Чего никак не удается достигнуть цивилизации — это обеспечить людей достаточным количеством работы. В каменном веке человек, судя по всему, не сидел сложа руки. Когда он не был занят поисками своего обеда, поеданием своего обеда, или послеобеденным сном, он с помощью палицы усердно очищал окрестности от лиц, которые, с его точки зрения, являлись чужеземным элементом. Здоровый человек палеолитической эры презирал бы Кобдена

[1]

не меньше, чем сам мистер Чемберлен. К нашествию чужеземцев он относился отнюдь не безропотно. Мысленному взору он представляется как личность, пусть не слишком интеллектуальная, но до того деятельная, что это трудно даже вообразить в наши упадочные времена. То он сидит на дереве и кидает оттуда кокосовые орехи в своего врага, то он уже на земле и швыряется камнями и вывороченными пнями. Поскольку черепа у обеих сторон были достаточно крепкие, спор поневоле становился затяжным и ожесточенным. А некоторые обороты речи, которые ныне потеряли всякое значение, в то время имели весьма конкретный смысл.

Когда, например, политический деятель палеолитической эры заявлял, что «раздавил своего критика», он тем самым давал понять, что ему удалось сбросить на него дерево или тонну земли. Когда говорилось, что некий просвещенный представитель первобытного общества «уничтожил своего оппонента», то родственники и друзья «оппонента» больше уже им не интересовались. Имелось в виду, что он уничтожен в полном смысле этого слова. Незначительные частицы его можно было иногда разыскать, но большая часть оказывалась в безнадежно разрозненном состоянии. Если сторонники некоего Пещерного Жителя сообщали, что их лидер «припер к стенке своего соперника», это не было пустым хвастовством перед скучающей аудиторией из шестнадцати друзей и одного газетного репортера. Это означало, что он мог теперь ухватить своего соперника за ноги и таскать его по пещере, в результате каковой операции от него оставалось, так сказать, мокрое место.

Бывало, что иной Пещерный Житель, обнаружив, что в его районе урожай орехов год от года становится меньше, решал эмигрировать. Даже в те далекие времена политики не всегда рассуждали логично. И, таким образом, роли менялись. Защитник отечества сам становился чужеземным элементом и осуществлял «демпинг» своей собственной персоны там, где в нем вовсе не нуждались. В древности очарование политических споров таилось в их простоте. Ребенок и тот мог бы разобраться в каждом пункте. Даже у самых рьяных последователей палеолитического государственного человека не могло быть и тени сомнения в смысле того, что он хотел сказать. По окончании диспута того, кто считал, что моральная победа осталась за ним, небрежно сметали в сторонку или же аккуратно хоронили тут же на месте, в зависимости от вкуса победителя. Что же касается дискуссии, то она на этом заканчивалась до той поры, пока не подрастет следующее поколение.

Все это, возможно, действовало на нервы, но зато помогало коротать время. Цивилизация породила целый слой общества, у которого нет иного занятия, кроме развлечений. Для молодежи играть и развлекаться — естественно: молодой дикарь забавляется как умеет, котенок играет, жеребенок скачет, овечка резвится. Но человек — единственное животное, которое играет, прыгает и резвится после того, как достигнет солидного возраста. Если бы мы встретили на улице весело подскакивающего пожилого бородатого козла, ведущего себя подобно козленку на лужайке, мы бы решили, что он спятил. А между тем мы собираемся тысячными толпами, чтобы посмотреть, как пожилые леди и джентльмены прыгают за мячом, извиваются в самых странных телодвижениях, мчатся сломя голову и падают друг на друга. И в награду за это мы им преподносим щетки в серебряных оправах и зонтики с золочеными ручками.