Яна Дубинянская

СОБСТВЕННОСТЬ

- Так вы говорите, что она... Я не верил своим ушам - как не поверил глазам час тому назад. - ... жена одного из каторжников... Как, вы сказали, его зовут? - Хгар, - лениво повторил комендант. - Кто он такой, этот Хгар? И как случилось, что... Разговор явно начинал надоедать коменданту, и он заерзал в кресле, поудобнее устраивая грузное неповоротливое тело. Он-то надеялся, что прибытие нового инженера станет каким-никаким развлечением и поводом для пьянки. Перед посадкой в катапультационную капсулу бортинженер отобрал у меня припасенную бутылку. Но об этом сизоносый толстяк еще не знал, главное разочарование было впереди. Пока он всего лишь досадовал на мое неуместное любопытство. - Если хотите, можете ознакомиться с его делом, - раздраженно бросил он. Разбой, пиратство, несколько убийств, в том числе полисменов. Но я думал, господин инженер, вы здесь по другой части... - Да, конечно. Но мне известно, что члены семей каторжников не имеют права... Более того, я знаю, на всей планете вообще нет женщин, даже... гм... определенной профессии. Комендант захихикал. - Разумеется! Тут вам не курорт, а место содержания особо опасных преступников, осужденных на пожизненные работы на урановых рудниках. Кстати, господин инженер, на Втором-лямбда перекрытия никуда к чертям... Нет, сегодня вы отдыхаете, но я бы хотел, чтобы не позже, чем завтра... Я нетерпеливо кивнул. Надо бы, конечно, повежливее с новым начальством... тем более без бутылки. Но... - Но ведь эта женщина самим своим присутствием несет потенциальный конфликт, разве вы не понимаете?! Она здесь давно? Как она сюда попала? Он тяжело вздохнул, решив, по-видимому, побыстрее исчерпать тему, если не удается вообще ее закрыть. - Проникла в общую капсулу. Года два уже как... В той партии народ попался худосочный, все поместились. Но это, вы ж понимаете, никак не ко мне. Рапорт я накатал как положено. - Но почему вы не отослали ее назад? Толстяк усмехнулся, показав желто-коричневые зубы. - Отошлешь, как же. На эту планету корабли не садятся, надо бы вам знать. Во избежание побегов заключенных. Не бывает тут у нас кораблей... Я подумал, что он не совсем прав. Ровно через месяц, по истечении испытательного срока, я имел право отказаться от контракта. И тогда за мной выслали бы катер. Маленький, двухместный, - но забрать с собой одну женщину вполне реально. И, черт возьми, я же не первый новый сотрудник, прибывший сюда за два года! Говорят, многие отказываются. Несколько лет в полной изоляции от внешнего мира, на планете с повышенным радиационным фоном, среди самых страшных преступников Галактики - не сахар, даже за такую зарплату. - Да и куда ее отправишь, - продолжал начальник, - никто ж не знает, откуда Хгар ее привез. Молчит, зараза. А она Всеобщий никак не осилит, все по-своему щебечет, вот и не может сказать, откуда родом. Так, наобум Лазаря отсылать... У нее же нет никого, кроме муженька. А одна пропадет, вы сами поймете, когда поближе с ней познакомитесь... Его сентиментальное сюсюканье было явно наигранным. Возможно, хочет меня проверить - не растаю ли на месте. Дудки. Если я и завел этот разговор, то единственно потому, что меня действительно сразило наповал такое вопиющее нарушение порядка. И меньше с тем. - Я понял, господин комендант. Если вы позволите, я хотел бы уже сегодня осмотреть тот аварийный рудник... Второй-лямбда. Комендант тяжело поднялся, протестующе махая руками. - Забудьте! Он двести лет стоял и еще столько же простоит, а если и рухнет что-нибудь кому-то на башку... так только срок скостит, - толстяк загоготал над собственной шуткой, и мне пришлось тоже улыбнуться. Завтра, приятель! Меня, кстати, Бобом зовут, так и кличут: Старый Боб... Мы тут все на "ты", как одна семья. Тебя как звать-то? - Элберт, - представился я, пожимая потную ручищу. Присел на корточки, расстегнул молнию левого сапога и извлек на свет плоскую, изогнутую по форме ноги пластиковую фляжку. Старый студенческий трюк - к счастью, неизвестный бортинженеру. Фляжка вмещала ровно сто пятьдесят грамм, а на вид еще меньше, - но глазенки Боба засверкали, а сизый нос красноречиво зашевелился. Великое дело - сухой закон! Хотя жаль, конечно, той бутылки.

* * *

Говорят, когда в первый раз засыпаешь на новом месте, надо загадать желание. Впрочем, я слышал также, что это правило касается только молоденьких незамужних девушек. Я таковой не являюсь. И все-таки. Я, Элберт Вирри, желаю через десять лет улететь отсюда. Пусть без единого волоска на голове, - теперь ни один нормальный мужчина в Галактике не дорожит волосами, - но с круглым капиталом на счету во Вселенском банке. С тем, чтобы купить несколько крупных и богатых рудой астероидов где-нибудь в Леонидах, обзавестись техникой и повести разработки так, как считаю нужным. Еще через пару лет я стану если не мульти-, то просто миллионером - это уже не желание, а констатация факта. Надо же - я чуть было не изложил свои идеи в университетской дипломной работе. Вот смеху было бы: высший балл за проект, который и в том, студенческом, сыром варианте стоил многих сотен тысяч универсальных единиц. Но я не продам его ни за какие деньги. Я открою свое дело. Свое. Собственное. И десять лет моей молодой жизни - не такая уж высокая цена. Во всяком случае, так думаешь сейчас, откинув на подушку отяжелевшую голову, весело гудящую после вечеринки с комендантом и новыми коллегами. Сухой закон! Последний раз я набирался подобным образом еще в альма-матер, на выпускной. Моя фляга не оказалась лишней, но, похоже, тут у каждого сотрудника имеется солидный подпольный погребок. И как им удается?... Однако утром, выбираясь из капсулы, косо застрявшей в насыпи выработанной породы, я не был таким оптимистом. Никто и не подумал меня встретить. Кое-как сориентировавшись на местности, я побрел в сторону далекого грязно-серого купола, который мог оказаться базой. Как, впрочем, и чем угодно. Меня предупреждали: воздух на планете поначалу кажется непригодным для дыхания, но это только с непривычки. Придется привыкнуть. И к воздуху, раздирающему легкие, и к постоянному полумраку из-за пыльной взвеси, и к пейзажу, незатейливо составленному из карьеров, шламмовых гор и неопрятного запустения. Я читал, что раньше здесь была пышная, питаемая радиационным фоном растительность. Но, скажите, кто бы стал обращать внимание на все эти папоротники, хвощи и гигантские грибы - если уран тут можно добывать голыми руками с лопатой? К тому же - неплохая мысль какого-то рационализатора - бесплатными голыми руками. И я шагал по щиколотку в пыли, и поминутно терял из виду цель, и ругался сквозь зубы, и проклинал раскуроченную планету, незнакомого пока коменданта, станцию на орбите и свои непомерные амбиции. Потом провалился в совершенно невидимую яму, доверху полную пылью. Ком колючей шерсти забил горло и носоглотку, стеклянное крошево засыпало глаза... Надрывно кашляя, матерясь и плача, я выбрался оттуда - и вот тогда увидел ее. Ее не могло тут быть. Собственно, я ничего толком и не разглядел. Логично предположил, что вообще показалось, - а потом наугад, из чистого любопытства задал вопрос коменданту. Выяснилось, правда. Женщина, жена какого-то каторжника. А вовсе не сияющее сплетение сказок о феях, детских снов, юношеских эротических фантазий и галлюцинаций смертельно раненых воинов. Она стояла на гребне выработанной руды, такая нелепая, до смешного чужая и ненужная здесь. Светлая, манящая... Она исчезла за кручей внезапно, как и полагается болезненным фантасмагорическим видениям. А я, идиот, чуть было не бросился догонять.