Зеленые глаза электронных часов светились симметричными цифрами — 02:20. Затем левый глаз подмигнул — 02:21.

За стеной до сих пор орала музыка, забивая смазанные, словно следы кроссовок в слякоть, голоса. Грохнул очередной залп хохота; после полуминутной паузы — 02:22 — еще один. Но ведь когда-нибудь они лягут спать, им же тоже с утра на пары… 02:23.

Она повернулась на бок, чтобы не видеть часов. Глаза уже давно свыклись с темнотой. Рубашка Андрея, раскинув рукава, смутно белела на полу; из-под нее выглядывал фрагмент брюк, стянутых, оказывается, прямо вместе с трусами: вон цветастая резинка за кожаным хвостиком ремня. И рядом — смятый квадратный пакетик с рваным краем.

Снова заворочалась. На животе, лицом в подушку, было удобно от силы пару мгновений — потом захотелось дышать. В который раз перевернулась на спину и, едва помещаясь на самом краю кровати, сухими бессонными глазами уставилась в лысую лампочку под потолком. Мимо наискось пробежали лучи от автомобильных фар.

Музыка вдруг утихла, и она успела вздохнуть с облегчением, прежде чем нестройные девичьи голоса потребовали: «Включи!», — и кто-то немедля исполнил их требование.

— Гэндальф, — представился я,

Только не подумайте, что я толкиенутый. То есть творчество Профессора, конечно, уважаю и на игрушках пару раз был — но не фанатею, как некоторые. Просто меня все так зовут. И друзья, и в школе… звали. И вообще, согласитесь, «Гэндальф» звучит значительно круче, чем «Саша». И запоминается сразу. Могу себе представить, сколько здесь Саш.

Всего на курс набрали двести пятьдесят человек. Я слышал, первый набор три года назад был семьдесят, но с тех пор МИИСУРО раскрутили до невозможности. Когда приеду на каникулы домой, стану миллионером: столько народу спорили со мной на десятку, что не поступлю. Все-таки восемь с половиной на место. И мама пыталась повлиять, она у меня панически боится армии, хотя вообще прогрессивная.

Не то чтобы мне было стыдно идти на наш местечковый филфак к ней под крылышко, как она думала. Просто, знаете ли, тянет прочувствовать, как это: от тебя лично зависит будущее, то есть Будущее с большой буквы. Да и в мире я, честное слово, кое-что с удовольствием бы изменил.

Конечно, я в курсе, что реклама — двигатель торговли и т.д., и т.п., но способ узнать правду по-любому один — проверить самому. Ну и не без того, чтобы всем наглядно доказать, что Гэндальфу не слабо.

Когда утро начинается с возвращения домой, трудно осознать, что это именно утро.

Заспанный охранник ночной смены снял входную дверь с сигнализации и широко распахнул створки перед хозяйкой. Горничной еще не было, она приходила к семи. Алина прежде всего заглянула на кухню, засыпала в кофеварку кофе и установила готовность двадцать минут. Потом передумала, перепрограммировала на пятнадцать. Пятнадцати хватит с головой.

В ванной она сбросила одежду прямо на пол и забралась под контрастный душ. Холодно-горячо-холодно; по телу пошли жгуче-щекотные волны, однако ощущения утра все равно не было. Захотелось на все плюнуть и принять горячую ванну.

Запищала мобила — Алина не сразу сообразила откуда. Конечно: сумка осталась погребена в клубке одежды на полу. Перегнувшись через борт джакузи, попыталась дотянуться до нее; ну да, вот если бы руки на полметра длиннее… Интеллигентно выругалась, закрутила кран и спрыгнула на пружинистый коврик.

— Это я. — Звонил муж. — Ты где сейчас?

…И как всегда, на самом интересном месте затрезвонил будильник. Я его когда-нибудь расколочу. Прямо у Хулиты на башке.

Я повернулась на другой бок и натянула на макушку одеяло. И все равно слышала, как девки подорвались и начали собираться. Нет, я не догоняю: сегодня же первой парой лекция по информатике, муть голубая, и старшие курсы рассказывали, что Зебра по-любому всем ставит. Но Хулита у нас, понимаешь, умная. Ленка — дура дурой, но все за ней повторяет. И не дают человеку поспать. Вот и свет врубили, стервы!..

— Где мой конспект? — возмущалась Хулита. — Слышишь, Лен, вчера дала Наташке списать… и куда она могла его сунуть? Будить не хочется…

Она у нас добрая, Если б еще не такая умная, было бы вообще неплохо. А конспект я одолжила ребятам из четыреста пятой, но если сказать, она, пожалуй, не так поймет. Не хочет будить — и не надо.

— Я макароны варю, да, Юль? — подала писклявый голос Ленка. — На двоих. А Лановая сама себе потом…

Голос в трубке был хриплый, содранный, будто кожа:

— Мне очень нужно с тобой поговорить… Нет, по телефону— никак… Приезжай… Очень нужно, понимаешь?..

В паузу пробился какой-то чужой разговор, затем коротко пикнуло: звонивший говорил из автомата. Но ведь у него еще месяц назад была казенная мобила… названивал, хвастался. Значит, снова уволили с работы. Черт возьми. Георгий вздохнул:

— Хорошо. Завтра попробую вырваться. Где встретимся?..

— Кто это? — крикнула с кухни жена.

— Никита Солнцев.

Большинство членов комиссии он уже знал в лицо, но тетеньку в узких очках с краю видел впервые. Именно она, сверившись с электронными ведомостями, и бросила ему серьезный упрек:

— Вам еще нет полных двадцати.

— Будет, — очень уверенно сказал он.

Некоторые члены заулыбались. Дядя, который сидел почти на всех экзаменах, листал толстую папку; если его, Никиты, личное дело, то уму непостижимо, как там могло накопиться столько бумаг. Не поднимая глаз, дядя скомандовал:

— На последней примерке сидело идеально, — пряча глаза, пробормотала пигалица.

Пигалица была ведущим модельером кутюр-империи «Элит-мода». Фамилия пигалицы не сходила с веб-страниц светской хроники; но лично Наталья и не думала ее запоминать. Если эта дура считает, что на презентацию стотысячной точки можно идти вот так, со складкой на самом…

— Вы только не волнуйтесь, Наталья Петровна. Через двадцать минут девочки все поправят. Можете пока посмотреть видеожурнал…

— Ты рехнулась? — спокойно спросила она. — Каких двадцать минут?! И вообще все это туфта. Вон я вчера видела по люкс-визику, у одной девули декольте было в форме сердечка, все наружу, а по воротничку такие голограммки прикольные…

Смотреть на пигалицу было одно удовольствие; не жалко не то что двадцать минут потратить, но и все двадцать пять. Ее физиономия перекосилась и стянулась, похожая на известную комбинацию из трех пальцев. Ну-ну, это тебе фигу, а не мне. Такими клиентами, как Наталья Лановая, всякие там «Элит-моды» не бросаются.

Волна казалась высокой, но ближе к берегу обмякла и опала пеной метра за полтора до его ног. Следующая была совсем несерьезной. Третья подплеснула довольно близко, но тоже бесследно впиталась в песок, не замочив пальцев. Может быть, вот эта?.. Да нет, куда там, — и он сыграл в поддавки, пододвинув шезлонг ближе к морю.

На глаза поверх розоватых вариочков легли чьи-то теплые ладошки. Ляля? Хотя ее ведь уже с неделю как нету… а как же зовут эту, новенькую? Вспомнил: Оксана. Ксюша.

— Ксю-ю-юша…

Она была молоденькая, маленькая и ещё почти не загорелая. Восторженно засмеялась, отняла руки и, метнувшись вперед, присела на песке у ног Андрея. Вот тут-то и подкралась настоящая волна, разбившись брызгами аккурат на округлостях Ксюшиного фиброкупальника. Много визгу и смеху, после чего горничная каким-то образом очутилась у Президента на коленях. Кстати, не такая уж она и маленькая…

Дурачась, оттянула складку у него на животе: а вот этого Андрей как раз не любил, Почему-то действительно жирным мужикам никто ничего не говорит, а если у солидного мужчины всего лишь наметился животик, любая финтифлюшка считает себя вправе делать какие-то намеки или даже замечания открытым текстом. Да пару сеансов вибромассажа — и от этой складки следа не останется… только зачем?

Лифт-капсула уже закрывалась, когда член-корреспондент Румянцева легко взбежала по короткой входной лесенке институтского вестибюля. Разумеется, коллеги разноголосым хором подали команду «отбой». Кто бы сомневался; хотя она, пожалуй, не обиделась бы, если б даже пришлось подождать. И, кстати, не пересечься понапрасну кое с кем из этой публики.

— Здравствуйте, Юлия Николаевна.

— Доброе утро, Юлия Николаевна.

— Прекрасно сегодня выглядите, Юлечка… — Старый пень Богуцкий мигом стушевался, напоровшись на ее взгляд. — Николаевна.

За выпуклой стенкой капсулы с ускорением мелькали перекрытия: никому не надо было ниже, чем на тринадцатый уровень. Кабинет Юлии Румянцевой располагался на шестнадцатом, стенка в стенку с социологическим центром. Кстати, у них, по идее, уже должны бы прийти сегодняшние данные по выборке из Юго-Восточного региона, и если результат снова совпадет, можно будет с уверенностью говорить о…

Внизу простирались полосатые поля. Зеленовато-желтая полоса, за ней ярко-золотая, потом охристая, коричневая, опять желтая, свеже-зеленая — озимые, черная — под пар… Местами форс-комбайны оставили поперек полос причудливый узор из кругов и колец, похожий на рисунки инопланетян.

— В западном квадрате плохо взошли, — крикнул Богдан. — Придется пересеивать.

Ветер подхватил и унес половину его слов, Георгий восстановил их по губам. Непривычные люди вообще не могут разговаривать на открытых флай-платформах. Но кто-кто, а он сам и его сыновья давно привыкли. Флай-платформа — единственное экологически чистое средство передвижения, пригодное для того, чтобы по-настоящему осмотреть земли. Она летит достаточно быстро и низко, достаточно высоко и медленно. И только она — всякие там телепорткатера и пневмогрузовики отдыхают! — дает возможность ощутить на лице ветер. И свободу.

— А как там с четвертой гречихой? — обернулся он к сыну. — Убрали?

— Экспериментальную— да. — Богдан запрокинул голову, он тоже ловил кайф от полета, каждый раз — как впервые. — А на контрольных участках пока дозревает, Мишка вчера проверял. Дней пять-шесть еще.