Происходило это в американском штате Техас, в живописнейшей местности. По железной дороге, связывавшей Техас с другим штатом, Луизианой, мчался поезд. Уже наступил июль; стояла невыносимая жара. Вагоны очень плохо проветривались и пассажиры изнемогали от духоты, к тому же пассажиров было так много, что в третьем классе яблоку негде было упасть. Никому не было дела до восхитительных видов за окнами. Только две пассажирки первого класса, молодая женщина и девочка с жадным любопытством всматривались в прелестные, стремительно сменявшие друг друга пейзажи. Изящная, красивая молодая дама была в полном трауре; пятилетняя девочка, очевидно, ее дочь — в простом, но изящном батистовом платьице с широким черным поясом и в широкополой соломенной черной шляпе. Черные шелковые чулки плотно облегали ее стройные ножки, лакированные черные туфли с бантиками довершали наряд. Кожа у девочки была необыкновенно нежной, щечки — румяными, длинные черные ресницы оттеняли темно-синие глаза; густыеволосы, золотистые, как спелая рожь, ниспадали пышными волнами до самого пояса.

Мать подняла траурную креповую вуаль, и при этом движении из-под ее черной шляпы выбились белокурые, с тем же золотистым отливом, что у дочери, локоны. Вид у нее был страшно утомленный и нездоровый; заплаканные глаза заметно подпухли, на щеках горел лихорадочный румянец, лицо осунулось, рот с сухими, искусанными губами чуть приоткрылся. Было ясно, что молодая женщина невыносимо страдает.

Девочка, глядевшая в окно, время от времени поворачивала румяное личико к матери и, прижимаясь к ней, шепотом спрашивала:

— У тебя еще болит головка?

— Немного, душенька, — отвечала мать, ласково проводя рукой по ее густым волосам.

Мадам Жозен была креолкой полуфранцузской-полуиспанской крови. Резкая в движениях, мускулистая, мадам была некрасива: большие черные глаза навыкате, нос клювом, узкие губы (когда она молчала, они казались обрывком красной ниточки). Однако она умела придать своему лицу привлекательное выражение, возводя, будто с мольбой, глаза к небу. Надо сказать, мадам довольно часто прибегала к этой уловке. Глядя в такую минуту на ее кроткие бархатистые глаза, никто бы не поверил, что характер у мадам прескверный. Впрочем, хватало одного взгляда на нижнюю часть лица — вас тут же охватывало чувство отвращения к старой креолке.

У мадам Жозен были две слабости: она очень любила негодяя сына и страстно желала, чтобы все знакомые хорошо отзывались о ней. Тому, что она упорно старалась составить себе репутацию уважаемой женщины, удивляться не стоит. Ведь на ее долю выпало много испытаний.

Когда она была молода, ей предрекали завидную будущность. Как же иначе? Она была единственной дочерью зажиточного местного булочника по фамилии Бержеро. В наследство от родителей ей досталось большое состояние. Выйдя за дурного, но смекалистого человека, увлеченного политикой, мадам Жозен в первый год замужества была довольно счастлива и все мечтала поскорее зажить как знатная дама. Увы, мечты ее не сбылись — у мужа оказался бешеный нрав. У них начались ссоры. И как-то в гневе муж столкнул ее с лестницы. Мадам Жозен сломала ногу и навсегда осталась калекой. Вскоре на нее обрушилось другое горе — мужа уличили в тяжких преступлениях и приговорили к пожизненному заключению. Через какое-то время он умер в тюрьме, оставив жену и маленького сына нищими. Ей пришлось работать ради куска хлеба. Из важной дамы она превратилась в прачку. Но стирала она тонкое белье и поэтому смогла снять приличную квартиру на окраине Нового Орлеана.

Как же горевала бедная вдова! Легко ли было мириться с таким положением? Муж окончил свои дни преступником, от состояния ничего не осталось, сама она, состарившаяся, хромая поденщица, нередко голодала целыми днями. А тут еще неприятности за неприятностями из-за Эраста, который, по-видимому, унаследовал от отца только пороки и считался в городском училище первым негодяем; товарищи и соседи старались держаться от него подальше. Из-за сына мадам пришлось переезжать — все дальше и дальше от районов, где жили зажиточные люди. И наконец она очутилась в беднейшем предместье — Грэтне.

Мадам Жозен занимала одноэтажный домик, где имелось всего две просторные комнаты и каморка, служившая кухней. Вход был прямо с улицы — в дом вели две ступеньки перед дверью, выкрашенной зеленой краской.