Братья по оружию или Возвращение из крестовых походов

Джемс Джордж Рейнсфорд

Возвращение рыцарей домой из Святой земли не принесло успокоения. Война продолжается,заставляя идти друг против друга бывших собратьев по оружию. Английский король Генрих II враждует со своими сыновьями,один из которых – будущий король Ричард Львиное Сердце.

Нравы французского двора во время правления безумного короля Карла VI и Изабеллы Баварской – сюжет последней повести «Король шутов».

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА I

Семь столетий тому назад, в одно прекрасное майское утро, группа путешественников медленно поднималась на Овернскую гору Мон-Дор с южной стороны. Дорога вела через лес, раскинувшийся у подножия воры, и взорам путников то представлялись, то вдруг снова скрывались из виду голубые вершины елей, освещенные ярким солнцем. Иногда, там, где деревья расступались, образуя просеку, можно было увидеть самые отдаленности, вплоть до поворота к Ашье. Дорога то убегала вверх, открывая взорам долины, холмы и равнины, то погружалась в глубочайшие ущелья, где посреди обломков базальта, отторгнутых от скал, возвышающихся со всех сторон, лишь редкий солнечный луч, пробившийся сквозь густую листву, да чистая лазурь неба над головами путешественников напоминали о лете, которому нет места в этом краю вечных теней. Вид гор был восхитителен, и группа всадников удачно вписывалась в ландшафт, придавая ему своеобразную законченность: нарушив привычное спокойствие этой горной страны, люди своим присутствием оживили ее, пусть всего лишь на краткий миг.

Впереди, шагах в ста от остальных, на сильной лошади ехал оруженосец. Это был смуглый человек, высокий и бодрый. Черные и быстрые глаза его пристально всматривались в окрестности, стараясь не пропустить ни одного предмета. На нем были стальные латы и шлем, меч и кинжал – у пояса; но несовершенство форм и грубая отделка оружия указывали на различие между ним и рыцарями, за ним следовавшими. Оба рыцаря были молоды, а вооружение и одежда доказывали их знатное происхождение: на шее у каждого было по большому кресту и по пальмовой ветви – на шляпе.

Тот, что ехал справа, был буквально увешан оружием с золотой насечкою, исключая разве что голову да руки. Отсутствие латной перчатки и нарукавника позволяло разглядеть рукава фуфайки, род шелкового полукафтанья, и лосиные перчатки, покрывавшие его руки. На голове вместо шлема была черная шляпа, заканчивающаяся длинной кистью, доходившей почти до спины лошади. У него была прекрасная фигура; в выражении лица – благородство и достоинство, смешанные с оттенком меланхолии. Мужчина был силен и статен, но вооружение, покрывавшее его с головы до пят, не позволяло более точно определить его пропорции. Орлиный профиль и черты лица представляли, казалось, собрание внезапных и сильных страстей – предположение, которому противоречило меланхолическое спокойствие его больших темных глаз. Черный, как Германский агат, жеребец, на котором ехал рыцарь, казался не столь силен, как другой, которого вел позади оруженосец, но все же был в состоянии выдержать всадника, вооруженного подобным образом.

Второй крестоносец – ибо крест и пальмовая ветвь указывали на то, что они возвращаются из Святой земли – был полным контрастом первому. Это был человек лет двадцати пяти, с правильными чертами лица: высоким благородным лбом, волевым подбородком, большими серыми глазами, опушенными длинными ресницами, и пухлым насмешливым ртом. Казалось, этим широко распахнутым светлым глазам как нельзя более соответствовало бы выражение нежной истомы, но нет, взгляд его был серьезен и проницателен в противоположность губам, раскрывавшимся только для шуток и смеха. Костюм рыцаря был изящен для того времени. На голове – зеленая бархатная шапочка. Кольчуга из стальных звеньев, падающих одно на другое, отполированных, как кристаллы, и сверкающих в лучах солнца, как алмазы, надежно закрывала плечи и грудь. Под нее, чтобы кольца не натирали шею, была поддета тонкая шелковая рубашка. Наброшенная сверху зеленая суконная епанча с вышитым на плече красным крестом указывала на то, кем он был – французским крестоносцем.

Арабская лошадь, на которой он ехал, была белой, как снег, легкой, как ветер. Глядя на нее, с трудом можно было поверить, что это грациозное, нежное животное в состоянии нести на себе столь высокого и тяжело вооруженного воина. Но гордость, с которой она вскидывала голову, и неистребимый огонь, пылавший и глазах ее, доказывали силу и горячность неистощимую. Позади каждого рыцаря щитоносец вел боевого коня, дальше следовали пажи, которые везли разное оружие своих господ, за ними несколько арабов вели лошадей. И вся кавалькада завершалась небольшим числом стрелков. Можно было заметить, что первому рыцарю принадлежит значительно больше людей, нежели второму.

ГЛАВА II

Тщетно граф Овернский старался рассмотреть дно пропасти, чтобы найти своего друга: густой кустарник, покрывавший берег, представлял непреодолимое препятствие. Однако Гуго де Бар, оруженосец, возглавлявший процессию, спрыгнул с лошади и стал осторожно опускаться в ров. Но тут из бездны донесся громкий голос:

– Стой на месте, остановись! Не спускайся ниже! Камни, на которые ступит твоя нога, оторвутся и убьют нас.

– Кто это говорит? – закричал граф Овернский.

– Пустынник Нотр-Дамской Мондорской капеллы, – отвечал тот же голос. – И если вы друзья этого рыцаря, то в тысяче шагах отсюда найдете тропинку, которая и приведет вас в ров. Если же вы его недруги, вынудившие его на столь опасный прыжок, то не смейте преследовать, ибо он находится у подножия креста.

Вняв совету странника, граф Овернский отправился назад и вскоре нашел тропинку, о которой тот говорил. Ступая по ней, граф быстро достиг дна оврага, где и увидел группу людей, мужчин и женщин: одни были на лошадях; другие, спешившись, толпились возле арабской лошади де Кюсси, не раненной, а только чуть-чуть исцарапанной и дрожащей после падения. Несколько поодаль стоял, переминаясь с ноги на ногу, испанский жеребец, которого держал под уздцы старый конюх.

ГЛАВА III

Сменим теперь декорации, оставив горам их уединение, и перенесемся в мир более живой и прозаический, но все еще хранящий в себе сельские идиллию и тишину.

Узкие окна древнего Компьенского замка одной стороной выходили на лес с заливным лугом перед ним, а другой – к берегам Уазы. Хотя Компьен и считался городом, это не лишало его сельского очарования. Его несколько примитивная архитектура радовала глаз своим разнообразием, а обложенные мхом соломенные крыши домов не были так же холодны и одинаковы, как нынешние сланцевые и черепичные; и взор разглядывающий эти причудливые произведения искусства, находил в них живописную неправильность природы.

Под узким окном в одной из просторных комнат старинного замка сидела прелестная пара, наслаждавшаяся, судя по всему, минутами первой любви. Они одни составляли друг для друга целый мир. Молодая прекрасная женщина лет двадцати, с белокурыми локонами, падавшими на плечи, опираясь склоненной головой на руку, задумчиво смотрела на расстилавшийся за окном ландшафт, хотя мысли ее были, несомненно, прикованы к сидящему рядом мужчине, держащему в своих ладонях ее другую руку.

Ее собеседник – красивый мужчина лет тридцати двух, с орлиным носом и прекрасными и выразительными голубыми глазами. Некоторый недостаток черт его лица – близко посаженные глаза – не портил общего впечатления, а, наоборот, придавал достоинство и мужественность его облику. Огонь, которым блистал его взор, выражал живость и проницательность ума, видящего одновременно как сами опасности, так и средства их избежать.

Весь его вид выражал доброту, спокойствие и достоинство, но не в ущерб мужественности и отваге, а простая, зеленого цвета, охотничья одежда подчеркивала правильность и красоту его фигуры гораздо более, нежели царская мантия. Это был Филипп-Август.

ГЛАВА IV

В другой части Оверна, не в той, где мы оставили наших рыцарей с их свитой, проезжал человек, одетый весьма странно. Его костюм, который, правда, нельзя было бы назвать абсолютно шутовским, был так же пестр, как кафтан арлекина. На нем были шелковые панталоны огненного цвета и суконное верхнее платье лазоревых тонов, не достававшее до колен и стянутое в талии желтым кожаным поясом. На голову была нахлобучена черная шапка. Он восседал на серой крупной кобыле в позе нелепой и постыдной для мужчины в те времена.

Фигура этого человека никак не согласовывалась с его странным нарядом, и, если уж говорить об образце силы и бодрости, не много можно было найти мужчин с таким же крепким мускулистым телом, как у него. Лицо его тоже было весьма примечательно: очень длинный нос с таким гибким хрящом, что когда он делал внезапные движения, желая придать своему лицу еще больше безобразия, его нос отвратительно путешествовал направо и налево. Большие серые глаза, сопровождавшие движения носа, никогда не были обращены на одни предмет: они всегда смотрели в разные стороны, словно ненавидели друг друга. Подбородок был покрыт густой черной бородой, а ужасный толстогубый рот с рядом белых и длинных, как у волка, зубов, напоминал темную бездну, когда он зевал.

Какое-то время он ехал очень спокойно, но вскоре заметил, что его подстерегают человек двадцать стрелков: те, спрятавшись за кустарником шагах в пятистах от него, затаились в ожидании поживы. И одного взгляда на них было бы достаточно, чтобы определить род их занятий: они зарабатывали на жизнь грабежами на больших дорогах.

Наш путешественник, хотя и понял цель мародеров, все же но отступил и продолжал ехать вперед. Первое, чем он решил их отвлечь, было последовательно повернуть нос направо и налево, но видя, что это не произвело нужного впечатления и что один из стрелков в него целится, он прижал голову к седлу и задрал ноги вверх. Так он и продолжал свой путь. Как ни проста подобная демонстрация проворства и силы, но в те времена считалось, что человек, способный проделать такое, находится в тесной связи с сатаною. Или же сам сатана…

– Демон! – вскричал испуганный стрелок и бросил стрелу. Другие последовали его примеру. Но был один, не столь суеверный, который сказал:

ГЛАВА V

Пустынник сдержал свое слово: через пару дней Кюсси, хотя боль и напоминала ему об ужасном падении, все же мог держаться в седле и считал себя в состоянии владеть оружием. Вечером прибыла в капеллу странная особа, описанная нами в предыдущей главе. Де Кюсси привычно не обращал внимания на злой нрав и дикие выходки этого дуралея, который всегда старался вредить другим, даже не извлекая отсюда для себя никакой пользы.

Когда-то он был шутом, сопровождавшим второй крестовый поход в Святую землю, где был взят в плен и выкуплен де Кюсси. Галон – так его звали – был одарен чрезвычайной силой и в совершенстве владел оружием.

Он явился к своему господину, и рыцарь приказал ему отчитаться, как было выполнено возложенное на него поручение.

– Моя поездка не имела успеха, – ответил шут. – Ваш дядя умер.

– Умер!.. Как? Он умер? Когда? Где?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА I

Воздав последние почести своему отцу, Тибольд, граф Овернский, стал собираться в обратный путь – у него еще оставались дела в Париже. Поручив управление имением своему дяде, он покинул Вик-ле-Конт с многочисленной свитой. По пути он смог наконец исполнить свое давнее намерение заехать в Дижон, где с прискорбием узнал, что Галон говорил правду: Филипп действительно завладел всеми землями графа Танкервильского.

Но была и другая причина заглянуть в этот славный город. О Дижонском соборе в последнее время носилось столько слухов, причем, слухов абсолютно противоречивых, что и любой на месте Тибольда захотел бы лично удостовериться, какие из них более соответствуют истине.

В полночь он был. разбужен звоном колоколов. Встав, Тибольд наскоро завернулся в плащ, надвинул на глаза шляпу и, выйдя на улицу, смешался с толпой. Вместе со всеми он вошел в собор, где было собранно в эту ночь все духовенство. Начали петь meserere, по окончании которого легат объявил, что отныне во Франции запрещены все обряды, приказал запереть церковные двери, а иконы и кресты покрыть занавесами. Было запрещено венчать, хоронить и отправлять все церковные празднества до тех пор, пока Филипп не откажется от Агнессы и не вызовет свою законную жену Ингельборгу. И в заключение было произнесено проклятие Филиппу.

– Да будет проклят в городах, селах и на дорогах, как в этой, так и в будущей жизни! И будут прокляты его дети, его стада и поместья! Да не назовет никто его своим братом и да не дарует ему дружеского поцелуя! Ни один священник да не молится за него! Да избегают его все люди в продолжение жизни и да будет лишен он надежды и утешения на смертном одре! Да останется он без погребения и солнце убелит его кости! Да будет проклят он в этом и будущем мире, и во веки веков!

Все молящиеся вместе с духовенством хором произнесли: аминь.

ГЛАВА II

Возвратимся теперь к Артуру. Он был сыном Готфрида из династии Плантагенетов, старшего брата Иоанна Безземельного. Нам трудно без долгих отступлений объяснить, почему английские бароны предпочли самозванца законному наследнику. Достаточно сказать, что Иоанн царствовал в Англии и владел многими землями во Франции: Нормандией, Пуату, Анжу. Своему племяннику он оставил только Бретань, да и то лишь потому, что земля эта принадлежала его матери.

Артура возмущало собственное бесправие. Негодуя, он наблюдал, как его милый дядюшка распоряжается чужим добром. Воспитанный при французском дворе, он не переставал умолять Филиппа, на руках которого умер его отец, о помощи в восстановлении законных прав. Но недостаток в средствах, равно как и боязнь прогневить влиятельнейших баронов, поддерживающих

самозванца, мешали Филиппу выполнить просьбу Артура. И вот наконец представился случай, давно ожидаемый монархом.

Преданный ежедневным распутствам, Иоанн, увидев однажды Изабеллу Ангулемскую, невесту Гюга ле Брюна Люцина, графа Ламаншского, приказал ее похитить. Бароны, возмущенные такой дерзостью, прибегли к защите Филиппа, требуя наказать этого сластолюбца за оскорбление. Многие из них открыто взбунтовались против Английского короля, и, переметнувшись на сторону Артура, готовы были признать его своим законным государем. Артур привил их предложение и обратился к Филиппу с просьбой дать ему кавалерию. Французский король, хотя и предвидел все трудности этого опасного предприятия, все же не мог не воспользоваться случаем и с готовностью согласился на просьбы молодого принца. Артура возвели в звание рыцаря. Церемония была великолепна. По окончании ее Филипп произнес речь:

– Храбрые рыцари и благородные бароны Анжу и Пуату! Согласившись избавить вас от тиранства самозванца, присвоившего себе власть, даю вам законного государя. Любите его так, как любите собственного сына. Будьте ему верны. Артур – ваш законный государь: он сын Готфрида, старшего брата Иоанна, и власть принадлежит ему по праву. Итак, я, Филипп, французский король, стоящий надо всеми вами, приказываю воздать должные почести вашему государю и повелителю.

ГЛАВА III

После отъезда из замка графа дю Монта де Кюсси предался грустным размышлениям. Бесчисленные вопросы, на которые он тщетно пытался ответить, роились в его мозгу. Когда он снова увидит Изидору? Но забудет ли она его? Будет ли верна ему всю жизнь? А если она и сохранит для него свое сердце – что тогда? Эти его раздумья были прерваны приходом пустынника. Де Кюсси чрезвычайно обрадовался неожиданному визиту человека, которого он не без основания считал своим спасителем, бросился навстречу и, подав руку, помог подняться по лестнице.

– Милости прошу, святой отец! – пригласил он. – По какому случаю вы посетили мое жилище. Мимоходом ли заглянули сюда, или собираетесь погостить у меня несколько дней?

– Я пришел удостовериться, живы ли вы, – отвечал старец, – и не пресекло ли какое-нибудь новое безрассудство нить вашей жизни.

– Нет, пока нет, – рассмеялся рыцарь. – И я чрезвычайно счастлив, что вижу вас у себя. Я тотчас же прикажу подать завтрак.

– Спасибо, – поблагодарил отшельник, – пусть мне принесут салат и чашу воды.

ГЛАВА IV

В одну из ветреных мрачных ночей по тропинке, пролегающей через Сен-Манденский лес, шел человек плотного сложения, завернутый в длинную епанчу. Его сопровождал мальчик, освещавший дорогу факелом, который от сильного ветра в любую минуту готов был погаснуть.

– Не сбились ли мы с пути? – испуганно спрашивал толстяк. – Помоги господи, я не хотел бы погибнуть в этом лесу.

– Не беспокойтесь, сир, – отвечал мальчик. – Я знаю дорогу так хорошо, что, и закрыв глаза, проведу вас.

– Ладно, коль так. И все-таки мне жутко. Я не люблю ночной лес дьявол силен во мраке. А кроме того, есть и другие опасности.

Говоря это, он налетел и темноте на пень, лежавший поперек дороги. Он споткнулся и упал бы, если бы не ухватился вовремя за плечо мальчика.

ГЛАВА V

Погожим сентябрьским утром по прекрасной Турской равнине шествовала торжественная процессия. Это был отряд рыцарей, разодетых со всем великолепием. Их костюмы из дорогих тканей были вышиты золотом; щиты, шлемы и латы с золотой чеканкой сверкали в лучах восходящего солнца. Они представляли собой живописную группу. Впереди всех на лихом скакуне выступал сам Артур. Справа от него ехал де Кюсси, сопровождаемый пажами и оруженосцами, а слева – Савари де Молеон, знаменитый рыцарь и славный трубадур. За ними следовали рыцари, не столь именитые: одни были друзьями или вассалами Савари де Молеона; другие же, недовольные королем Иоанном, пришли в отряд с целью отстаивать законные права его племянника. Их скакуны были надежно защищены непроницаемой броней, а длинные копья могли отразить любое, даже самое жестокое, нападение. И замыкал это шествие отряд наемников, облеченных в новые доспехи. На их лошадях были только железные нагрудники. Да и сами кавалеристы были оснащены значительно хуже, чем те, которые ехали впереди. Все их снаряжение – латы, щиты и шлемы – было легким и ненадежным, но зато позволяло метко целиться и стрелять. Это была самая подвижная и, пожалуй, самая полезная часть войска. И возглавлял ее Жоделль, давний приятель, а теперь еще и начальник этих новоиспеченных солдат. Рядом с Жоделлем ехал Гуго де Бар, крепко сжимая в ладонях знамя сира де Кюсси. Галон-простак, сменивший свою любимицу кобылицу на вороного коня, гарцевал вдоль рядов, гримасничая и забавляя разными прибаутками столь разношерстную публику. Но никто, пожалуй, не веселился больше и не обращался ласковее с шутом, чем Жоделль.

– Эй! – подозвал де Кюсси одного из своих оруженосцев. – Прикажи Жоделлю, чтобы он со своими всадниками проверил вон тот угол леса. Мне показалось, что что-то сверкнуло в той стороне. И сам отправляйся с ними.

Приказание было выполнено, и через несколько минут отряд возвратился с донесением, что конница неприятеля движется тихо вдоль леса и приближается к ним. Блеск же, замеченный де Кюсси, отражается от бесчисленных копий, которыми вооружены солдаты. Одних рыцарей в этом отряде человек сто, а вместе с оруженосцами, солдатами и прочими число людей доходит, пожалуй, и до шестисот.

– Шлем и копье! – приказал де Кюсси. – Вам, Савари де Молеон, поручаю заботу о принце, а сам я вместе с наемниками подожду этих господ. Надеюсь на ваше благоразумие: вы ведь не вздумаете выступить против такой армады – слишком уж силы у нас неравны. К тому же, мы не имеем права подвергать жизнь принца опасности.

– Ни в коем случае! – ответил Савари де Молеон. – И все-таки, я бы остался с вами.