Обучаемым.

В качестве предостережения.

Пуньо медленно дрейфует по мелям полусна. Перед ним открываются ворота прошлого. Управляемый бессонной машиной дозатор вводит в его кровообращение темные жидкости. Пуньо лежит на носилках, многократно опоясанный разноцветной паутиной эластичных ремней, кабелей, ничем не прикрытых датчиков, искусственных сосудов, в которых, в такт ударам сердца, пульсирует — приливая и отливая — кровь, которая, на самом деле, кровью и не является. Над телом одна с другой разговаривают машины. Спи, Пуньо, списписписписпи… Мужчина, сидящий в ногах носилок возле самой двери скорой помощи, совершенно не обращает внимания на их диалог. Он читает книжку. Пистолет в кобуре под левой рукой иногда показывается, когда мужчина невольно приоткрывает полу пиджака — Пуньо и сам мог бы увидеть его, если бы поднял голову, если бы приоткрыл веки, если бы у него были глаза — только ни одно из этих условий выполнить невозможно. Охранник временами прерывает чтение и слепо пялится на запасные кислородные баллоны, закрепленные на противоположной стенке: это он получает через скрытый в раковине уха приемник информацию от других охранников; а иногда он и сам что-то скажет в пространство: абсолютно бессвязное слово. Женщина, сидящая за головой Пуньо, спиной к шоферской кабине, изо всех сил стражника игнорирует, пытаясь вглядеться в визуальный диалог машин. На женщине белый врачебный халат, но под ним кожаная безрукавка и джинсы. Ее молодость противоречит сама себе. Пуньо ничего об этих вещах не знает. До него доходят, возможно, лишь нерегулярные вибрации и сотрясения мчащегося по автостраде автомобиля. Хотя и они бывают не всегда: его заглатывают ворота, колодец, яма, пасть прошлого. Ритмично пульсируют сосуды. Прилив. Во вчерашний день. Списписпи. Тебя нет здесь сейчас, нет тебя здесь. Тебя не разбудит даже отзвук грома, слышимый через изолированные стенки скорой помощи. А снаружи безумствует буря — дождь, молнии, ветер, вы мчитесь сквозь ночь в колонне анонимных машин, ночь за вами, ночь перед вами. А ты, Пуньо, ты сам — живешь в днях минувших, в мгновениях, что мысли прошли уже насквозь; в звуках, что отзвучали до того, как ты их услышал; в переживаниях, которые не понимал ни тогда, ни теперь. Там безопасно. Там тебя ничто не сможет ранить; все уже совершено — а, значит, неизменно, заморожено навечно. Вот и Хуан, теперь уже совершенно не страшный, сколько раз тебя бил и резал тем своим ножом, перед всеми унизил, и ты это помнишь — только теперь он уже ни разу этого не сотворит, в будущем тебя не достанет. Ты знаешь любое место и всякое время. Это уже твой доминион. Территория.