Третий и четвертый романы цикла «Принцесса Инос».
Содержание:
Грозные моря (перевод Е. Марковой)
Император и шут (перевод В. Северцевой)
Грозные моря
Часть первая
Потворствовать лжецам
1
Во всей Империи не было провинции богаче, чем остров Кит. С первых дней завоевания острова импами, в самые горячие времена 10-й династии остров оставался главным форпостом Империи в Летнем море.
Остров изобиловал плодородными землями, здесь разрабатывались богатые угольные шахты, развивалось овцеводство. Иногда лишь мог наведаться тифон да что-нибудь порушить, или дракон пролетал над северным побережьем, но на западном берегу всегда было спокойно. Именно там был основан Финрейн – самый большой и богатый город на острове, к тому же еще и крупный порт.
В портах моряки всегда, что называется, нарасхват. А лучшими моряками были джотунны. У импов имелось немало веских причин вздрагивать и настораживаться при виде джотунна, поэтому они всячески поощряли тех моряков, которые обустраивались в городке Дартинге – всего в паре часов от Финрейна. Вроде и близко, так что моряки всегда под рукой, но вроде и далеко – до сумасшедших выходок моряков жителям Финрейна и дела нет.
В Дартинге нашли приют несколько троллей, большинство из которых были потомками рабов, завезенных из Мосвипа, ведь местное население вымерло после прихода импов. Жили там и метисы, и конечно же гномы – бессменные санитары города. Осели там даже некоторые импы, но коли имп выбирал местом жительства джотуннское поселение, значит, имел на то причины, о которых лучше не говорить.
Давно ли, нет ли, но поселился в Дартинге один молодой морячок, чьи прародители смешали кровь джотуннов и фавнов. Матрос этот пользовался известной свободой, хотя и стоил своему хозяину Гатмору, капитану «Танцора гроз», немалую сумму. Корабельный надсмотрщик не слишком утруждал себя наблюдением за подопечным, однако… Ну да ладно, морячок был неплохим парнем и никогда не чурался компаний. Особого интереса к побегам он не выказывал, правда, такой возможности никто ему и не предоставлял, дорого стоил этот паренек. Кроме того, из Дартинга можно было убежать по единственной сухопутной дороге, которая проходила мимо военного поста Империи. А импы, к слову сказать, любопытны.
2
Далеко на востоке под жестоким палящим солнцем тянулся караванный путь. Он шел на север мимо подножия холмов Прогнет, потом ветвился, превращаясь в путаницу тропинок, оплетающих Срединную пустыню. Затиснутый между песками и скалами, проходил единственный известный купцам путь – Гонлет. Охранники называли его – Бойня. В некоторых местах дорога настолько сужалась, что погонщику, шедшему с мористой стороны, только и оставалось, что изрыгать проклятия и молиться на своего напарника, прижатого к скале, а колокольчики верблюдов позванивали вот уже совсем рядом. Много торгового люда прошло этим путем, но пытались пройти гораздо больше, не зря же бандитский промысел был самым распространенным делом в этих местах. Да и названия троп говорили сами за себя: Тропа Костей, Одним Меньше, Только Туда, Кровавая Весна, Смерть Наверху, Смерть Внизу, Совиный Свинг, Восемь Мертвецов.
При желании охранников можно было нанять по обе стороны Гонлета, но только не тех хиляков, в чьих жилах текла жидкая королевская кровь. Настоящие Охотники на Львов не доверяли таким, и на то были причины.
После многодневного перехода по пустошам Зарка караван под предводительством благословенного шейха Элкараса вышел наконец к Гонлету. Еще несколько опасных дней – и караван окажется в прекрасном городе Алакарна, где людей ожидает отдых и выгодная торговля. Верблюды, что раньше служили скромным обитателям внутренних провинций, таская лопаты и мотыги из грубой стали гномов, прочные льняные нитки и разноцветные красители эльфов, теперь несли товары, считающиеся в остальной части Пандемии предметами роскоши: шерсть горных коз, пестрые набивные коврики, неограненные изумруды, плащи из кожи или верблюжьей шерсти, выделанные непритязательным народом, чьим единственным достоянием было неограниченное время.
За свою жизнь шейх много раз проходил Гонлет. Ему приходилось сталкиваться с опасностями и насилием, но ни разу он не потерял человека или товар. Если кто-то пытался выведать у него тайну его удачливости, он только усмехался в белую бороду и говорил о бдительности и неустанном следовании наставлениям Священного Писания. И сейчас он был спокоен: как и прежде, путешествие его не омрачат невзгоды. Ведь на этот раз караван был не больше и не богаче обычного.
Дородный и представительный, шейх Элкарас покачивался на верблюде, лениво обозревая из-под нависших бровей скалы, нежно разукрашенные орнаментом солнечных пятен, прослеживая взглядом весь путь до оазиса Высокие Журавли. Здесь, в середине Гонлета, проходил самый опасный участок пути. Нагромождения утесов скрывали дюжину темных лощин, известных только местным, и в каждой из них могла ждать в засаде вооруженная банда. На северо-западе к горизонту прижималась волнистая линия стесанных вершин Прогист.
3
Добравшись до избушки фавна, Оги выкрикнул:
– Эй, на корабле!
Солнце только что село, и заметить Оги было нетрудно, когда он проходил между деревьями и низкими кустами. Но жизнь в таком городишке, как Дартинг, становится второстепенной ценностью – напоровшись на джотунна, сначала получаешь удар, а уж потом извинения. Впрочем, второго можно и не дождаться.
Застучал молоточек, и через секунду в окошке появилось лицо Рэпа, невзрачное лицо под щеткой жестких волос, похожих на пучок сухих веток. Он отер лоб рукой.
– Вот! Карп и вино! – крикнул Оги, показывая добро.
4
Оазис Высокие Журавли показался Инос отвратительным. Началось с того, что Азак, проезжая мимо нее, улыбнулся. Улыбка Азака могла испугать кого угодно – точно в медно-рыжей щетине швабры расползается щель. После отъезда из Араккарана бороде позволено было расти как заблагорассудится, и она получилась необычайно густой. Азак, с крючковатым носом, алыми джинновыми глазами, высоченный, надменный, непоколебимо высокомерный, был не из тех, мимо кого можно пройти не заметив.
На мгновение Инос остановилась, наблюдая, как он в своем широком одеянии бедуина гордо прошествовал в верблюжий загон. Рука его покоилась на рукоятке сабли. Она вздохнула. Азак – вот проблема так проблема. Его предложения о замужестве участились и становились настойчивее по мере того, как путешествие близилось к концу. Логика джинна была железной, аргументы не оставляли места для вопросов.
Только чудо могло посадить ее на трон предков, на трон Краснегара. А использовать магию разрешалось лишь в политических целях. Четверка с большей вероятностью одобрила бы ее прошение, будь она замужем. В особенности если ее муж будет сильным и проверенным правителем. Как Азак. Единственная неувязка заключалась в том, что ее саму не слишком устраивала такая партия, несмотря на то что Азак подходил ей по всем статьям. Инос не могла представить, как переживет скуку и однообразие краснегарской зимы. А если Хранители откажутся поддержать ее, то она окажется перед альтернативой стать султаншей Араккарана. А это совсем не одно и то же.
Когда Азак исчез в загоне среди ревущего стада верблюдов, Инос вернулась к своим обязанностям: они вместе с Кэйд ставили шатер. Кэйд терпеливо ждала, разглядывая племянницу выцветшими голубыми глазами – блеск этих старых глаз изумлял порой даже Инос, до того привыкла она видеть вокруг только джиннов.
– Первый Охотник на Львов, кажется, совсем не волнуется, – сказала Кэйд.
Часть вторая
Ни разум твой, ни стыд
1
Подальше от огня стали видны луна и звезды. Вокруг Дартинга мерцало множество костров, и дым их таял в лунном свете. На западе сгрудились тяжелые облака, но если там и дул ветер, то в долину он не проникал.
Вокруг царила тишина. И это было страшнее всего. Оги не слышал ничего, кроме неровного шарканья своих башмаков и шелеста штанов. Если Кани ничего не напутал, то вопли должны были слиться в единый хор, а каждая кастрюля должна была вызванивать тревогу. Он подумал было об Яле и детях, но решил, что все равно не сможет их быстро увести. А может, в нем просто разыгралось жгучее импово любопытство? Он следовал за Рэпом на судилище.
Если будет резня, то она начнется там.
На судилище мужчины встречались, чтобы поговорить, выпить и подраться. Если бы произошел поединок Рэп – Гриндрог, то именно здесь, на судилище. Корабли, возвращающиеся в Дартинг, сначала всегда причаливали в Финрейне, разгружались, ссаживали пассажиров, а затем загружались пивом. Так что возвращение корабля следующим вечером всегда было буйным. Команда после недель, проведенных в море, жаждала крови. Все остальные зверели к тому времени, когда пиво кончалось.
Судилище представляло собой площадку утоптанной глины, окруженную с трех сторон насыпью. Во всей долине это было единственное место, где росли большие деревья. Они могли укрыть от дождя и солнца. А когда требовалось, служили столбами.
2
Тум, Заповедные Земли. Война Пяти Колдунов. Инос никогда не интересовалась историей. В детстве она ненавидела историю почти так же, как математику. Учитель ее, многотерпеливый мастер Порагану, свел исторические экскурсы к необходимому минимуму.
Но даже Инос слышала о Заповедных Землях. Такое романтическое название!
Когда Элкарас вел караван вдоль подножия Прогнет, ей довелось услышать кое-что о Заповедных Землях. Несколько раз во время ужина под открытым небом Азак заговаривал о Туме. Место это тревожило его своей таинственностью, с ним был связан запутанный клубок военных склок Пандемии. Заповедные Земли давали реальный шанс нападающим, когда Зарк решил завоевать Империю, и обеспечивали надежную оборону, когда Империя атаковала Зарк. На базарах и в банях женщины возбужденным шепотом пересказывали истории о своих предках, которые давным-давно забрели в горы, и больше их никто никогда не видел. Для них Тум был ужасным местом.
Юльен – колдун Юга, знаменитый волшебник, вышедший из-под крыла таких легендарных учителей, как Трэйн и Ойялото. Рассказывали, что Юльен постарался занять верхнюю ступень, обойти протокол и верховодить Четверкой. Ему оказали сопротивление, от него отреклись и в конце концов выпроводили вон. Он ушел в Тум, оставшиеся Хранители выбрали другого колдуна Юга, продолжая в то же время преследовать Юльена, чтобы отомстить ему. В результате война Пяти Колдунов длилась тридцать лет.
Если уж быть точным, то боролись три колдуна и две колдуньи, и правильнее было бы назвать эту войну войной Пяти Хранителей – деталь, на которую особенно напирала Инос на уроках со своим учителем истории. Но Пять Колдунов – так уж было принято.
3
Герцогиня Краснегара Кэйдолан была встревожена.
Уютно завернувшись в два полотенца, она сидела на жесткой подушке в жаркой и переполненной бане и вежливо выслушивала жалобы Каменной Кишки с одной стороны и Кровавой Слюны с другой.
Сейчас ее не особенно волновало, что эта позабытая Богами горная деревушка считалась наиопаснейшим бандитским гнездом во всем Зарке. Если где-то и замышлялось зло, то оно должно было обойти стороной женскую баню, и почти наверняка несчастье случится (если, конечно, оно случится) после того, как караван уйдет из деревни.
В этот момент ее не волновал даже шейх Элкарас, который, возможно, является слугой волшебницы Раши (а может, и не является). К слову сказать, его долголетие, счастливая судьба, охраняющая от всех напастей, укрепляли ее подозрения, что шейх – колдун. Эта вторая возможность была куда опаснее первой.
Нет, Кэйд тревожилась из-за Иносолан: та явно что-то задумала. Инос была скорее человеком дела, чем созерцателем. Кэйдолан приучилась ожидать худшего, когда племянница находилась в таком настроении, а в нынешней ситуации это может обернуться катастрофой. Инос не выносит, когда ее опекают или запрещают ей что-нибудь.
4
Бог Путешественников обязывает хозяев быть гостеприимными. «Крайне маловероятно, что нападение произойдет в самом оазисе Высоких Журавлей – так сказал за ужином Азак. Но никого этим не успокоил, потому что прибавил со смехом: – В поселке совсем мало мужчин. Остальные, должно быть, отошли куда-нибудь в укромное местечко подальше отсюда и готовят нам веселую встречу».
Тем не менее Четвертый Охотник на Львов проводил женщин к шатру. Расстояние – всего сотня-другая шагов, самое большее. Что с ними могло приключиться? Встреча с визгливой дворняжкой? Но путь проходил мимо каменных хижин поселковых жителей, поэтому не стоило отпускать женщин одних, без сопровождающего. Кроме того, полагалось знать пароли, если останавливал часовой, а пароли – забота мужчин. Инос просто бесилась от такого отношения к женщине, но Кэйд такое отношение даже нравилось. Ей нравилось, когда с ней обращались как с хрупкой и беспомощной дурочкой. За годы, проведенные в Кинвэйле, она привыкла к этой роли.
Уже стало прохладно. Оазис располагался довольно-таки высоко в горах. По черному небу пустыни рассыпались звезды, такие низкие, что казалось, будто они заглядывают тебе через плечо. В величественной темноте этого звездного моря медленно плыли облака.
Четвертый Охотник довел их до шатра и, выполнив таким образом обещание, удалился, обнимая за талию свою возлюбленную Яртию, которая уже рассказала ему о своем вечернем выигрыше.
Инос и не думала входить в шатер. Она прислонилась спиной к стволу пальмы, сложила руки и с самодовольным видом сказала: «Ха!»
5
На рассвете пустыню окутал столь необычный для этих мест туман. Впрочем, возможно, это был и не туман вовсе, а облако, потому что к рассвету путники были уже высоко в горах.
Отъезд из Высоких Журавлей прошел без сучка без задоринки. Инос зачарованно следила за Азаком, который сумел обмануть всех и в деревне, и в караван-сарае. Хотя увидеть в темноте ей удалось немногое, но внимательному уху достаточно рассказали и звуки.
Как выяснилось, знаменитый Кодекс Охотников на Львов заслуживал меньшего доверия, чем пословицы о продажности и бесчестности джиннов. Золото и обещания сделали свое дело. Хотя Инос догадалась, что изгнанные принцы с готовностью пошли на сговор ради будущих высоких должностей при дворе в Араккаране, даже несмотря на то, что обещания Азака стоили не больше их собственных клятв. Однако дело было сделано, победил Азак, а Элкараса предали.
Если поселок и имел охрану, Охотники с нею справились – Инос предпочитала не знать об этом, – но, возможно, лисы не ожидали подвоха от цыплят. Так или иначе, большинство поселковых мужчин отсутствовало.
С верблюдов сняли колокольцы и выпустили из загона. К утру они разбредутся по всей пустыне – ищи ветра в поле. Остальную скотину – мулов, коров, лошадей, даже птицу – тоже выгнали в ночь. Некоторые из животных потом пытались увязаться за беглецами, но все мало-помалу отстали. Охотники на Львов собрали семьи и двинулись на юг в Алакарну. Когда шейх проснулся, оказалось, что у него сразу возникло очень много проблем. Внезапно он стал просто одиноким беззащитным стариком посреди враждебного племени. И довольно долго у него не было никакой возможности организовать погоню.
Часть третья
Где ты, милая, блуждаешь?
1
– Кивни, если не спишь. – Шепот прозвучал прямо в ухе.
Боль напомнила Рэпу о том, что он еще жив, и он слабо кивнул.
– Ты можешь освободиться?
Гатмору не было нужды говорить шепотом: шторм бушевал, и вокруг все ревело, каждый канат звенел, каждая доска на «Кровавой волне» трещала и стонала, принимая удары чудовищных волн. Судя по всему, разбойникам сейчас было не до пленных.
Рэп покачал головой. По лицу его текла морская вода.
2
Чьи-то сильные руки вытащили Рэпа из затхлого угла и развязали. У него настолько все онемело, что он не мог ухватить губами носик предложенной поилки, поэтому поилку сунули ему прямо в рот. Над ним склонился рыжебородый исполин, не старше его самого, настолько напоминающий его старого друга, что поначалу Рэп подумал, не галлюцинация ли это. Но Кратаркран должен сейчас сидеть дома в Краснегаре, в безопасности и тепле, зарабатывая честно на жизнь, а этот молодец – убийца. И его отвращение к грязному вонючему полудохлому фавну вполне понятно.
К счастью, недостатка в свежем воздухе по-прежнему не ощущалось, шквал улегся. Небо просветлело, и Рэп теперь мог бы видеть глазами почти так же хорошо, как и мысленным взором, если бы не практически полностью заплывшие веки (спасибо миленьким шуточкам Дарада). Волны не уменьшались и не уменьшатся, возможно, еще несколько дней. Свежий воздух, дождь и холод. Но он настолько ослаб, что не мог даже дрожать.
– Тан хочет тебя видеть, – сказал молодой колосс тем же неожиданно высоким голосом, что и Кратаркран. – Ты можешь идти?
Рэп дернул головой, даже на это потребовалось усилие. От воды затошнило, следовало бы пить помедленнее. Ясно, что кормить его не собирались, но в данный момент это ничуть его не волновало.
Матрос поднялся, взял Рэпа за ноги и потащил его по узкому проходу между лавками для гребцов. К сожалению, когда не гребли, весла бросали прямо тут же, так что для башмака, может, и оставалось достаточно места, но не для мужских широких плеч. Рэп бился головой то о лопасти, то о рукоятки весел. Первую часть пути он проделал вниз, вторую – вверх, пока «Кровавая волна» продолжала плясать по прозрачным холмам Летнего моря. Дойдя до кормы, налетчик выпустил ноги Рэпа, приподнял его за плечи и устроил так, чтобы он наполовину стоял на коленях, наполовину сидел на деревянном настиле.
3
Проснулся Рэп от пинка, ему приказали немедленно явиться к тану.
Качаясь и спотыкаясь, фавн поспешил на корму. В его состоянии трудно было удержаться на ногах, но он старался падать на неживые предметы: весла, скамьи, кадки. Грохнись он на спящего джотунна, тогда прощай половина зубов.
Солнце только начало подниматься по гостеприимному небосводу. Дул сильный, но уже не опасный ветер, и «Кровавая волна» разрезала килем волны, взяв курс на север. Даже дерево и веревки скрипели веселее, чем вчера. Но вот и корма. Рэп плюхнулся на колени перед троном, на котором как раз уселся Калкор.
Тан копался в недрах кожаной сумки и не обращал на Рэпа никакого внимания. На корабле просыпались, потягиваясь, почесываясь и поругиваясь, матросы.
– Сверни его! – Тан махнул на гамак.
4
Как приятно передать Дараду известие и наблюдать растерянность на этой кошмарной морде. На «Кровавой волне» не так уж много удовольствий. Гатмор пришел в сознание, но ослаб настолько, что не мог даже сесть. Рэп добыл воды для себя и для него, удалось вымолить и еды. Потом он постарался умыть приятеля и переодеть в свежую одежду. Джотунны не вмешивались, но и не помогали.
Даже у пленников бывают минуты, скрашивающие их горькую судьбу. Корабль стремительно бежал под тропическим солнцем, море сверкало, словно серебро, за кораблем летели птицы, изукрашивая небо белыми росчерками крыльев. И синее небо, и легкий ветерок – никто не мог бы чувствовать себя абсолютно несчастным на таком резвом корабле, как «Кровавая волна».
Рэп отметил, как Дарад плюхнулся на колени у ног тана, и тотчас забыл про него. Следующее, что он увидел, – как Калкор вытаскивает какой-то мешок с добычей из-под скамейки на носу корабля. Рэп уже знал, что случилось, и снова обратил ясновидение к корме. Под крошечной палубой, пытаясь приладить на себя громадные штаны Дарада, возился Джалон, рыжеволосый менестрель. Такой миниатюрный – меньше самого Рэпа, что назвать его джотунном даже язык не поворачивался. С тех пор как они делили обед среди холмов, он стал еще меньше походить на джотунна. Бледная его кожа смотрелась как-то жалко на фоне бронзового загара моряков. В Летнем море не было более перепуганного человека, чем он.
Что про это чудесное превращение думала команда, сказать невозможно. В абсолютной тишине тан оглядывал команду из-под золотистых бровей, синие глаза смотрели вопрошающе и многозначительно. Калкор не потрудился что-либо объяснить, на борту же никто не осмелился спросить объяснений или показать испуг.
Тан снова зарылся головой в мешок и вытащил изящную арфу слоновой кости.
5
Измученная долгим путешествием на верблюдах, Инос стала относиться к лошадям с особой нежностью. Верблюжий шаг неровный и вихляющий, и, когда сидишь у него на спине, руки и ноги затекают из-за неестественной позы. У верблюдов дурные привычки, они глупы, от них воняет.
Но после трех дней верхом на муле принцесса начала с тоской вспоминать не только о лошадях, но и о верблюдах. От езды на муле вздувались волдыри и натирались мозоли в самых невообразимых местах. Мало того, эти кретины тоже обладали дурными привычками и воняли. Несуразный заркианский наряд совершенно не годился для верховой езды, а примитивное седло, казалось, специально набили камнями.
Три ночи на голой земле высокогорья – и что же? Теперь палатки в пустыне вспоминались с нежданной нежностью. Но благородной даме не пристало жаловаться, как учила некогда Кэйд, и если старая тетка ухитрялась сохранять благостное выражение на лице, то уж принцесса должна постараться изо всех сил, чтобы выглядеть еще лучше. От королевы Азак ожидал королевского мужества. Поэтому Инос улыбалась, сыпала остротами, и временами даже сама обманывалась.
В конце концов это было великолепное приключение. Всю жизнь после этого Иносолан могла заставить замолкнуть гомон за обеденным столом фразой: «Когда я была в Туме…»
Побег, видимо, удался. Элкарас со шлейфом из искр гнева и громоподобными воплями так и не появился на их пути. Не догоняли их пылающие жаждой мести шайки из Высоких Журавлей. Наверное, они верили собственным легендам о невообразимом ужасе, настигающем путников, решившихся на отчаянный поход в Тум. Пока этот ужас тем не менее никак не материализовался. Пока.
Часть четвертая
Дела давно минувших дней
1
Мучения Джалона продолжались три дня. Он пел, пока не охрип, а его пальцы не начали кровоточить. Через раз приходилось исполнять «боевую песнь о Дартинге». Вскоре уже и Рэп выучил ее не хуже Джалона. Он с ненавистью повторял каждое слово и каждую ноту – эту издевку над честными моряками, безвинно и жестоко убитыми. Но еще горше оплакивал Рэп участь их жен и детей. Боги, будет ли мне прощение?
Менестреля тоже утомило однообразие. Он пытался импровизировать, но команда требовала первоначальный вариант. Они только и позволили, что крошечное изменение – Джалон пропел последний куплет писклявым голоском молодого Варьяка. Он бы никогда не осмелился так шутить ни над кем другим, но команде до того понравилось это нововведение, что конец песни они требовали петь именно так, а не иначе. Варьяк поначалу ощерился, но потом, приняв новый вариант, успокоился. Похоже, ему тоже понравилось. Очевидно, искусство подражания являлось одной из граней волшебного таланта Джалона.
Несколько раз Калкор призывал Рэпа и выспрашивал подробности. Фавн пытался как мог отвести опасность от Инос и Краснегара, но тан улавливал любую ложь. Счет неуклонно рос, пока Рэпу не было обещано тридцать два удара плеткой-девятихвосткой.
Фавн пожал плечами, хотя это и непросто сделать, стоя на коленях, и постарался придать лицу презрительное выражение:
– Похоже на смертный приговор. Калкор выглядел удивленным.
2
Купаться в холодных водах залива Дартинга – вовсе не значит подготовиться к падению в быстрое течение. Рэп никогда не попадал в такую передрягу и совершенно не представлял, что ему делать. Впрочем, от его действий сейчас едва ли что-нибудь зависело. Повсюду он замечал опасные камни и скалы. Водоросли стелились по течению как волосы на ветру, у дна клубились облака песка, обрывки морской растительности завивались вокруг тела. Его будто размешивали ложкой в гигантской миске с супом, пронося мимо острых клыков скал, покрытых наждаком морских желудей. Рыбы разбегались при виде странного сухопутного чудища, вторгнувшегося в их владения.
Но вот юноша пробился к поверхности, в мир света, воздуха и звуков. Вдох! Он вынырнул в лагуне, оглушенный, потрясенный, но не покалеченный, только кожу содрал на плечах и коленях. Но живой, как есть – живой!
Первой мыслью было плыть к берегу и предупредить поселян, но это было уже невозможно. Крыши еле виднелись позади, и более того, позади остался и сам пляж, а удобного выхода нигде не было, только утесы и скалы. Поэтому Рэп сосредоточился на том, чтобы сохранить силы и удержаться на поверхности. Он поискал взглядом «Кровавую волну». Корабль находился далеко от берега, его относило, как и Рэпа, к северу.
Теперь можно было немного расслабиться. Из-за течения и ветра Калкор вряд ли повернет назад, не станет изнурять гребцов утомительной работой ради ничтожной добычи. Вероятнее, он пройдет вперед в поисках более выгодного пристанища. Сиюминутная опасность миновала.
Но вскоре Рэп почувствовал, что его неудержимо несет на рифы. Он никогда не плавал в настоящих волнах, теперь же обнаружил, что любые усилия по сравнению с мощью волн выглядят смехотворно. Море забавлялось, играя им, точно водорослями и мелкой морской живностью, и если захочет расплющить его о камни, он будет бессилен им помешать.
3
Крошечная деревушка не имела названия. Большинство жителей были стариками или пожилыми людьми. Здесь, как и предсказывал Гатмор, намешано было всего: неуклюжие массивные тролли, высокие джотунны, приземистые импы, пара фавнов – уменьшенные копии Рэпа, а также разнообразные метисы. Любопытно было наблюдать, как двое мужчин поспешно уводят одну из женщин. Они посадили ее в самую дальнюю хижину и встали рядом, охраняя ее.
Мужчин было гораздо больше, чем женщин. Многие носили клеймо, напоминавшее о том, что на периферии Империи все еще сохраняется рабство. Все жители казались слабыми и изможденными, то ли из-за болезней, то ли из-за плохой пищи, то ли от изнурительного труда. И всюду стоял запах рыбы.
Там, где кончался круг света от костра, где ночная тьма вступала в свои права, сгрудилась толпа полуголых жителей, сжимающих в руках топоры и копья. Они недоверчиво оглядывали непрошеных гостей.
Гатмор рассказывал про свои злоключения, а Рэп за эти несколько минут, тяжелых и напряженных, прикинул число противников и остро почувствовал, что закона здесь нет. В этих диких местах царствовало право сильного. Он видел голод и нищету. Он чуял обиду. Кто он такой, чтобы стучаться в сердца этих людей?
Но вот из круга мужчин раздался женский голос:
4
Спуск на запад оказался длиннее, чем восхождение, и Инос приуныла. Пища подходила к концу, ночи стали холоднее, взору представлялась только бесконечная череда островерхих скал. Долина, вбирающая все новые рукава и притоки канав и оврагов, постепенно расширялась; но вела ли она куда-нибудь?
В этой долине жили волки. Каждый день после заката они оглашали округу заунывным воем. Азак сказал, что видел медвежьи следы. Настороженный, он выбирал такие места для ночевок, где удобно было бы держать оборону.
Вечером четвертого дня, отсчитывая дни спуска, он нашел пещеру, которая когда-то была надвратной башней замка, теперь разрушенного и почти полностью смытого речными потоками. На руинах осела грязь, выросли трава и кусты, поэтому они стали едва различимы, однако резная арка ворот, наполовину засыпанная щебнем, сохранилась в целости. Азак хвастал, что в таком месте сможет с легкостью сдержать натиск целой армии.
Инос и Кэйд завернулись в одеяла и приготовились к новой ночи в горах, холодной и неуютной. Азак, по-видимому, не спал вовсе. Он сидел скрестив ноги и глядел на блуждающие огоньки в темной долине. После он говорил, что видел глаза из темноты, но ни разу волчий вой не раздался в опасной близости.
Замерзшие и затекшие, путники просыпались с первым светом, быстро перекусывали черствым хлебом и снимали лагерь. Долина начала сужаться. Каменные стены ее хранили ночной холод, солнечный луч был здесь редким гостем, все окутывали синие тени. Даже мулы, казалось, не чаяли выбраться отсюда.
Часть пятая
Когда он бой ведет с самим собой
1
Если вам нужно найти гнездо шершней или забраться в заросли колючек, берите с собой Джалона. Если вам нужен такой спутник, который спотыкается на каждой ступеньке и роняет сандалии в бурные потоки, или устраивает лесные пожары, не потушив толком костер, или засыпает через пять минут после начала своей вахты… На это способен Джалон, и только Джалон. Он мог неожиданно исчезнуть, а через час найтись замирающим от восторга над какой-нибудь орхидеей.
Короче говоря, Джалон был непроходящей головной болью.
Но если вам по душе искрометный юмор, жизнерадостность и тысяча «прошу прощения», нескончаемое подтрунивание над самим собой и обещания непременно исправиться – это тоже Джалон. В нем много хорошего, правда, он никогда не давал себе труда действительно исправиться. А уж если вы цените такого товарища, который вдруг выдает столь прекрасную и чистую мелодию, что уходит усталость, поднимается дух, растворяются все боли и тревоги длинного перехода… Даже Гатмор не мог долго сердиться на Джалона.
Первых драконов путники увидели через час после выхода из поселка. Стая из пяти-шести тварей, но очень далеко, просто пятнышки над дальними холмами. Когда совсем рассвело, то стали различимы цвета одежд, подаренных рыбаками: коричневая – Джалону, зеленая – Гатмору, черная – Рэпу. Но даже и теперь менестрель не связал этот поход с предсказанием. Гораздо больше драконов его интересовали цветочки.
2
Новое слово силы, оно сравнится только с ударом молнии. Больше ни с чем. На один миг, неуловимый и вечный, Рэп подумал, что перестал существовать. Свет превратился во тьму, в торжественной тишине зазвучала музыка. Будто заиграли фанфары и колокола в глубокой, глубочайшей тишине, словно потаенные мысли гор. Как звезды, одинокие в своей ледяной вышине. И боль. И экстаз.
Но… не время наслаждаться ощущениями. Он поднял голову, дракон кружил прямо над головой, драконий жар обжигал лицо. Одежда задымилась. Сагорн и Гатмор с воплями кинулись прочь. Гигантские адамантовые глаза светились нечеловечьим разумом, убежденным в безмыслии двуногих козявок, сплетенным из чуждых эмоций, которых человеку никогда не постичь. Широкая пасть открылась, на гранях хрустальных зубов заискрились отсветы нутряного драконьего жара. Сияли раскаленные металлические чешуи.
– Убирайся! – завопил Рэп, не осознавая, произносит он слова вслух или только мысленно.
Снова потрясенный дракон взмыл вверх, и на этот раз повернул назад, туда, откуда прилетел. Когти били по воздуху, сотрясая округу воздушными волнами, изо рта вырвался пурпурный язык пламени. Скатываясь с хребта мертвого монстра, разбивались валуны, крушились чешуи, отваливались части брони и ребер… Рэп не обращал внимания. Живой дракон куда более грозен, чем мертвый. Тварь излила поток мысленных проклятий. Они убили бы Рэпа, но он сумел заблокировать их.
– Назад! Домой! – яростно приказывал Рэп. – Золота нет. Уходи!
Император и шут
Часть первая
О тщетности борьбы
1
Из множества городов Пандемии лишь Хаб не нуждался в прошлом. Он сам по себе являлся легендой и творил Историю.
Хаб – Вечный Город, столица Империи, Мать Избранных, Обитель Богов. Он, словно гигантский краб, распластал по берегам Сенмера мрамор своих зданий.
Единственный среди великого множества городков и селений, Хаб никогда не знал ужасов войны. Благодаря колдовской мощи Четверки, а также мечам легионеров город благополучно избегал опустошений, а его жители – грабежа и насилия. Так продолжалось из века в век. Полмира несло дань в Хаб; его улицы вобрали в себя тысячи трофеев, добытых бравыми воинами в летних кампаниях. Бесценные произведения искусства, возведенные на костях миллионов рабов, медленно гибли под ударами дождя и ветра в садах и крошились от неумолимого времени в залах дворцов, освобождая места для новых шедевров.
Хаб сплавил в единый монолит как все лучшие, так и все худшие порождения рода людского. Фасад Хаба – улицы: широкие, просторные, светлые, такие, что и центурии маршировали свободно. Задворки – аллейки: мрачные, извивающиеся, словно щели древесной коры, где запросто может бесследно исчезнуть добрых поллегиона.
Хаб, пышный и нищий, вобрал в себя всю красоту мира и источал порок во всем его многообразии. Несчетны были как его богатства, так и их потребители – горожане. Чтобы прокормить ненасытные рты, в Хаб из года в год ввозилось разнообразное продовольствие, но беднота, кишевшая в трущобах, все же голодала. Хаб экспортировал немногое – в основном войну и законы.
2
В далеких от Хаба восточных землях к шумливому Араккарану неторопливо подкрадывался вечер. Залив еще сиял ясной голубизной, но базары уже угомонились. Ветер неистово трепал кроны пальм, и казалось, они танцевали, играя его теплыми вихрями. Солоноватый привкус моря мощной струей вливался в распахнутые окна, смешиваясь по пути с ароматами мускуса, специй и гортензий, а по захламленным улицам тот же самый ветер разносил миазмы, источаемые кучами мусора.
Как всегда, целый день на кораблях и верблюдах, в возах и корзинах стекалось в блистательный город богатство страны.
Морякиджотунны усердно трудились в доках, в то время как сухопутные жители не менее старательно занимались своим ремеслом: импы торговали, гномы мастерили, эльфы развлекали, русалки услаждали, карликимусорщики сновали с метлами и мешками.
Но все эти пришлые являлись малой каплей в море коренных араккаранцев. Рослые, краснокожие, они щеголяли главным образом в разноцветных хламидах, ниспадающих причудливыми складками. На своем грубом заркианском диалекте джинны сплетничали, спорили и ссорились друг с другом, однако любить и смеяться они тоже умели – какникак они были людьми. А то, что эти мошенники лгали напропалую – так их жертвами становились лишь простофили, не знавшие местных обычаев, а за чужаков душа ни у кого не болела.
Над городом главенствовал дворец султана – здание неземной красоты, воспетой в легендах, и хранилище тайн, леденящих кровь. В одной из его башен, а точнее, за решеткой какогото из многочисленных балконов медленно сходила с ума Кэйдолан, герцогиня Краснегара.
3
В низину меж холмов, в самое сердце города, густые вечерние тени несли прохладу, освежившую драгоценности шейха Элкараса – чудесные цветы, благоухающие в саду. В выси мерцали первые звезды, ласково звенели струи фонтана, жасмин и мимоза наполняли воздух своим благоуханием.
Мастер Скараш был явно навеселе. Вцепившись в бутылку, он пару раз встряхнул ее и с огорчением обнаружил; что она пуста.
– Любопытно, которая? – пробормотал он, запулив ее в пышные кусты роз. Освободившись от тары, он тут же избавился и от интереса к ней. – Ааа, каакая разница!
Действительно, что значили несколько монет убытка против колоссальной прибыли от предполагаемого партнерства. Жизнь редко баловала торговцев крупной удачей, а грядущие перспективы выглядели весьма заманчиво. Несомненно, дед будет им гордиться, очень гордиться. Правда, в детали Скараш еще не вникал, и от этого они казались весьма запутанными. Но утро вечера мудренее, и, протрезвев, он вместе с компаньоном тщательно проработает все аспекты договора. А сейчас ничто не должно омрачать доброго веселья, этого достойного начала долгому и крепкому сотрудничеству, обещающему в будущем принести дому Элкараса несметные богатства.
Уставившись в дверной проем, Скараш громко прорычал, требуя еще вина. Затем перевел затуманенный винными парами взор на собутыльника.
4
– Тетушка, – сквозь сон услышала Кэйд.
Герцогиня с трудом разлепила веки. Голова гудела словно чугунный котел, а во рту ощущался премерзостный привкусу, верный признак того, что спала она в неудобной позе. Проморгавшись, она различила в неверном свете луны закутанную в покрывало фигуру.
– Инос! Дорогая!
– Не вставай… не надо, – забеспокоилась племянница.
Но Кэйд все равно поднялась и поспешила обнять девушку.
5
Если Андор наслаждался прелестью садов шейха, то здесь, в кухне, грязной от сажи, сидеть приходилось на голых досках, а горячее марево, долженствовавшее быть воздухом, пропиталось прогорклыми запахами стряпни. Кухонное помещение в этом беспорядочном нагромождении строений, именуемых дворцом шейха, освещалось вонючими светильниками, над пламенем которых вились тучи мошек и мотыльков.
Гатмор уже давно сидел на жесткой скамье. У него устала спина и затекли ноги. Пошевелив лопатками и по возможности расслабив спину, он вытянул ноги, а затем вновь скрестил их, но уже подругому. Грузный джинн, громоздившийся на такой же скамье напротив стола, покосился на джотунна и вновь занялся вычесыванием насекомых из волосатых подмышек. За весь вечер эта громадина не сказала ни слова. Впрочем, Гатмор был только рад этому. Судя по источаемому запаху, джинн был погонщиком верблюдов. Теперь этот неотесанный тип оказался в роли сторожевого пса при джотунне. Желал бы посмотреть Гатмор, как неуклюжий болван вздумает помериться с ним силой. От нечего делать северянин наблюдал за теми, кто заглядывал в кухню. Парочку таких крепких ребят моряк с удовольствием бы нанял.
Женщин, прибегавших на кухню, он тоже не оставлял без внимания. Даже в покрывалах смахивая на трупы в саванах, они все равно двигались грациозно, словно эльфы. Вздувающиеся складки белого полотна, а точнее, скрываемые ими тайны будили воображение любого мужчины. Ну разве могли спешащие по поручению хозяина незнакомки не приковать к себе скучающий взгляд Гатмора? Моряк сидел и гадал, насколько хороши фигурки под каскадом складок. А эти огненные глаза…
В конце концов, раз жена погибла в резне, устроенной Калкором, то так тому и быть. Гатмор уже не знал, хотел ли бы он сейчас услышать ее прежние ворчливые придирки. Джотунна снедало острое искушение попробовать остановить первый же белый кулек, заговорить с женщиной и посмотреть, как взовьется погонщик верблюдов.
Гатмор изнывал от скуки. Он торчал в этой мерзкой чумной дыре добрых пять часов, и это после потраченных совершенно впустую двух дней разговоров, споров – и, главным образом, ожидания. Оно раздражало больше всего. Он все время когонибудь ждал: то Тинала, то Дарада, а теперь Андора. Труд простого носильщика тоже не сахар, но ради товарища можно согласиться и на такое.
Часть вторая
В тьме кромешной
1
Неясный шорох прервал ее молитву.
– Кто там? – Кэйд резко повернулась и чуть не потеряла равновесие. Чтобы не упасть, она уцепилась за спинку кровати.
Снова с балкона донеслось слабое поскребывание, и в лунном свете мелькнула дрожащая тень.
Кэйд вдруг вспомнила шутку Инос насчет разбойников, но у нее в голове не укладывалось – вор во дворце Алакарна? А как же стражники на каждом углу?
– Герцогиня, где вы? Ваше сиятельство, прошу простить, если испугал вас.
2
Вряд ли Кэйд за последние пятьдесят лет хоть однажды одевалась быстрее, чем в это утро. Но пока работали руки, мозг сверлила мысль о Дараде. Предупреждение Сагорна не шло у нее из головы. Андора Кэйд не опасалась. Конечно, он всеми силами попытается вырвать у нее тайну, но от его магии у нее есть защита – своя собственная магия. К тому же герцогиня считала, что сумеет противостоять назойливости, Андора.
Она прекрасно помнила, как год назад в Кинвэйле выиграла поединок с Андором. А уж как он старался! Но она не сдала позиций.
Инос дело – Дарад! Ведь когда этот громила, этот дикарь попытался утащить Инос, не кто иная, как Кэйд, обварила его кипятком. А унижения, обрушившиеся на него потом, – прямое следствие ее поступка. Кэйд не верилось, что кровожадному джотунну свойственно прощать обиды. Значит, если Сагорну понадобится вызвать Дарада, то она – труп? Но Кэйд превозмогла колебания.
– Я готова, доктор, – сообщила герцогиня.
– Клянусь Богами, бинты наматывать много легче, чем закручивать этот тюрбан, – ворчал Сагорн. – Нам нужны инструменты.
3
Обнесенный высокой каменной оградой, оседлавший холм Дворец Пальм являл собой многоярусный парк. Каскады лестниц с фонтанами и зданий, одни – соединенные аркадами, и другие – разбросанные по всей территории, образовывали то улицы, то дворики. Густые зеленые насаждения дарили благодатную тень. То тут, то там на склонах холма возвышались башни с прилегающими к ним мощеными дворами, которые были огорожены довольно высокими стенами.
Затворив дверь, Сагорн двинулся в восточном направлении, стараясь придерживаться тени. Старик, видимо, четко знал куда идти. Небо над головой уже посинело, а над морем у горизонта расплывалось пятно.
Дважды Сагорн заталкивал Кэйд в дверные ниши, и оба затаив дыхание пережидали патрульные отряды стражников. На башнях тоже должны были стоять часовые; удивительно, они никого так и не заметили. Это путешествие являлось абсолютным безумием, но оно благополучно продолжалось.
Наконец в какомто закоулке Сагорн остановился и отер бледной рукой капельки пота со лба. Старик запыхался и с минуту не мог вымолвить ни слова.
– Вот она, тюрьма, – пробормотал он. – Полдела сделано. Теперь надо попасть внутрь. Но как?..
Часть третья
Прекраный план
1
Померкла утренняя заря, угас свет, поблекли сияющие звезды. Луговые жаворонки умолкли и попрятались в траве. Тьма вернулась и окутала все вокруг.
Только тьма и молчание – теперь еще глубже, чем прежде, потому что он смог прогнать боль, напрочь отмести ее в сторону. Совсем недавно он способен был лишь ненадолго отодвигать ее. Но она все равно возвращалась мучить его… все чаще и чаще… все сильнее и сильнее… потому что слабость истощала его волю, расчищая дорогу подползающей смерти. А теперь он обрел умение отключить чувства и отгородиться от боли. Это было хорошо. Лучше лучшего.
Теперь он мог приказать себе умереть.
Какая ирония! Он получил слово силы, она передала ему свое слово. На миг его захлестнула волна восторга – он стал магом! Маг способен на многое: например, заставить себя уйти из жизни. Утонуть в омуте небытия. Чем глубже, тем чернее и холоднее. Зато там, в темноте, – мир и покой.
Герцогиня Кэйдолан, тетушка Инос, как она громко кричит. Не годится герцогине так кричать. Ему очень хотелось, чтобы она замолчала и оставила его ухо в покое. Он так нуждался в покое.
2
Онемев от изумления, Кэйд молча наблюдала, как на глазах полутруп возвращается к жизни. Через минуту она осознала, что изломанное, гниющее тело вновь превратилось… почти превратилось в юношу, на котором ничего, кроме запекшейся крови, не было. Кэйд смущенно отвернулась и обнаружила, что Сагорн тоже полностью ошеломлен свершающимися чудесами. Старик подурацки таращился на фавна, пока герцогиня не пихнула его локтем и не указала кивком головы на коврик в углу. Доктор недовольно нахмурился, но она настояла на своем.
Осторожно ступая через распростертые на полу трупы, заговорщики добрались до ковра. Там все еще валялись никому уже не нужные кости и монеты. Сагорн помог Кэйд усесться на подушку, а потом и сам устроился рядом, но лицом к магу. Два старых дурака… но им улыбнулась удача. Они близки к победе.
Дверной проем черного камня резко выделялся на фоне красноватой местной скалы, в которой была вырублена пещера; словно сюда перенесли кусочек стены замка Иниссо. Джинны не долго суетились перед внезапно возникшей преградой. Убедившись, что их жертва наглухо запечатана в гробнице, они угомонились.
Кэйдолан сидела на подушке и отдыхала, убеждая себя, что беспокоиться незачем. Правда, видимого пути выбраться из этого склепа она не находила, но очень надеялась на колдовство фавна. Кроме того, теперь удачливость заговорщиков безусловно возросла и уж тем более не могла неожиданно исчезнуть.
Сагорн то и дело покашливал. Старик хмурился, ежился и наконец уставился в потолок. Кэйд проследила за его взглядом и рассмотрела отверстие в монолите скалы. Наконец она поняла причину слабого ветерка, все время обдувавшего ее. Возможно, тюремщики не случайно расположились под вентиляцией – ведь множество факелов, освещавших и нагревавших пещеру, здорово чадили. Правда, в такую крошечную дырку не пролезет даже ребенок, но все же это было лучше, чем ничего. Кэйд слишком устала, чтобы продолжать размышлять, почему стражники расстелили коврик под вентиляцией, а пленника распяли на полу перед дверью.
3
Безусловно, эту трубу создали не человеческие руки, уж слишком она была узкой. Несомненно, здесь некогда поработал могущественный колдун, который и превратил естественную пещеру в темницу со множеством камер и коридоров. Рэп сейчас делал нечто подобное, расширяя червоточину до шахты. Справляться со скалой особых сложностей не составляло, здесь требовалось лишь изменение формы. С лестницей было хуже. Производить металл, оказывается, слишком трудоемкое занятие, и через пару локтей Рэп переключился на дерево. С этим проблем не возникло.
Его всегда снедало любопытство, что и как чувствует себя маг за работой. Теперь он знал это, но объяснить бы все равно никому не смог. Разве способен человек рассказать, как он видит глазами или в какой последовательности сокращаются мускулы на его конечностях, когда он бежит? Как объяснить понятие «зеленый» или «красивый»? Так же невозможна остановка сердца, даже на пару минут. Магия не поддавалась объяснению – она просто была. Ее наличие давало магу возможность творить. Достаточно было просто захотеть…
Что ж… став магом, он мог создавать. Сейчас ему остро требовалось сделать много всякой всячины, а он даже не успел попробовать свои силы на чемто простеньком… проклятия, превращения… хотя бы в лягушек… В магии, оказывается, очень много различных уровней мастерства. Взять хотя бы его поломанные кости и омертвевшую плоть – он восстановил их функционирование, но не излечил же. Он сохранял их здоровыми, так же как сохранял наличие несуществующей одежды. Гдето на полпути вверх по своей новой лестнице Рэп обнаружил, что одежда исчезла. Он ослабил контроль – и вот уже вещи нет. Сделав мысленную заметку на будущее, что теперь ему нельзя упускать из памяти ни единой мелочи, создаваемой им, пока в ней не отпадет надобность, он продолжил восхождение. Чтобы не расходовать зря силы, Рэп решил не обременять себя одеждой, пока не выберется наружу. Временно избавившись от одной из проблем, он вплотную занялся лестницей, потому что при малейшем ослаблении контроля все сооружение начинало мерцать и пульсировать, грозя исчезнуть. Правда, металл таял медленнее, чем дерево, словно компенсировал большую трудность своего создания. То же самое относилось и к стенке, перед которой суетились джинны, и к шахте с лестницей. Все, что сотворил сейчас Рэп, исчезнет, как только он хоть на мгновение забудет об этом. Черные камни обернутся разломанной дверью, а шахта сожмется до червоточины. Так что пока Кэйд и Сагорн взбираются по лестнице, он просто обязан удерживать все на своих местах.
Когда Рэп достиг фундамента здания, ему пришлось повозиться с каменной кладкой. Раздвигать монолитную скальную породу, уплотняя прилегающие слои, особого труда не составляло; а вот сложенные вручную стены… Камни приходилось истончать, так как малейший сдвиг мог их обрушить. Магическое зрение показало, что труба выведет беглецов на людный двор. Так что новоявленному магу стоило подумать над тем, чтобы сделать себя и своих спутников невидимыми для окружающих. В то же время фавн ни на секунду не должен был прекращать работу над шахтой и лестницей. Плохо, что каждое его усилие вызывало резкую пульсацию магического пространства.
Вероятно, будь у него возможность предварительно попрактиковаться, он смог бы действовать мягче, но сейчас каждый раз, когда он добавлял к лестнице очередную перекладину, он, казалось, встряхивал дворец, как ярмарочный плясун – тамбурин. Удивительно, что никто, кроме него, не замечал этого!
4
Длинная лестница закончилась коридором, в конце которого скучали двое стражников, подпирая своими спинами стены по обе стороны двери в покои Кэйдолан. Они не были теми бездельниками, чей богатырский храп она слышала ночью, но эти юнцы относились к своим обязанностям более чем прохладно.
«Что, если пожаловаться Кару на этих горезащитников, которых он мне выделил?» – мелькнула в уме шальная мысль. Несмотря на усталость, нелепость подобного каприза рассмешила ее до такой степени, что, не сдержавшись, она тихо фыркнула.
В этот момент щелкнул замок, Рэп толкнул дверь. Один из стражников стал озираться, но входившую троицу он явно не видел.
В своей комнате Кэйдолан избавилась от грязных лохмотьев, в которые превратилась ее одежда, и завернулась в халат. Рэп забрал тряпки, пообещав их уничтожить. Затем герцогиня на скорую руку стерла кровавые пятна с рук и лица и позвонила слугам. Как ни удивительно, утро еще только разгоралось.
Кэйд всегда была невысокого мнения о своих служанках. Ночная вылазка лишь подтвердила полную профессиональную непригодность старшей из них – Зуфруб. Однако сейчас ее глупость была на руку Кэйд. Услышав, что Кэйд ожидает к завтраку султана и султаншу, бедная ключница ударилась в панику. Ей и в голову не пришло поинтересоваться, откуда ее госпожа получила такое ошеломляющее известие. Зуфруб вылетела из комнаты и, готовясь к приему августейших особ, всполошила всех служанок.
Часть четвертая
Множество дорог
1
Как всегда, в начале плавания Инос донимала морская болезнь. Но малопомалу она привыкла к качке, и к тому времени, когда «Звезда восторга» зашла в Брогок, Иносолан уже могла подниматься с постели. А когда корабль обогнул Угол Зарка и вышел в Летние моря, Инос настолько оправилась, что начала интересоваться своими спутниками.
Кар, Азаков прихвостень, остался командовать шакалами. Кого же еще мог султан сделать своим наместником?
Присутствие Заны было вполне уместно. Султан не мог не позаботиться о достойной компаньонке для своей жены. А единокровной сестре Азак доверял безгранично – ведь она вырастила его. Тогда, в пустыне, он пару раз упомянул о ней: и больше ничего не рассказывал Инос о своем детстве или, юности. Вероятно, султан с радостью бы умер ради старухи, и уж безусловно с еще большим восторгом убил бы ради нее, кого угодно. С точки зрения Инос, Зана вполне годилась в компаньонки, впрочем как и любая другая женщина из многочисленного придворного штата. Конечно, Зана – совсем не то, что Кэйд, и случись выбирать, благополучие брата затмит для Заны даже ее собственные интересы…
Отряд Азака состоял из двенадцати воинов, не считая его самого. Инос не знала никого из них, кроме Гаттараза. Присутствие грузного пожилого принца тоже удивляло Инос. Впрочем, любой брат Азака, ухитрившийся достичь зрелого возраста, обязан был проявить редкое отсутствие честолюбия и исключительный дар к выживанию.
Остальные восемнадцать джиннов оказались молодыми ариями, пугающими огненным взором и пышными рыжими усами. Но в Империи с брезгливостью относились к волосам да лице, поэтому в Торкаге Азак беспрекословно позволил парикмахеру избавить его и от усов, и от бороды. То же самое пришлось сделать и его воинам. Так что, прежде чем «Звезда восторга» снялась с якоря со следующим приливом, лица джиннов, избавленные от растительности, алели густым румянцем, но от этого казались еще ужаснее прежнего.
2
В прошлом году он не возражал против «Тори». Теперь заважничал и меньше чем на полное имя – Эмторо не соглашается. Шанди это не понравилось – ведь так звали папу. Поэтому они сошлись на Тороге – так звали любимого героя кузена. Правда, книжку, где описывались его подвиги, отобрала тетя Ороси. Наверно, потому, что Торог из книжки вечно; торчал на женской половине, а кузен Торог во всем старательно подражал своему герою. Вот и теперь он хвастливо: рассказывал о разных услугах, которые он оказывал дамам, и – что невероятнее всего – о ласках, которыми дамы одаривали его.
Говорил кузен больше намеками и с таинственным видом; Шанди стало скучно и противно до тошноты. Для мальчика давно уже не было тайной, что именно взрослые делают ночью в постели. С его точки зрения, занятия эти были однообразны и достаточно глупы. Инос дело Торог из книжки – вот у кого была феерическая жизнь!
Кузену минуло тринадцать лет, и поэтому он уверял, что знает жизнь гораздо лучше, чем Шанди. Скорее всего, врал. В этом Шанди убеждали многочисленные прыщи кузена, его раскосые глаза и тонюсенькие ножки. Вряд ли нашлась бы в Империи девочка, которая захотела бы с ним целоваться, даже несмотря на то, что он сын герцога Лисофтского и такой же рослый, как его отец. Конечно, и для Шанди придет время познать радости поцелуев и всего прочего, а пока ему хватало и того, что он сумел подсмотреть в часы, когда предполагалось, что он безмятежно спит.
К своему искреннему изумлению, Шанди обнаружил, что они наедине с кузеном – вокруг вообще ни одного взрослого!
Мальчики были в комнате Торога – кузен как раз заканчивал одеваться. Собственного слуги у него еще не было… У Шанди был! Конечно, свадьба – торжество официальное, и аз вырядиться нужно соответственно, но по крайней мере не в церемониальные тоги! Торжественный наряд устарел всего лишь на сотню лет, а не на пару тысяч. Так что никаких тог!
3
По меньшей мере в семистах лигах к западу от Хаба мглистым холодом занимался рассвет.
Под таинственным пологом тумана море тяжко вздыхало стылыми свинцовыми волнами. Стоя на палубе имперской галеры, посол Крушор, даже закутавшись в меха, ежился на морозце. В кожаном мешке на поясе посла хранились важные документы, свитки превосходного пергамента, украшенные тяжелыми восковыми печатями: охранный эдикт, дарующий безопасность путешествующему по Империи нежно любимому кузену, и приветственное послание Города Богов тану Гарка. Писари, собаку съевшие в своем лицемерном ремесле, ругались последними словами, когда составляли тексты.
Если джотунна пробирало от холода, то импы понастоящему замерзали. Все на галере, начиная с гребцов и кончая капитаном, дробно стучали зубами. Смуглая кожа импов в неверном свете мглистого утра выглядела мертвеннобледной. Промозглая сырость окропила мелким жемчугом доски корабля, такелаж и людей, поблескивая на доспехах и оружии.
Обе стороны заранее готовились к взаимному предательству. Тан Калкор указал множество мест и наметил разные сроки возможной встречи с имперским посланцем. Где и когда он появится, чтобы получить ответ на свое самонадеянное требование, не знал никто. Впрочем, оно и к лучшему. Колеса имперской бюрократии проворачивались с невероятной медлительностью. Даже намерение посла лично доставить ответ императора не спасло от задержки – теперь уже изза сквернейшей погоды.
Так что сюда, на одно из условленных мест встречи, галера прибыла не к первому из назначенных дней. Крушор стоял на палубе и, задрав голову вверх, обозревал небо, прикидывая время и высоту прилива. В конце концов он решил еще с полчасика послоняться по палубе в надежде, что промозглая сырость наградит какогонибудь импа хотя бы насморком, а то и горячкой. Посол был зол на собственную беспомощность, он знал то, что сопровождавшая его свита могла лишь подозревать, – документы, хранящиеся в его мешке, являлись пустой фикцией. Они должны быть переданы из рук посла в руки тана в официальной обстановке, только тогда слова на пергаменте обретут силу закона. Хитро сформулировали текст охранной грамоты крючкотворы Опалового дворца; но, безусловно, его дорогой племянник Калкор не угодит в расставленный для него силок.
4
С осенними дождями к Экке всегда возвращался ревматизм. В этом году боли были исключительно сильными и на редкость мучительными. Как ни крепилась Экка, но недуг уложил ее в постель. И теперь она скучала под теплым одеялом, откинувшись на гору подушек, и грела ноющие суставы горячими кирпичами, завернутыми во фланель. Утром она имела глупость потребовать зеркало. Одного взгляда хватило, чтобы отравить ей настроение на целый день: янтарные зубы определенно не сочетались с серым цветом увядающей кожи.
И как последняя капля… в ногах кровати маячила фигура ее глупого, безобразно толстого, на редкость неуклюжего сыночка. Он стоял, сияя лакированными туфлями, теребил отвисшую нижнюю губу и переминался с ноги на ногу. Сегодня он был еще невыносимей, чем всегда.
«Безупречно разряженный кретин!» Одна мысль об Анджилки, пытающемся самостоятельно править Кинвэйлом, повергала ее в, ярость и отчаяние.
– Это от императора! – взвыл он снова.
– Вижу, болван! – Даже ее ослабевшие от старости глаза узнали печать.
5
Побережье Зарка давнымдавно скрылось за кормой на западе. «Непокоренный» весело скользил под безоблачным небом, энергично подгоняемый ровным свежим ветром. В туманной дымке зеленели холмы побережья. Салютуя приближающейся земле, капитан приказал приспустить флаг.
Никто из моряков не подозревал, насколько на самом деле далеко в океане они находились. Все были довольны, команда – необременительными вахтами, Рэп – возможностью более или менее безопасно попрактиковаться в применении магии. Похоже, ни один из колдунов не обратил внимания на всплески магической энергии далеко в Весеннем море или не захотел тратить время на выяснение причин вибрации, если даже и засек колдовство. Фавн учился. Теперь он до некоторой степени мог менять погоду и действовал так мягко, что почти полностью устранил мерцающую пульсацию пространства. Поскольку его раны уже окончательно исцелились, Рэпу не требовалось больше накладывать на себя заклятие сна, и ему почти удалось отоспаться. Хотя редкая ночь обходилась без очередного кошмара: похоже, от этого ему никогда не избавиться.
Будь Джалон и Гатмор его единственными спутниками, Рэп воспользовался бы лодкой Хранителя. Но он не решился предложить Кэйд плыть на север в утлой скорлупке. Впрочем, нет худа без добра – лодка колдуна могла оказаться с сюрпризом. Вряд ли Литриан отказал бы себе в удовольствии следить за ее передвижением и иметь возможность при желании в любой момент вернуть ее.
По слухам, Литриан коварен. Склонный пакостить, иногда лишь ради забавы, эльф, видимо, родился плутом; став колдуном, он и вовсе перестал чураться предательства.
Высокая волна разбилась о бушприт пылью сверкающих брызг, но капли обогнули Рэпа. Фавн вцепился в поручни, когда «Непокоренный» задрал нос к небу. Его захлестывал восторг от изумрудного сияния прозрачной волны, от упругого скрипа такелажа, от стремительного броска альбатроса, взмывшего ввысь после недолгого скольжения над водой. Внизу кружили рыбы. Мириады их косяками мчались кудато; гораздо реже он ощущал там, в темном холоде глубин, присутствие неторопливых громадин, вероятно китов.
Часть пятая
День встречи
1
В предместье Хаба, во дворе большой гостиницы, Андор только что сбыл большую дорожную карету. Она честно служила своим хозяевам, но за время пользования сильно поизносилась – например, лишилась пары причудливых фонарей. Последние несколько дней Рэп с тревогой прислушивался ко все усиливающимся потрескиваниям одной из рессор. Фавн не преминул сообщить об этом Андору, и тот мог бы в свою очередь предупредить покупателя о трещине, но не сделал этого.
Освободившись от отслужившей свой срок кареты, Андор купил другую, значительно меньших размеров, но зато более пышную. Именно в таком экипаже пристало ездить по улицам Хаба высокородной даме.
– Неплохо бы украсить двери кареты краснегарским гербом, – жизнерадостно заметил он.
Еще не перевалило и за полдень, но казалось, наступил вечер. Гатмор возился на крыше новой кареты, увязывая надежными морскими узлами багаж путешественников. Рэп знакомился с серыми лошадками, которых выбрал только что и нарек Туманкой и Дымком. Животные остались этим очень довольны.
Кэйд маялась под зонтиком. В сыром воздухе ее волосы распрямились и висели неопрятными сосульками.
2
Вдоль каждого тракта Империи на определенном расстоянии друг от друга находились почтовокурьерские станции, каждая под собственным номером. Нумерация, естественно, начиналась от столицы. Поэтому, отправляя письмо сенатору Ипоксагу, Инос просто указала, что просит встретить ее на почтовой станции первого южного тракта. То, что дорога окончится станцией номер один, сомнений не вызывало, но куда двигаться дальше по городу, разыскивая дом сенатора, Инос не представляла, и встреча на станции, казалось ей, решала все проблемы. Единственно, чего не учла Иносолан, так это гигантских размеров самой станции.
Отправив вперед со специальным курьером письмо, Азак заметно снизил темп движения. Конечно, послание к сенатору будет доставлено без промедления, но все же не стоило гнаться за курьером и привлекать к себе внимание. Вчера ночью на постоялом дворе джиннов разбудили солдаты, вызванные бдительным хозяином. Но документы, состряпанные эльфами, снова выручили путников. Однако Инос все еще продолжала ждать разоблачения фальшивки. И дождалась… в сумеречный полдень на конечной станции южного тракта.
Дорога уперлась в скопление строений, больше напоминавшее небольшой городок, хоть и называлось оно почтовой станцией. Правда, в этом местечке соединялись три тракта: южный, восточный и питмотский. Кроме того, здесь имперская почта начинала и кончала свой бег по дорогам Империи. Здесь состоятельные путешественники оставляли почтовых лошадей вместе с каретами, меняя их на юркие и легкие городские двуколки или, наоборот, пересаживаясь в дорожные кареты, отбывающие в дальние края; лошади сдавались внаем как упряжками, так и поодиночке, для всадников; кроме того, желающие могли нанять на время поездки кучеров, форейторов и проводников, если желали. Административные павильоны, гостиничные строения, конюшни, дворы, паддоки кишели народом. Везде суетились посыльные, курьеры, носильщики, конюхи и конечно же карманники. Лошадей было вряд ли меньше, чем людей. Люди переговаривались, перекрикивались, лошади ржали и храпели, колеса карет и экипажей грохотали и плюхали по лужам, копыта цокали по мостовой, а башмаки чавкали по раскисшей грязи, создавая жуткую какофонию звуков, к которым добавлялся неумолкающий шелест дождя. Не только строения, но и сам воздух станции пропитался густым ароматом конского пота. И везде мелькали солдатские каски и мундиры.
Инос и не предполагала, что встретиться с кемто, кого она не знала и кто не знал ее лично, окажется так затруднительно. Два последних дня она лелеяла мечту о сердечной встрече с вельможейродственником, пусть очень дальним, надеясь на его гостеприимство, а главное, на отдых в более комфортабельных условиях, чем за полгода сумасшедшего путешествия. Безусловно, сенатор откликнулся на ее письмо и приехал за ней или послал когонибудь вместо себя, но Инос не представляла, как они отыщут друг друга. В послании она не осмелилась упомянуть, что путешествует в обществе четырех джиннов.
Сдав лошадей и карету, Азак получил деньги, и все пятеро вышли из конторы под дождь. Свирепо насупившись, но упорно храня молчание, Азак предоставил действовать Инос, однако она не знала, что делать, кроме как ждать. Минуты ползли мимо, лил дождь, а девушка осматривалась и спрашивала себя, куда же им в конце концов двинуться. Но эту проблему за них решили легионеры. Лошади и путешественники недолго мельтешили вокруг, внезапно поблизости от джиннов никого не осталось и со всех сторон в образовавшийся вакуум, как волчья стая на жертву, полезли солдаты, сверкая обнаженными мечами. Круг сомкнулся.
3
У Кэйд была манера изображать легкомысленную дурочку. Эйгейз переняла этот стиль, но в результате получилась гротескная пародия на герцогиню. Она болтала без умолку, хихикая и сюсюкая, но, будучи дочерью сенатора, сама решала, когда кривляться, а когда быть серьезной. Одногоединственного взгляда на беднягу Чара, избитого и окровавленного, хватило, чтобы от мягкости не осталось и следа. Глянув на свой эскорт, Эйгейз с деланным безразличием холодно произнесла:
– Тиффи, дорогой, сделай чтонибудь.
– Господин… – с лучезарной улыбкой подступил Тиффи к трибуну.
Вот когда все влияние имперской аристократии приготовилось обрушиться на этого несчастного заслуженного офицера. Чтобы срочно исправить положение, трибун спешно реквизировал карету и на свежей упряжке лично помчался со своей жертвой в лучший военный госпиталь в Хабе, да не один, а со свидетелем, Варруном, имея строгий приказ лично Эйгейз доложить о выполнении, причем непременно до захода солнца, иначе его карьера будет погублена.
Стойкость аристократки была безгранична. Когда Инос представила гиганта варвара как своего мужа, султана Азака из Алакарны, Эйгейз мило улыбнулась, даже глазом не моргнув, и протянула руку для поцелуя. Азак изысканно поблагодарил ее за честь, но извинился за то, что не может себе позволить дотронуться до благородной леди, так как слишком запачкан дорожной пылью.
4
Мама урезала ежедневную норму лекарства Шандн. Хуже того, она нашла запасную бутылку, которую мальчик прятал за комодом. Церемония едва началась, а он уже ощутил пробуждение царапучих кошек. Шанди дрожал как в лихорадке и с трудом сохранял неподвижность. А с потом, стекавшим по его лицу, он ничего не мог поделать. Чтобы не думать о лекарстве, принц пытался сконцентрироваться на происходящем.
Король Краснегара основательно заплыл жиром, к тому же одна нога его была в гипсе. Ему приходилось управляться и с тогой, и с костылем; пожалуй, даже по отдельности этот увалень не справился бы ни с тем, ни с другим. Шанди с презрением взирал на короля Краснегара.
В любом случае это неправильно, что импы становятся королями, – так рассуждал Шанди. Импы – это импы и должны соблюдать верность присяге императору. Королей могли иметь кто угодно, хоть гномы, хоть людоеды или им подобные – кто именно, он еще не решил, – но не импы. Утешало лишь то, что, в сущности, этот король был всегонавсего герцогом и он просто выказывал дань уважения Кинвэйла регенту, никаких недоразумений. Вот выглядел этот тип очень забавно, особенно когда двум герольдам пришлось под руки опускать его на пол, чтобы тот смог встать на колени, не растеряв ни тогу, ни костыль, и устроить поудобнее ногу в гипсе.
Этому горекоролю даже свою речь понадобилось читать по бумажке. Отвратительно! А язык у него во рту ворочался так плохо, что все слова сливались в сплошное «бубубу».
Если это король Краснегара, то Краснегар – ничтожная страна. О придворных манерах толстяк и слыхом не слыхал. Консулу Гумайзу пришлось шептать толстяку на ухо, что тому делать дальше и какие слова говорить.
5
– Вот так и прошел мой день, – закончил рассказ сенатор Ипоксаг. – Нет… Есть еще коечто. Герцога, повидимому, хватил апоплексический удар. Врачи в тревоге…
– О Боги! – заломила свои толстые руки Эйгейз.
– Очень жаль слышать такое, – произнесла Инос. – Бурные политические моря – не его стихия. Ему бы удить рыбу в собственном маленьком прудике и оставаться в мире со всем миром.
– Верно подмечено! – согласился сенатор.
Для своего возраста это был хорошо сохранившийся мужчина, живой и подвижный. Единственное, что в нем казалось необычным, так это маленькие усики – редкость среди импов. Не отличаясь высоким ростом, сенатор излучал удивительную силу.