошел ты… — сообщила она.
Барышни валили нескончаемым потоком; каждой дозволялось принять перед камерой четыре развратные позы, одна из которых всё равно шла насмарку, потому что надо было щелкнуть портрет. Хотелось курить. Хотелось наклацать портретную галерею этих дурех такими, какие они есть на самом деле: например, с рыбьими физиономиями, воткнутыми в зеркальце перед выходом на подиум. А потом послать всех нафиг.
ГЛАВА III
— Билет номер двадцать пять. Гы-гы. Исторический роман двадцатых годов прошлого века. Ни фига себе!.. Творчество Г. Ан-то-ко-ловского. Тю!.. А кто это такой?
— Не паясничайте, Бушняк. Если вы не готовы, кладите билет и можете быть свободны.
Что-то такое звучало сегодня в ее голосе. Неуловимое, как низкие частоты в треснувшей трубе органа. Бесстрастная и безжалостная звуковая волна, на пути которой лучше не стоять. Оказавшись в непосредственной близости от ее источника, это понимали все. Все до единого. От директрисы, которая после трех подряд неудовлетворительных оценок (а кто виноват, что класс явился тотально не готовым к экзамену?) выбежала из кабинета, вероятно, советоваться с кем-то вышестоящим, — и до этого недомерка, на глазах теряющего ошметья наглости и хулиганского куража.
Бушняк сглотнул, сник, встал из-за экзаменационного стола. Если он, великовозрастный второгодник, не сдаст экзамена и не будет переведен в следующий класс, то загремит прямиком в армию. Он был прекрасно осведомлен, что классная руководительница об этом знает. Но не мог предположить, что ей будет до такой степени всё равно.
Функция, принимающая экзамен по литературе в десятом классе. Не больше.
ГЛАВА IV
Зампродюсерша сказала, что перезвонит сегодня во второй половине дня. И до сих пор не позвонила. Маша начинала нервничать.
Более идиотского занятия, чем торчать на этом чердаке, трудно было бы измыслить — даже с поправкой на богатую Толикову фантазию. Жара под раскаленной крышей стояла неимоверная, от пыли и паутины не продохнуть, а кроме того, периодически нападали сомнения, берется ли здесь, ввиду леса теле- и радиоантенн над головой, сигнал мобилки. Но хуже всего, конечно, был сам Толик.
— Машка, смотри! Мужик на балкон вышел. Голый! Щелкни.
— На фига? Это же другой балкон.
— Ну, мало ли… все-таки сосед. Может пригодиться.
ГЛАВА V
— Тебе Катя звонила, — сообщила мать.
— А пошла она.
— Сережа!
Он не стал ввязываться в объяснения и, шмыгнув из душа прямо в комнату, закрылся изнутри. Надо подумать. Надо что-то делать. Уже, немедленно, иначе… Почему он не поднялся за ней?! Если б не побоялся, если бы догнал и рассказал обо всем — вместе они бы что-нибудь решили. Почему?!!
Звезды Эн-Би-Эй на крайнем плакате — кстати, уже потрепанном и стремном — тянули к корзине три жилистые руки цвета шоколада разных сортов. В пятницу начинаются сборы. И если не поехать, тренер может выгнать нафиг из команды. И всё равно это ничего не даст, потому что в понедельник сдавать физику. Тренер обещал дать какую-то справку для Лимберга. А если так: справку взять, а на сборы не ехать? Оно ведь не сразу выплывет, и в худшем случае поставят на осень… но из команды, когда узнают, попрут по-любому. Без права на восстановление. Черт!!!