Эта книга — вторая в цикле «Огнедева». У ладожского воеводы Домагостя было три дочери, одна лучше другой — красивые, умные, получившие по наследству от матери и бабки мудрость древних волхвов. И вот однажды в Ладогу приехал полянин Белотур, воевода и родственник киевского князя Аскольда, желая сосватать для того невесту — чтобы и собой хороша, и родом знатна, а главное, чтобы принесла правителю полян родственный союз с волховской знатью. Старшую дочь Домагостя не отпустили ладожане, младшая еще не выросла, и выбор пал на среднюю дочь — Дивляну. Совсем не этого ждала она, уже почти обрученная с Вольгой, единственным сыном и наследником псковского князя. Но ей выпала совершенно особенная судьба. Дивляна наделена благословением Огнедевы — богини солнца, и волхвы говорят, что она избрана, чтобы изменить судьбу родного племени. И вот Дивляна в сопровождении Белотура и своего брата Велема пускается в дальнюю дорогу — с берегов Волхова на берега среднего Днепра, в земли племени полян. Ей предстояло проделать тот путь, который позднее будет широко известен под названием «путь из варяг в греки», но сейчас еще только складывается.

Должна предупредить читателя: это не та Древняя Русь, образ которой мы знаем с детства — «с златоглавыми церквами, теремами да садами». Церквей и теремов в IX веке еще не было, не было сарафанов, лаптей, а также множества вещей, которые являются для нас приметами былинной и сказочной Руси. Даже самого названия Русь тогда не существовало: русами называли скандинавских викингов-разбойников, и Киев пока не стал столицей и матерью городов, а был довольно маленьким городком вдали от самых оживленных на тот момент торговых путей, и весь его расцвет ожидал впереди. Та знакомая всем Русь, от которой «Русью пахнет», — образ по большей части сказочный. Но ведь удаленность от нас на тысячу и более лет сама по себе не делает эпоху сказкой. Она остается жизнью, и я пытаюсь воссоздать жизненно достоверную картину.

[1]

Даже если для этого приходится жертвовать элементами в литературном плане выигрышными, но исторически невозможными.

Сама летопись, уж на что, казалось бы, уважаемый источник, и та часто оказывается скорее литературным произведением, чем подлинным свидетельством исторических событий. И возникает парадокс — чем больше изучаешь догосударственную эпоху восточных славян, тем в большую растерянность приходишь. Оказывается, все было совсем не так, как написано в летописях, просто не могло быть! Например, князь Олег. В «Повести временных лет» сказано:

Все бы хорошо, но к какому Смоленску он пришел, если Смоленска-то не было? Современный город Смоленск существует никак не ранее чем с первой половины XI века. Во времена князя Олега, то есть в конце IX века, в окрестностях нынешнего Смоленска существовало довольно много поселений, в основном сел, но, может быть, и одно укрепленное — на реке Свинке, примерно в 16 километрах от современного Смоленска. Может быть, речь шла о нем? Но тогда неправда то, что Олег «принял власть» и «посадил своего мужа» (то есть посадника, какого-то из своих представителей). Почему? Потому что, по данным археологии, до самой середины X века округой будущего Смоленска управляла знать, выросшая на местном корне и жившая независимо от Киева. В 950-х годах разразилась война, постройки сгорели в пожаре и были засыпаны землей, местная знать улеглась в особый тип курганов, и только после этого в культурном слое появились вещи, принадлежащие южной дружинной культуре, — то есть только после 950-х годов в районе Смоленска утвердилась власть Киева, причем в результате настоящей войны. И командовала в этой войне, судя по датам, вероятно, княгиня Ольга с сыном Святославом, но уж никак не Олег, исчезнувший с исторической сцены лет за сорок до того. Конечно, попасть с Волхова на Днепр он едва ли смог бы, минуя его верховья, но насчет «принял власть» — это летописец слегка опередил события. Лет на семьдесят…

890 год, осень

Дивляна вышла на опушку, глянула вперед… и вдруг вскрикнула от испуга, невольно шагнула назад, лихорадочно цепляясь за мокрые ветки, чтобы не упасть. Потрясенная, она не могла оторвать взгляд от неожиданного зрелища — и не верила своим глазам.

За рощей, из которой она вышла, на берегу безвестной мелкой речки, лежала довольно широкая луговина. На луговине вытянулись две длинные насыпи — шагов по сорок каждая, с неровными склонами и разбросанными по всей поверхности серыми валунами. Еще сквозь ветки, подходя, Дивляна заметила, что вся луговина усеяна большими белыми пятнами. И теперь поняла, что это не просто пятна — это дети. На мокрой траве покатых склонов тут и там лежали маленькие фигурки — малыши и подростки, лет от трех до пятнадцати, общим числом голов двадцать. Одетые только в белые рубашки, они напоминали стаю лебедей с лебедятами, присевших отдохнуть… заснувших… подстреленных!

Никто не шевелился, и поначалу Дивляне, оцепеневшей от ужаса, показалось, что все они мертвы. Понимая, что надо бы бежать отсюда со всех ног, она, будто против воли, под воздействием невидимой внешней силы, сделала один шаг по влажной траве, потом другой, выпустив из пальцев спасительные ветки опушки…